Собачья площадка
Назревала ссора не только среди хозяев, но и среди их питомцев.
– Хозяева, естественно, будут приписаны к своим псам, – как о само собой разумеющемся доложил Бубнов.
Ничего не понявшие в дипломатических хитросплетениях собаки вразброд одобрили постановление лаем.
– А для меня это не естественно, мы с Модестом никогда последними не были и не будем. И если хотите, у карликового пуделя одни из самых острых зубов, – возмутился гигант и начал успокаивать пса, пискляво заливающегося от возмущения.
Недовольный ропот и лай усиливались... Собравшимся, честно говоря, было плевать на бредни оратора о структуре собачьего войска. Просто хозяева не могли пережить такого пренебрежения к любимцам, тем более многие на себе испытали их возможности.
Бубнов только сейчас заметил свою непростительную ошибку.
Большая половина присутствующих склонилась в три погибели, успокаивая четвероногих друзей, не желавших быть ни резервными, ни вспомогательными. К тому же хозяева разделяли их недовольство. А он-то целый день в библиотеке просидел, выписки делал... Цезарь. Брут. Тьфу.
Бубнов искренне обиделся.
Что он несет? Какой резерв? Ольга Максимовна молила Бога, чтобы подполковник не начал излагать свою знаменитую теорию, как это однажды случилось с ней, когда их вместе застукал дождь на троллейбусной остановке.
– Что он несет? – так и спросила она у Погера. – Он с вами согласовал?
– Не имел ни малейшего понятия, драгоценная Ольга Максимовна. Будет бунт.
Продавщица Маша, та, которая стала последней каплей, воспринимала все более здраво. Она жила за кольцевой. Или там воздух здоровее? Или у неё мозги устроены не как у городских, но громадье планов этих людей прежде всего напугало. Она не хотела, чтобы ей и её собакой кто-то двигал в общей массе.
Зато Хорек увидел в этом полустихийном движении масс серьезную угрозу. Пока они размазывают сопли со схемами, ещё ничего, но ведь люди очнутся, и что тогда? Тогда они разобьются на тройки и пары, устроят дежурства, и прости-прощай подъезд, уютное место под трубами, вообще прощай пустырь...
– Нет ре-зе-рву, нет ре-зе-рву, – начали дружно скандировать владельцы мелочовки.
Возмущение, охватившее большую часть толпы, было настолько искренним, что Погеру стало дурно.
– Да сделайте же что-нибудь...
Ольга Максимовна искала глазами в толпе народа спасителя Валеру. К его мнению всегда прислушивались. Признанный авторитет.
– Не допустим дискриминации, – неистово орал Хорек из задних рядов, стараясь внести как можно больше хаоса. Он бы и в милицию позвонил. Приехали и не разобравшись разогнали за милую душу как несанкционированных. Второй раз вряд ли соберутся.
– Даешь основной состав, – кричал качок. – У меня собаку потравили чернозадые. Но были и другие мнения...
– Вот вам, выкусите, – голосил, подняв характерно согнутую в локте руку со сжатыми в кулак пальцами, хилый мужичонка с огромным гавкающим сенбернаром. – Правильно сказал военный, нечего под ногами путаться... Нас в авангард, остальных в обоз.
Ответом послужил одобрительный гул владельцев крупных собак и солидный лай их питомцев.
Паноптикум, Кунсткамера, подумал адвокат, сумасшедшее поколение. Надо было что-то предпринимать, иначе... Что иначе? Вслух же сказал Ольге Максимовне совсем другое.
– Ну кто просил этого болвана разделять собравшихся по собачьим признакам. Милитарист какой-то. Мало ему бока намяли, вероятно, ещё и голову застудил в холодной воде. Вроде начал неплохо, а куда занесло. Другим теперь исправлять.
Ольга Максимовна отчаянно жестикулировала Валерию, но тот или не замечал её призыва выступить, или не хотел. Господи, хоть бы этот с мастифом появился. Она искала и не могла найти Иванова. Он стоял, отступив на несколько метров от основной массы. Ждал, когда созреет момент. Главное, правильно оценить ситуацию. Нет ничего хуже недожаренного, недоваренного, недошедшего до кондиции.
Несколько здравомыслящих ушли по-английски. Адвокат заметил их афронт. Ушла от греха подальше и Маша, с которой все началось.
– Господа, прошу тишины, – взялся Погер, решившись наконец выступить.
