и налитое сам держу в руке.
«Ушли любовные страдания…»
Ушли любовные страдания,
затихли все былые песни,
теперь устройство мироздания
мне стало много интересней.
«Им недолго жить в сиропе…»
Им недолго жить в сиропе
и кичиться знанием:
призрак бродит по Европе
под зелёным знаменем.
«О будущем не строю я прозрения…»
О будущем не строю я прозрения,
картину сочинил бы я неверную,
а к нынешнему дню, кроме презрения,
я чувствую любовь неимоверную.
«И зла в достатке, и добра…»
И зла в достатке, и добра
в письме и в речи устной;
но жаль, серьёза до хера,
а мир смешной и грустный.
«Никто б из нас не стал поэтом…»
Никто б из нас не стал поэтом
или создателем офортов,
а рождены мы все – декретом
о запрещении абортов.
«Жить растущей хвори вопреки…»
Жить растущей хвори вопреки,
как бы годы ни были суровы,
могут и умеют старики.
Это ценят будущие вдовы.
«В эпоху чёрного паскудства…»
В эпоху чёрного паскудства
и торжества болотной мрази —
беспечность, лень и безрассудство
спасают нас от липкой грязи.
«Когда я сидел под тюремным замком…»
Когда я сидел под тюремным замком
за то, что ходил я по краю,
с народом я был очень тесно знаком.
И мало ему доверяю.
«День ушёл, как не было его…»
День ушёл, как не было его.
Я успел сегодня очень мало.
Нового узнал я ничего,
старое меня не занимало.
«Идут за поколеньем поколение…»
Идут за поколеньем поколение,
испытывают радости труда,
выносят унижение, растление
и тихо уплывают в никуда.
«У всякой жизни главный враг…»
У всякой жизни главный враг —
уполномоченный дурак.
«Злодеев идейных сегодня полно…»
Злодеев идейных сегодня полно
повсюду – куда ни взгляни,
и льётся не только из уст их гавно,
ещё и убийцы они.
«Всё, что выпало нам на веку…»
Всё, что выпало нам на веку,
не взыскуя доподлинной точности,
уложить я пытался в строку,
запирая на рифму для прочности.
«Скудость, мелюзга и шелупонь…»
Скудость, мелюзга и шелупонь,
полные в душе карьерной страсти,
очень создают большую вонь,
если добираются до власти.
«Предвестие, понятное не сразу…»