Останусь лучше там…

– Багажник откройте.

На мосту небольшая очередь. Десять часов утра. Двое из трех погранцов, проводив впередистоящую тачку, лениво подошли к распахнувшемуся окну будки-таможни – кто-то их позвал. Появился капитан. Кинул пару слов солдатам. За спиной хлопнул багажник моего такси. В тишину врезалась разухабистая мелодия вплотную подъехавшей сзади машины. Солдаты шли в нашу сторону. Все бы ничего, если бы за ними не двигался капитан. Офицер – парень молодой; его подводил взгляд: во взгляде читалась проблема, которую он не мог решить. Излишне напряжен. Осталось метров пять.

«Что-то тут…» – Я знаю это движение наизусть – слишком медленно! – пальцами правой руки капитан нервно расстегивал кобуру… Люк Бессон слепил бы из этой сцены очередной шедевральный кинокадр, я – спокойно открыл пассажирскую дверь.

* * *

– Что будешь делать? – спросил без предисловий Кум, капитан Ясенев, перешагнув порог карцера.

Башмак покашлял, поерзал, пострелял глазами так, для приличия.

– Кури, – опер протянул «Приму»… – Мне дисциплина нужна. Проверка скоро.

Пустые слова. Оба понимали, что к чему: без авторитета нет дисциплины, без правильных, пусть жестких, жестоких решений нет авторитета:

– Дай еще парочку про запас.

– Не положено, – капитан встал со шконаря, молча отдал Башмаку всю пачку, только начатую. – Чтоб ни-ни. – Взгляд-вопрос получил утвердительный взгляд-ответ. Затем – неизменный сухой кашель, означавший полный контроль над ситуацией. Кум вышел из камеры довольный разговором.

Через неделю что-то там случилось на промке, какая-то херня упала, соскочила, сорвалась – под каким-то шкворнем случайно оказался бедолага Балык – Федька Балыкин, вот ведь, чума! – год оставался мужику. Все было оформлено официально – производственная травма, не совместимая с жизнью. «Вот, чума! Не повезло».

* * *

Башмак, с трудом перенося тяготы калифорнийского морского зноя, частенько вспоминал покойничка Балыка и еще нескольких таких же простых каторжан-сидельцев, так – за здорово живешь, товарищ Вор, железной рукой укрепляющий дисциплину, равную пачке кумовской «Примы»! – отдавших свои пропащие жизни там, в лагере. Здесь же, на американском побережье, он приторговывал девочками – русскими, украинками. Отвечал, так сказать, за местный сегмент рынка. Получал «товар» и отправлял его дальше за территорию штата Флорида: работенка не пыльная, система работала по принципу конвейера – разные сборочные блоки не контактировали меж собой. Так бы и дальше.

Шеф позванивал, давал указания. Но сердце ёкнуло именно в этот раз. Екнуло и не отпускало всю дорогу – сначала в Россию, потом в Азию. Ощущение беды не отвязывалось – где, откуда? Кто бы знал, но!.. – слишком четко была выверена, отработана операция с золотом. Чересчур хорошие деньги она сулила, чрезмерно хорошие! Так думал Сергей Васильевич Башаров, в лагерную бытность Вор, на сегодняшний день Иван, пересекая таджикско-узбекскую границу в отбитом у боевиков «столыпине».

Секунда

Люк Бессон был бы разочарован: очередной шедевральный триллер под названием «Амударья в крови» закончился, не начавшись. В наручниках, под прицелом автоматчиков, меня сопроводили в местную каталажку, не объяснив причины задержания. В запасе оставался час. «Включенный» мозг напряженно искал выход – нет! – вычислял малейшую возможность изменить сложившуюся ситуацию.

Я сидел на бетонной лавке типичного совдеповского обезьянника с закованными спереди руками без возможности что-либо предпринять и попросить. Тоскливое осознание невыполненной работы вгоняло в безысходность. Тихо… Подошел к решетке, вслушиваясь, стараясь уловить звуки, долетавшие до моего склепа. Обзор ограничивался поворотами каменного мешка-коридора – влево-вправо по два метра. Тюрьма находилась обособленно от служебных помещений погранзаставы – их соединял переход метров в десять – успел отметить, когда заворачивали сюда с конвоем через бронированную дверь со двора.

Кажется, шаги! Я расстегнул ширинку брюк, вплотную прижавшись к прутьям.

* * *

Двадцать пять минут назад Секунда должен был дать сигнал о проходе границы. ЧП, однозначно! «Столыпин» полчаса как в тупике, якобы пропуская встречный. Остановка была задумана для последней передышки перед началом заключительной стадии операции, а также на всякий вездесущий, вечно вползающий в нашу земную жизнь всемогущий Случай. Вот и он!

Люди Шефа в составе боевого расчета прибывшего спецназа уже на пути к Термезу. Грузовик Федеральной службы безопасности подобрал их в трех километрах от места высадки с «золотого поезда». Все по плану, только нет известий от Секунды. «Ждем десять минут! Где ж твой мобильник, брат?!» – Из всех Ясеневских людей только Секунда знал точное расположение спрятанных ящиков с золотом, на него одного выписаны документы в обратную дорогу. Дублер у Секунды, конечно, был: официально, с предписанием, но он ожидал возвращения состава на таджикской стороне в кабинете капитана Чалого – физически невозможно состряпать бумаги на большее количество народу, к тому же часть которого нужно успеть проинструктировать с двойной, тройной возможностью исхода событий…

Подполковник Ясенев с нетерпеливым раздражением сверлил взглядом телефон: «Одна кнопка, черт возьми! Куда ж ты дел мобильник, брат?!»