Однако крики и лай не прекращались.
Бубнов стоял густо-красный и беспомощно разводил руками. У него случился спазм в горле. Не со страху. От нервов.
И тут произошло то, что по логике вещей должно было произойти неминуемо и давно.
Иванов под общий гвалт и неразбериху, возникшую между собаками и хозяевами, выбрался к столу и терпеливо ждал, когда улягутся страсти. Его мастиф сделал два раза «гаф-гаф», и тишина повисла над собранием.
– Я вот что хочу вам сказать, господа-товарищи. Еще недавно сам был «безлошадным», и все вы меня презирали... Ну, не презирали, а просто не замечали. Тем не менее я наравне с вами подвергал свою жизнь опасности, идя домой со станции. Может, чуть больше. Хотя карликовый пинчер или болонка весьма ненадежная защита. Моя жена делает крюк на работу, едет троллейбусом, чтобы только не наткнуться на пьяных бомжей, патлатую шпану или бездомных собак с территории госпиталя. Этому надо положить конец. И мы это сделаем. Мы пометим нашу территорию. И в этом нам помогут... Угадайте кто? Правильно. Это не развлечение. Не игра в войну. Мы объявим настоящую войну всей грязи, что пытается ворваться в нашу жизнь. Вы знаете, о чем я говорю. Когда взрывались дома в Москве и других городах, разве смогли официальные власти что-то противопоставить террористам? Нет. Но когда люди сами встали на свою защиту, ситуация изменилась...
Он готовился к речи несколько дней. Практически все время, как узнал о собрании. Предвидел нечто подобное произошедшему и бил наверняка, когда все будут сыты демагогией и беспочвенными фантазиями. Беззастенчиво передергивал с террористами и опасностью, исходящей отовсюду, но люди устали. Устали смотреть телевизор с катастрофами, скандалами недели. А он... Он вселял надежду. Маленький – и никто не замечал роста, визгливый – и никто не замечал голоса, наглый лгун – а никто не хотел знать правды.
А он хотел, чтобы сейчас его видел Вадик!
– Пусть те, кто по каким-то причинам не хочет или не может принять участие в нашей организации, скажут это сейчас. Никто не собирается удерживать силой, и отказ никак не отразится на их дальнейшем пребывании в НАШЕМ доме. Пусть поступают, как велит совесть. Но дисциплина будет железная. Подполковник – человек военный, знает, что без порядка может родиться только беспорядок. А кому из нас нужен беспорядок в собственном доме?
Он говорил общеизвестные истины. Не кричал. Но было так тихо, что рокотавший за кольцевой гром, который не слышали во время перепалки, стал теперь очевиден. Грозы не избежать. Но и тут Иванов не оплошал. Не было у него ни шестого чувства, ни третьего глаза; поднялся резкий порывистый ветер, защелкали пружинные замки японских зонтов; народ пришел в волнение.
– Дождя не будет, – повысил голос Николай, и все послушно перестали дергаться.
Действительно, гроза, собиравшаяся с полудня, прошла стороной.
– А теперь выбирайте актив, – предложил он, и народ как бы очнулся. Опять защелкали замки, теперь уже складываемых зонтов.
Плохо дело, подумал Хорек.
Классный мужик, подумали некоторые женщины, и Ольга Максимовна была в их числе.
Поживем – увидим – это самые осторожные.
М-да... Не на того я ставил, – впервые усомнился в своем выборе адвокат относительно Валерия.
Валерий ничего не думал. У него дома лежал Геркулес. И вообще все осточертело. Захотелось как следует врезать. Да пропади оно пропадом лидерство. Пускай сами своих занюханных дворняг лечат. Он на шинах вполне зарабатывает. Отвернулись? Подумаешь. Геркулеса завалил...
Ну что ж, буду у него начальником штаба, решил подполковник и, внезапно обретя голос, предложил:
– А чего выбирать, ты и председательствуй, а мы поможем. Верно говорю?
Бабком, представители которого составляли процентов тридцать, и присоединившиеся женщины одобрительно загудели в его поддержку.
– Господа, давайте прекратим споры, – предложил Погер, хотя никто уже не спорил, просто старая адвокатская привычка с последним словом защиты. – В конце концов, как правильно заметил предыдущий оратор, у нас одна цель. Эта цель – покой и порядок. Давайте объединим наши усилия на их выполнение. График составьте сами. С учетом.
– А деньги за взятку? Ее ж не взяли...
