Она. Уткнись и поплачь, мой хороший.
Он. Ага, а потом ты расхохочешься, вытрешь об меня ноги и уйдешь…
Она. И уйду к своему архитектору, я сейчас с ним живу, он богатый и преуспевающий, высокий, широкоплечий, красивый и атлетически славно сложён. В теннис играет – загляденье, бабы проходу не дают! А уж как траха…
Он. Вы женаты?
Она. Зачем? Кстати, где твой телефон, мне нужно ему позвонить.
Он. Отключен временно.
Она. У тебя что, туго с финансами?
Он. Туго.
Она. Да не дуйся ты за архитектора, я же с тобой рядом.
Он. Я не дуюсь, я тобой любуюсь. Серьезно. Я скучал по тебе.
Она. Я знаю.
Он (и яростно, и отчаянно). Ни черта ты не знаешь! Я все время мысленно говорил с тобой, спорил, советовался… Я всё забросил, от меня все отвернулись, я замуровал себя в этих стенах! Я многое понял, я… я так люблю тебя (отворачивается, утирая слезы)!
Она. Это нервное, это временно, это пройдет. Я знала одного алкоголика, так он жил так, будто наступил Конец Света, как будто будущего совсем не существует, а есть един бесконечно длящийся момент – Конец Света. Это даже похлеще ада! Весь больной, ходил как привидение, но зато какой умный!
Он. И что с ним стало?
Она. Не знаю, я только освободила его от алкогольной зависимости.
Он. Каким образом?
Она. Долго рассказывать. Но я его не любила, я никого не любила так, как тебя.
Он. Перестань, ты вновь явилась почти через год, живешь с каким-то высокотрахательным архитектором и признаешься мне в африканской любви – это смешно!
Она. Но это правда (смеется)!
Он резко бросается к ней и хватает ее за горло. Она сначала сопротивляется, потом затихает. Он разжимает пальцы, бросается вон из комнаты.
Она (смотрясь в зеркальце). Синяки останутся. Ох уж мне эти шаловливые мужские ручонки, как тиски. (Смотрит на мольберт.) А эта, картина великолепна, как будто кто-то внутри нее живет (рассматривает содержимое пакетов). Краски, чай, макароны, яйца, хлеб, сигареты. Что еще нужно художнику? Ах да, утоление похоти (громко). Как ты справляешься с этим?
Явление третье
Он (появляясь). Сначала, было туго. Ты мне днями и ночами покоя не давала. Только ты! Как наваждение, как колдовство! Ты меня изнуряла!
Она. Онанизмом занимался?
Он. Занимался.
Она. Бедненький, какое унижение ты испытывал!
Он. Да нет, не в этом дело. (Возбужденно.) У меня озарение случилось! Была ночь, темно, вокруг стены, пол, потолок, окна зашторены, никого нет, и тут, как вспышка, чувствую и вижу, что нет никаких стен, нет крыши, пола, нет самой Земли, нет такой пещеры, такого убежища, где можно было бы спрятаться. Словно все пронизывается чьим-то взглядом! Сквозь бетон, сквозь сталь, сквозь свинец, сквозь толщи земли свободно проходит этот взгляд, мгновенно все взвешивая и оценивая… А я?.. Я словно завис в пространстве, в бесконечной пустоте – маленький кусочек плоти – со своим членом, зажатым в кулаке… Спрятался называется.
Она. Замечательно… и страшно.
Он. Да нет, хотя… страшновато поначалу.
Она. Это Оно к тебе приходило тогда.
Он. Кто?
Она. Одиночество мое.
Он. Подожди. Самое главное – я понял, что взгляд тот и его пронизывающие лучи – это и есть я, понимаешь? Если нет никаких преград, если ничего, кроме меня, не существует, то я и есть то бесконечное пространство, просвечивающее само себя…
Она. С членом в кулачке?
Он. Ну да. Но потом-то не только в этом положении, но и в работе, в мыслях, поступках…
Она. И когда ты меня душил…
Он. Извини. Вот я встаю перед тобой на колени (встает). Я же не смог тебя задушить.
Она. А я так надеялась!
Он (уткнувшись лицом в ее колени). Почему ты такая?
Она. Потому что полюбила тебя, но встретила не во время.
Он. Не во время любовь не бывает.
Она. Еще как бывает.
Он. Я хотел спросить… ты только не обижайся… Мне кажется… может быть, у тебя была какая-то травма, ну, психическая, сексуальная?
Она. Ты уже спрашивал. Конечно была, у всех они есть.
Он. Может быть, тебе стоит мне рассказать?
Она (смеясь). Психоанализ здесь не поможет.
Он. Ты мстишь мужчинам?
Она. Не знаю… вряд ли. И не борюсь, не соревнуюсь с ними, я не эмансипо… Я просто тебя полюбила.
Он. Ты все время говоришь: люблю тебя, но я как-то… не чувствую этого, ты произносишь это так обыденно.
Она. Мы же с тобой не малолетки. Понимаешь, в тебе есть нечто такое, чего нет у других, чего нет и у меня, но ты это не использовал, занимался не своим делом, поэтому я тебе и подарила его.