* * *

Мой «включенный» мозг: «Задержание не связано с чем-то серьезным. Какая-нибудь мелочь, не более! Проколов не было, утечки – ноль. Иван? У него под ногами миллионы долларов – что ему до меня! Та-ак… Солдаты, конвоировавшие меня – срочники, это видно. Если идут они…» – В гулкий пол коридора уперлась тугая струя – я не отливал с самого утра. Шаги приближались. Кажется, он один! Не таясь, подбавил газку. Послышались незнакомые слова, понятные без перевода.

Руки в браслетах – внизу, держат «прибор», лбом я упирался в промежуток между прутьями, заманчиво так упирался… Появившись из-за угла, боец-срочник, ругаясь, развернул автомат прикладом вперед и, стараясь попасть в неширокое пространство, нанес мне удар в голову. Он не сразу понял, почему не может достать оружие – что-то заело: уклонившись от удара, я заблокировал приклад цепью наручников, резко дернул, схватил за цевьё и вновь рванул на себя. Мгновение – опешивший солдат увидел, что предохранитель уже снят и дуло акээма смотрит ему же между глаз:

– Ключи от камеры, чурка, быстро!

В ответ, заикаясь:

– Нэ-э-ту! Н-н-эту ключ!

* * *

«Та-ак… – Шеф, подполковник Ясенев, привык решать невыполнимые задачи. По первоначальному замыслу Секунда должен был припрятать оплаченный Иваном груз в приграничном с Афганом терминале на Амударье. Но Секунда молчит. – Что делать? Придется менять план. Меняем всё!»

5

Иван сидел в купе майора и нервно курил одну за другой. Остановка поезда – обычное дело, хоть и незапланированное, как утешал командир, – граница все-таки!.. Уверенность майора внушала какое-то доверие. Очевидно, тот знал о грузе, но не догадывался о его содержимом, зачем ему? Волшебная сила высокопоставленного Шефа не вызывала никаких сомнений, мутили-шмутили с Ясеневым не первый год, а что до заезда в тупик, так этого не ведал даже старый прожженный товарищ и компаньон Чалый, начальник пропускного пункта, запросивший остановку после прохода таджикско-узбекской границы, – куда уж тут. Значит, так надо.

Рассуждения командира «золотого состава» были понятны Ивану-Башмаку, его тревожило другое обстоятельство – они с Шефом злополучную стоянку, длящуюся уже сорок минут, не обговаривали. Однако понимал и обратную, закулисную сторону операции: если что-то идет не так, Ясенев в курсе и наверняка решает проблему. А думать о худшем – к чему? Бывший Вор и Узбекистан-то выбрал для пущей подстраховки – только она, страховка-то, вся в Термезе, блин. Поезд тронулся. Майора в купе не было.

Секунда

Держа таджикского вояку на прицеле, я рявкнул:

– От наручников! – Он протянул ключ от браслетов. – Зови начальника! Иди… Сюда его, чурка, сюда!

Вжался наизготовку между задней стеной камеры и шершаво-каменной шконкой-выступом: прицельным огнем они, ясное дело, меня завалят, но какое-то время продержусь, должен продержаться… Откуда пойдут – слева, справа? Уши вдруг заложило – взревела тревожная сирена. Куда ж без нее? Праздник начался, жаль салюта не видно. Я ждал.

Что-то долго. Где-то вдалеке, внутри погранзаставы шум, гвалт, крики! Да-а, они серьезно готовятся к атаке. По ходу, мирных переговоров не получится, на что втайне надеялся. Ситуация безвыходная: я собирался озвучить код доступа третьей категории, чтобы их начальство позвонило в Москву – убедилось, что взяли не того. Бред, конечно, – мог вспыхнуть шпионский скандал, но я бы хоть на виду был, а не валялся дохлым здесь, в помойке. Проверил обойму – полная.

* * *

Иван глянул в окно – медленно, метр за метром, поезд давал задний ход. Все понятно! – выезжаем из тупика на основной путь. Он глубоко вздохнул, выдохнул резко, с явным облегчением: «Наконец-то!» – До станции километров сорок, не больше. Там ждут.

Снова остановились: «Нормально, сейчас должны двинуть вперед. – Поезд гремел сцепками. Башмак достал пистолет, автоматически, по привычке проверил наличие патронов, щелкнул затвором, поставил на предохранитель. Во время стоянки опять пришлось вооружиться и занять оборонительные позиции в вагонах состава. – Надо будет вновь всё спрятать перед Термезом». – Крякнув, хлопнув рукой себя по колену, он встал, взялся за ручку двери, собираясь выйти в коридор.

Взрыв!

Слева, справа! Еще, еще!!!

Башмака выбросило в проход, заполненный фантастически яркой, фосфоресцирующей, смертельно ядовитой смесью, ослепившей, оглушившей его, убившей.

* * *

– Султан, что там у вас?

– Нападение на «столыпин», жертвы…

– Версия?

– Оружие. Нападавшие, видимо, взяли, что хотели. Состав уже тащим в Душанбе, капитан Спирин принял его у Чалого на границе. Одновременно в Термезе разоружили бригаду боевиков с транспортом, они ждали товар, который вез «столыпин». Проворные ребятки оказались, пришлось пострелять, есть раненые.

– Поезд?