– Можно вернуть, кто хочет, а можно как первый взнос в общественный фонд. Будем помогать малоимущим собаководам.
– И здесь объегорили... – весело крикнул кто-то, но явно без сожаления к деньгам, а из озорства.
Ольга Максимовна, как член инициативной группы, стояла рядом и вполуха слушала Соломона. Она не участвовала в дебатах, так как её кастрат все равно, кроме обоза, никуда не годился. Женщина с интересом разглядывала то Иванова, то застывшего у его ног Зверя.
А что? Такие лбы, как у Николая, не говорят о недостатке ума. Для сравнения она посмотрела на лоб Бубнова и убедилась в правильности своего вывода. По узкому, скошенному вперед челу подполковника, ставшему от волнения одного цвета с носом, текли обильные ручьи пота. Он не промокал их то ли по причине чрезмерной возбужденности, то ли из-за отсутствия платка.
– Семен Семенович, наденьте шапочку, вы весь мокрый, простудитесь, – посоветовала она и вновь перевела взгляд на Иванова. – Хорошая пара.
Бубнов провел шапочкой по мокрому лбу и натянул её на редеющий затылок. Затем развернулся к Ольге Максимовне, чтобы поблагодарить за заботу, но, перехватив её взгляд на Иванова, не стал этого делать. Иванов ему не нравился ещё с тех пор, когда был жив Альберт. Однажды последний вместе с хозяином получили от Николая разнос за то, что шпиц расслабился в лифте.
Как же он тогда склонял нас и всех собачников, а сейчас к активу поближе держится. А ведь месяца ещё не прошло с того дня. Конечно, собака у него что надо, но сам-то, ревниво рассуждал подполковник, неужели такая умная женщина не видит, какой перед ней перевертыш. Ну а если не видит, то я должен предупредить её. Конечно, не по-мужски, но кто не изменяет своим принципам в наше время.
А Погер тем временем расписывал прелести будущей жизни, когда в их дворе хулиганы станут примерными молодыми людьми, обнаглевшие представители кавказской национальности – почтительны и вежливы, а дурно пахнувшие бомжи вымоются и пойдут трудиться, принося пользу обществу. И все это станет возможным благодаря им, присутствующим здесь.
– Повторяю, наши патрули – это реальная и, что немаловажно, абсолютно законно созданная сила, – закончил адвокат выступление.
– Предлагаю установить и дневные дежурства, чтобы земля горела под ногами.
Надо дать возможность пошуметь массам перед окончательным расходом по домам, справедливо мелькнуло в голове Иванова, и массы ещё долго бороздили пустырь вдоль и поперек. Заходили группами в самые дальние уголки, о существовании которых раньше и не подозревали. Словом, смелы были не только в речах, но и вообще необычайно. Качок наконец получил возможность рассказать свою грустную историю. Слушали, ахали, возмущались. Каждый представлял своего любимца околевшим.
Бубнова почти одновременно попросили отойти две пожилые женщины и Сардор. Подполковник подошел сначала к женщинам.
– Семен Семенович, я понимаю, что, может, мы не вовремя, ещё не прошло и сорока дней со дня гибели вашего Альберта, – начала одна из них, – но мы хотели бы подарить вам щенка. Моя Лорочка принесла трех очаровательных спаниельчиков. Двух девочек и мальчика.
– Пусть это поможет перенести боль утраты, – пожелала вторая, – мы вам его принесем, как чуть окрепнет.
Огромное чувство благодарности охватило подполковника.
– Спасибо, – только и смог выдавить он из себя и удалился, стесняясь своей минутной слабости, напрочь забыв про Сардора.
После смерти жены его сегодня первый раз пожалели...
Узбек нагнал его уже около дома.
– Семеныч, да на тебе лица нет. Что с тобой? – спросил Сардор, искренне обеспокоенный состоянием товарища.
– Эх, Рахимыч, – отрешенно махнул рукой Бубнов, а через минуту спросил: – Принес?
– Обижаешь, как договаривались, – ответил приятель, доставая из внутреннего кармана запечатанную бутылку водки.
Спустя полчаса, когда подполковника отпустило, закусывающий Сардор обратился с наболевшим к товарищу:
– Скажи, Семеныч, вот вы сегодня там про кавказцев говорили. А как думаешь, нас заодно в сортире не начнут мочить?
– Да ты что, я у нас второй, после Погера и Иванова, сам же видел. Будь спок, слово офицера.
