Римская сага. В парфянском плену

Агава показала ей голову своего сына Пенфея и запела:

«Цветок этот, срезав в горах, посылаю
Добычу счастливую вам впереди!»

Корифейка:

«Ликуешь ты, вижу! Трофей очень свежий».

Агава:

«Его я поймала без всяких сетей
Смотрите, ведь это же львёнок…»

Корифейка:
«И что же?
В какой же глуши ты нашла свой трофей?»

Агава:

«То был Киферон!»

Корифейка:

«Киферон, ты сказала?
Какой Киферон?»

Агава:
«Он его и убил!»
Корифейка:

«Так чья же добыча, скажи мне сначала?
Кто первый ударил, а кто лишь добил?»

Агава:

«В горах совершила я подвиг для славы
Где только лишь боги да птицы живут!
Да, это мой подвиг, «счастливой Агавы» —
Меня здесь так все меж собою зовут».

В этот момент справа от сцены раздался какой-то шум, актёры занервничали, хор повернул головы в ту сторону и на сцене неожиданно появился грязный и взлохмаченный человек. Судя по одежде, это был парфянский воин. Ород тоже не сразу узнал его. Тот был в потрёпанной накидке, на складках темнели следы глубокой пыли, к тому же, на голове у него был странный шлем, не похожий на шлемы парфян или кочевников. Это шлем римского легата! И на сцене перед ними сейчас стоял Эксатр. Ород с трудом узнал его. Воин поднял над головой почерневшую голову и руку, после чего сделал страшное лицо и крикнул, грубо коверкая греческие слова актёра:

– Мой это подвиг! Я это сделал!

– Эксатр, что это такое? – не повышая голос, спросил Ород в полной тишине. Артаваз сидел рядом, открыв рот и хлопая глазами. Никто ничего не понимал. В зале повисла неловкая тишина. Ород повернул голову в сторону и заметил приближавшегося к нему Силлака. – Это что?! – грозно спросил он его.

– О, великий сатрап! – помощник визиря упал на колени и коснулся лбом холодных каменных плит. – Это голова твоего злейшего врага, Марка Красса. Все присутствующие сразу же притихли. Силлак испугался и вжался в пол, стараясь не дышать.

– Марка Красса? – тихо прошептал Артаваз. Его мысли лихорадочно закрутились вокруг тех событий, которые могли теперь произойти, но ничего угрожающего пока в них не было. Он рассчитал всё правильно.

– Красса? – повторил за ним Ород и расхохотался. – Красса? Ну и ну! – Он повернулся к сцене и сказал Эксатру: – Мне нравится такая сцена. Очень нравится. Артаваз, а тебе как? – спросил он съёжившегося рядом армянского царя. Тот с улыбкой закивал головой и захлопал в ладоши. Зрители одобрительно загудели, а Эксатр, бросив голову на сцену, спустился вниз.

– Дарю тебе талант серебра! – сказал Ород. Эксатр, не отличавшийся красноречием, стал на колени и коснулся лбом пола. – Идите, от вас слишком сильно воняет лошадьми, – махнул Ород. Силлак и Эксатр отошли назад. – Пусть продолжают, – сказал он Артавазу. Армянский царь сделал знак, и молодой актёр Ясон сразу же вошёл в роль. Натянув маску, он, не брезгуя, схватил зловонную, почерневшую от гнили голову за волосы и поднял её высоко вверх.

«Да, мой это подвиг! «Счастливой Агавы» —
Так все меня здесь меж собою зовут».

Корифейка продолжила:

«Точно одна ты была или всё же
Кто-то ещё был с тобою вдвоём?»

Агава:

«Нет, я не помню… Кадмовы, похоже
Были там тоже. Не помню потом…»

Корифейка:

«Ясно, Кадмовы. А дальше что было?»

Агава:

«Помню, мы с дочками были одни
Но это я его первой убила,
После меня лишь коснулись они.

Славной охота на зверя была
Счастья нам много она принесла!»

Кроме Орода и Артаваза, пожалуй, никто больше не слушал, что происходит на сцене. И не только потому, что большая часть придворных не знали греческого, а потому, что смерть Красса заставила их волноваться больше, чем переживания актёров на сцене. Каждый хотел поделиться с соседом своим мнением по этому поводу, и в театре до самого конца представления не прекращались перешёптывания и тихие вздохи.

Когда прозвучали последние слова хора, Ород встал и сказал:

– Благодарю тебя за прекрасный спектакль. Твои актёры великолепны, – добавил он. – Дарю твоему Ясону талант серебра! Хорошо сыграл! Очень хорошо, – парфянский царь одобрительно покачал головой.

– Думаю, сегодня их роли были намного важнее всех остальных, – польстил Артаваз.

– Хитрый ты тигр, – покачал головой Ород. – Прикажи принести сюда золото и огонь. Пусть этому жадному римскому шакалу зальют в горло столько золота, сколько влезет!

– Хм, как красиво ты говоришь, – улыбнулся Артаваз, до конца продолжая играть вторую роль. Он махнул рукой, и начальник стражи сразу же отправил несколько человек исполнять его приказ.

Когда раскалённый металл полился в обезображенный маской смерти рот, повсюду стал разноситься страшный смрад мертвечины, и придворные поспешили заткнуть носы.

– Смотрите все! – сказал Ород. – Лучше самим вдыхать эту вонь, чем ваши враги будут заливать вам в рот раскалённое золото.

Придворные стали испуганно кивать головами и кланяться. Ород отошёл с Артавазом в сторону, чтобы спросить его об одной красивой женщине, сидевшей в крайнем ряду слева. Её нежный пушок вокруг верхней губы и густые чёрные брови вскружили ему голову.

– Это жена коменданта города, царь Ород, – осторожно ответил Артаваз и замолчал, ожидая ответа парфянского царя.