– Хотелось бы верить, – вздохнула рядышком жена Сардора и отвернулась.
Она не выносила пьянок. Но сегодня можно по двум причинам: первая ясна – собрание, а вторая... У мужа на работе сперли хороший кус баранины. Говорит, считал порядочным какого-то Василия. Где он там порядочных нашел? Наталья порядочная? Б... порядочная, вот она кто.
«Милосердием называется такая добродетель, благодаря которой любовь, питаемая нами к самим себе, переносится на других, не связанных с нами узами родства или дружбы», – прочитал Погер перед сном.
А гроза таки разразилась, да ещё какая!
Но потом.
Ночью.
Глава 31
– Начальник штаба? – не узнав голос Бубнова по телефону спросил он. Бубнов на том конце провода стоял голый у тумбочки, поджимая то одну, то другую ногу, как цапля на болоте, а под ним уже натекла лужица воды. Его вытащили из ванной.
– Так точно, товарищ маршал, – пошутил Бубнов.
– Давайте без шуток. Я предупреждал Валерия не ходить в подвал и не давать деньги. Ничего, кроме унижения, не поимели. Теперь слушайте. Вчера ночью у...
– Сто тридцать вторая квартира...
– У жильца нашего дома из сто тридцать второй умерла собака.
– Не боксер ли? – спросил на том конце Бубнов, знавший всех породистых собак и их хозяев.
– Боксер. Умер от отравления.
– Съел что-нибудь. У него хозяин, я вам скажу, больше за мускулатурой следит, а собака, как беспризорная, бегает по помойкам, хоть бы хны, уж сколько говорили...
– Прекратите, – оборвал Николай Бубнова, и на том конце Семен Семенович даже вздрогнул. – Собаку отравили кавказцы. Одного хозяин заметил. Что мог делать экспедитор в десять вечера на пустыре? Грибы собирать? Так что берите в руки вашу тетрадочку и через десять минут у меня. Квартиру знаете? Мы должны их остановить. Решительно и бесповоротно. Вы человек военный и знаете наверняка, полумерами не обойдешься, и растопыренной ладошкой только аплодисменты получаются, а нам нужен кулак. Демонстрация силы.
– Точно так.
– Ну и ладненько... Сейчас будет. Обзвоним крупняк и осмотрим пустырь.
В армии Иванов не служил, но читал о ней много, а потом ведь, как все невежественные люди считают себя беспристрастными и справедливыми, тайно полагал себя докой.
Подполковник был у Иванова ровно через девять с половиной минут. Тут же его представили собаке. Это друг. Зверь понюхал ботинки подполковника, уловил слабый ещё запах собаки и успокоился – свой. Они открыли тетрадь, куда каллиграфическим почерком Ольга Максимовна занесла имена хозяев, клички и породы собак, номера квартир и домашние телефоны.
После короткого совещания отобрали шесть кандидатур и две запасные.
– Как вчера прошло первое патрулирование? – спросил Иванов у начальника штаба.
– Без происшествий.
– Как, совсем без ничего? – удивился Иванов.
– Господа, давайте что-то делать... – не терпелось качку.
На него никто не обратил внимания.
– Ну почему же. У магазина разняли драку. Драчунов сдали в милицию прямо на руки наряда, у одного из наших сотовый был. Сами и вызвали.
– Сотовый – это хорошо. Надо подумать. Деньги остались собранные? А не купить ли нам ещё парочку для экстренной связи?
– Дело, – одобрил отставник и подумал с досадой, как это он, связист, сам не догадался. Вот ведь почему не двигали его выше по служебной лестнице – рвения нет к службе.
– Господа... – заныл качок.
И они принялись звонить.
В первую облаву нарядили двух доберманш, дога, кавказца, немца, московскую сторожевую и сенбернара. Хотели бультерьера, но жена сказала, Сардор выгуливает. Иванов выходил со Зверем. Команда получалась более чем внушительная. Если в дореволюционной русской армии считали штыки, в Первой Конной сабли, в сороковых мехкорпуса, а в современности боеголовки, то здесь надо было подсчитывать клыки. Клыков хватало с избытком.
Собрались на пятачке у дома. Иванов предоставил слово начальнику штаба, и тот вкратце рассказал историю качка из сто тридцать второй. Присутствующие с жалостью посмотрели на бывшего хозяина собаки, и тут владелец двух доберманш, Зирбы-раз и Зирбы-два, сообщил, что в их подъезде сдохла дворняжка у пенсионерки. Сдохла при аналогичных обстоятельствах. Бабка, правда, ветеринара не вызывала, не по карману, но симптомы отравления налицо. Вчера гуляла поздно вечером. После десяти.
Все сходилось. Народ помрачнел и преисполнился ненависти.
Они вышли на угол пустыря между кооперативным офицерским домом и своим. Перед глазами открылась унылая панорама: всхолмленное пространство с островками почти непролазных кустов, остатками нескольких аллей, идущих в неизвестность, и котлован с недостроенным фундаментом бассейна. С юга панораму запирали гаражи вдоль железнодорожной насыпи, с севера и востока границей стала МКАД. Таким образом, чувствуя за спиной твердыню дома-корабля, они как бы блокировали предполагаемого неприятеля в естественном мешке. Контролировали его горловину.
– Надо занять господствующую высоту и провести рекогносцировку, – как военный, предложил Бубнов.
Так и сделали.
Забрались на холм.
– А откуда здесь эти курганы? – спросил запыхавшийся Иванов.
– Это не курганы. Это мусор.
– Как – мусор? – не понял он.
– Очень просто. Здесь раньше свалка была. Потом что-то вычерпали, что-то засыпали песком от фундамента бассейна, поставили наш дом. Так что под нами не черепа и кости монгольских завоевателей, а самое что ни на есть дерьмо.
И все-таки отсюда сверху пустырь впечатлял. Настоящее поле боя. Не Бородино, конечно, но похоже. По настроению. Они вдохнули влажный воздух весны, и у многих закружилась голова. От влажной земли поднимался пар. Не хотелось думать о том, что лежит под дерном.
– Чосер. Битва при Айзенкуре. Год одна тысяча четыреста пятнадцатый.
Николай покосился на «умника». Он не хотел делить лавры победы ни с каким Чосером.
– Там тоже использовали собак. А что, их использовали в Англии вплоть до семнадцатого века, – извинился за свою осведомленность «умник».
Подполковник расчехлил полевой бинокль и осматривал лежащее перед ним пространство. В поле зрения попала бежевая «Лада». До неё было метров семьсот. Может, больше, может, меньше, – бывший эмвэдэшник полевые офицерские занятия прогуливал. Но то, что хозяин машины кавказец, сомнений не вызывало. Он курил, облокотясь о капот.
– Взгляните, – предложил бинокль Иванову отставник.
Остальные уважительно следили за всеми действиями избранного начальства. То, с каким видом Бубнов делился оптическим устройством, вселяло надежду, что два полководца предусмотрят все.
– Он, – согласился Иванов. – Интересно, кого ждет?
– Так это... Как – кого? Аккурат рядом с тропкой. Вон вьется к окружной, а с той стороны ещё метров сто—сто пятьдесят и поселок. Продавщица там живет. Маша, – объяснил подполковник.
– Друзья! Товарищи! Подождите...
На холм вскарабкался Сардор. Лицо его взмокло, а дыхание с хрипом вырывалось из груди. Зато бультерьерша была в прекрасной форме.
– Я с вами... Жена сказала, подполковник звонил, нужна собака...
– Становитесь в строй, – бросил небрежно Иванов, и Сардор подчинился беспрекословно, а главное, встал с того фланга, как полагается, хотя в армии не служил.
– Тренинг все прошли? На человека тренинг все прошли? – спросил нетерпеливо Иванов.
– Мои прошли, – с гордостью доложил владелец доберманш.
– Давно, но ведь они не забывают? – сказала виновато владелица немца. – А мы что, преступника будем ловить? Надо в милицию позвонить...
– Преступника, преступника. Для чего он тут, спрашивается, на тропинке? Они уже один раз Машу подстерегли. А милиция? Что милиция... Нам предъявить нечего. Захотел и стоит. Земля общая.
Собравшиеся задумались.
– Да что вы смотрите, спускайте собак. Кругом – ни души. Или хотите, чтобы и ваши собаки околели?! – заорал качок. – Я сейчас сам пойду и размажу его по капоту...
Качок, полный решимости перевести слова в действие, поднял увесистый дрын, но Николай остановил его криком:
– Любезный, вы же не идиот. А если у него оружие? Нож, например. И потом, собаки есть собаки. В крайнем случае можно сослаться на то, что он их дразнил. Ничего. Пусть слегка потреплют.
– Может, разведать сначала? – все ещё не решался подполковник, хотя у него-то собаки не было.
– Внезапность, – авторитетно поднял палец Иванов.
Собаки не понимали, зачем их хозяева стоят, смотрят на пустырь и обсуждают что-то, не спускают их с поводков, не снимают жестких намордников, не дают порезвиться, сбегать по нужде.
– Все согласны?
– Давайте, братцы... – заныл качок.
– Что здесь происходит? – спросила Ольга Максимовна, появившись на холме в самый ответственный момент.
Пятью минутами раньше она заметила цепочку людей с собаками, выходящих на пустырь. Вел их Иванов с мастифом впереди. Несомненный лидер, решила Ольга Максимовна и так дернула своего бассета за поводок, что тот с перепугу чуть не обделался. И вот они здесь...
Бассет с интересом разглядывал людей и собак. Глаза его выражали изумление и тот же вопрос.
– Дражайшая Ольга Максимовна, уйдите отсюда, пожалуйста, и уберите собаку, это вам видеть не надо, – взял её под локоток подполковник.
– Да что происходит-то? Кого травите?
– Зайца.
– С черной задницей, – добавил качок, все ещё сжимающий в руках дрын.
Хозяева отстегнули намордники, и псы заволновались. Быстро осознали, что их готовят к чему-то более серьезному, чем игра со сдутым, давно прокушенным мячом. Да и настроение хозяев, которых тоже настиг азарт, смешанный с гневом, передается куда быстрее гриппа. Шерсть на кавказце встала дыбом, немка так натянула поводок, что пожилая хозяйка еле стояла на ногах. Команды своим питомцам отдавались доморощенные, от «куси» до вполне профессиональных: «фас», «взять».
И гон на ничего не подозревающего человека начался.
Аслан стоял здесь уже час. Ему сказали время, когда продавщица пойдет сначала через МКАД, потом по тропинке вдоль гаражей и наконец свернет \ на пустырь. Инструкции исчерпывающие, и ничего трудного он в этом поручении не находил. Предложить молчать, будет ерепениться, проинформировать, что станет с её домом за кольцевой. И все. И больше ничего. Упаси бог трогать или бить.
Он заметил вдалеке на холме скопление людей с собаками, но никак не отнес их появление там на свой счет. Стоят и стоят. Им бы прогуливать, а они стоят... Аслан наблюдал за ними потому, что больше ничего интересного вокруг не происходило. Такую природу терпеть не мог. Другое дело – горы. Простор. Полет. Жизнь.
Потом люди наклонились над собаками. Молятся, что ли, подумал Аслан и ошибся. Собаки вдруг сорвались с места и понеслись вниз с холма. Им предстояло пересечь полоску кустов. За кустами начинался котлован. Его нужно было огибать справа или слева, не будут же собаки прыгать вниз, а потом карабкаться наверх. Интересно, куда они бегут?
Качок не выдержал первым. Он бросился вслед за собаками точно по следу. Дрын из рук не выпускал. Затем вдруг взыграло ретивое у спокойного бассета. Поводок выскольнул из рук Ольги Максимовны. Но куда угнаться за свирепыми псами, которые получили приказы от хозяев. Это не тренинг. Это настоящее. Теперь они могли доказать человеку-богу, человеку-другу, человеку-кормильцу, что едят-грызут свои кости, чавкают фарш и «геркулес», хрустят «Чаппи» не просто так, не для удовольствия или поддержания веса и формы. Они – бойцы, они – сторожа, они – телохранители.
Стая поделилась надвое. Одни, во главе с мастифом, обходили котлован слева, а две доберманши и сенбернар – справа. На противоположной стороне снова слились воедино. Возникла небольшая заминка. Сенбернар тяпнул за ляжку московскую сторожевую. Назревал скандал. Но тут вмешался мастиф, разъединив своим мощным телом оба полюса злобы. Собаки словно очнулись и понеслись к цели...
Только тут, мысленно вычертив в голове маршрут движения собак, Аслан понял, что конечной точкой является он, и никто другой. Никого другого на пустыре не видно. Собак спустили на него. Аслан дернул ближайшую к себе дверь и, уже когда дергал, с тоской вспомнил, что поставил её на внутренний блокиратор. Оставалось акробатическим прыжком перекинуть тело через капот автомобиля, сделав упор на руку. Перекатиться в крайнем случае...