Четыре сказки о мистике

Ну и вполне естественно, что повыскакивало тех дурёх со всех дворов немереное количество. Все хотят на изысканного пижона позарится. Глядят глупышки, и глаз оторвать от него не могут. А надо заметить, что Феофан действительно был хорошо собой, на лицо опрятен, светел, чист, а какие по малолетству прыщи случались так давно уже сошли. И с возрастом наоборот лицо его приятной гармонии набрало, а фигура стать получила. А уж любовного опыта у Феофана теперь столько, что на гусарский полк хватило бы, да ещё и осталось бы.

И вот идёт он весь такой шикарный по городку, а все местные девицы на него глядят, и наглядеться не могут. Тут и дочка галантерейщика, и кузина бакалейщика, и купеческие девицы-близняшки повыскакивали, и чиновничья поросль в бархатных платьицах высыпала, и даже городничего старшая наследница, Фёкла, с младшей сестрой в окна уставились. Смотрят, выглядывают, и переговариваются, рты у них не закрываются. В общем, как хотел Феофан, так у него и получилось, навёл шороху. Полгородка девиц в него влюбилось, а остальные просто разума лишились. Ох, и произвёл он фурор, то всё в тёмном ходил, страх-тоску наводил, а тут прям всем девицам угодил.

Ну и конечно пока гулял, наметил себе парочку первых жертв; дочку галантерейщика и кузину бакалейщика. Уж шибко они ему понравились; румяные, круглоликие, пышные. А кузине бакалейщика как раз недавно шестнадцать годков исполнилось, расцвела вся, но ещё дурёха дурёхой, совсем смётки нет, только одни платья да причёски с туфлями на уме. А Феофану это лишь на руку, он для таких девиц и нарядился, форсу напустил. И недолго думая, в тот же вечер, в лавку бакалейщика направился, соблазнять его кузину. Хотя чего её соблазнять-то, ей только рукой махни, она и сама прибежит. Но Феофану лёгкая победа не нужна, ему покуражиться хочется, а потому он сразу с порога затеял с хозяином лавки витиеватый разговор.

– Доброго здоровьечка!… Давно я у вас не был,… всё недосуг зайти!… А тут гляжу, кузина-то у вас как подросла,… я-то помню её ещё девчонкой с веснушками!… И вдруг давеча на улице вижу, вон она, какая красавица стоит,… в розовом платьице, с рюшками, вся такая румяная,… да на меня смотрит, как я дневной променад совершаю!… Ходил да размышлял, а не поехать ли мне в столицу?… может, там пожить остаться?… Но одному-то ехать скучно,… ну я и подумал, а что если вашу кузину пригласить,… кстати, где она?… – встав у прилавка, меланхолично так спросил он у бакалейщика. А тот как про столицу-то услышал, так аж весь в струнку вытянулся, ведь он-то о столице с малолетства грезил. А тут его кузину туда приглашать собираются, так он и подумал, а может и ему что обломится.

– Да здесь она!… в подсобном помещении товар считает!… У нас ныне прибыль хорошая,… разжились слегка, так что можно и в столицу съездить!… Ну а коли надо позвать её, то я мигом кликну… – дрожащим голосом протараторил бакалейщик и сходу в подсобку кинулся, а он детина здоровый, чуть все углы не посшибал, и уже там кричит.

– Аграфена!… выйди-ка к прилавку!… Феофан пришёл, видеть тебя желает!… – и секунды не прошло, как кузина выскочила. Вся такая раскрасневшаяся, пышная, на мучном и крендельках вскормленная, но юная, страстная, подвижная, так желанием и горит.

– Вы звали меня, Феофан Нифонтович?… – томно говорит она, а сама готова хоть прямо сейчас на него грудью лечь, так и прёт на него дородная. Феофан от неожиданности даже чуть отшатнулся от неё, попятился, но вмиг собрался и нашёлся чем ответить на столь жгучую страсть.

– Поразили вы меня сегодня, Аграфена Силовна,… я такой красоты давно не видел!… Вы верно слышали, что по молодости я много страдал от любви,… у меня были одни неудачи,… не везло мне,… женщины всё недобрые попадались,… падшие, пользовали меня для своей надобности, а потом бросали!… Несчастный я,… думал уж и помру таким,… но тут вас увидел, и сердце оттаяло, я вновь в любовь поверил!… Как же мне теперь без вас жить-то, Аграфенушка,… отныне вся моя судьба в ваших руках,… как прикажете, так я и поступлю,… скажете уходить, я уйду и слова не возражу,… а прикажете, я навечно вашим слугой останусь!… Ну, решайте… – как обычно напустив амурного тумана для обмана, пролепетал он, надеясь произвести должное впечатление. И ведь произвёл, плут красноречивый. Аграфена от чувств аж прослезилась.

– Ах, ты Феофанушка,… молода я ещё, чтоб такие вещи решать-то,… но только и уходить тебе незачем,… ведь и ты мне люб,… вот говорю с тобой, а у самой сердце из груди прям так и выскакивает,… согреть тебя хочет!… Всю твою боль от прежних неудач унять,… пожалеть, утешить,… в этом я полностью твоя,… располагай, как тебе вздумается… – резко перейдя на более задушевное «ты», открылась ему сразу Аграфена. А Феофан и доволен, завладел девичьей душой, она уже и пожалеть его готова. Ну, он и дальше давай свою сеть плести.

– Ах, как я рад твоему согласию утешить меня!… Уж так я исстрадался, что мне теперь невмоготу ждать-то,… а что если мы прямо сейчас пойдём да в городском саду погуляем!?… А я тебе там всё-всё про себя расскажу,… душу изолью, печаль свою поведаю… – жалобно так взмолился он, и в глаза Аграфене смотрит, словно побитый котик. Ну, она совсем и растаяла.

– Конечно, пойдём, друг ты мой сердешный,… уж я тебя пожалею… – под руку Феофана берёт и сама прям из лавки в городской сад его ведёт. А сад-то этот примечательный, там по устоявшейся в городке традиции влюблённые первые свидания назначают, а порой бывает, даже и невинность теряют. Так что тонкий намёк Феофана на амурные обстоятельства в городском саду, был Аграфеной верно истолкован. А потому до места они добрались быстро. Однако гуляли недолго, и едва стемнело, Феофан, наскоро проведя лёгкую лирическую подготовку, уже не сдерживая никакой похоти, утолил своё жгучее желание насладиться девичьими прелестями Аграфены. Всё произошло пылко и страстно, прямо как пишут в бульварных романах. Притом под яблонькой и в нежных ароматах цветущего сада.

Разумеется, для пышной Аграфены это стало выдающимся событием, тогда как для Феофана рядовой победой на амурном фронте. Хотя надо отметить, что победа была сладка, удовольствие он получил выше прежнего. Впрочем, останавливаться на достигнутом он вовсе не собирался. И тут же проводив Аграфену домой, направился по другому адресу, а именно, решил навестить дочку галантерейщика.

5

Как известно прощание с Аграфеной было недолгим, лёгкий поцелуй в уста и обещание скорой встречи вмиг уладили все формальности. Так что буквально через двадцать минут Феофан уже стоял под окном дочери галантерейщика и заливался соловьиной трелью, притом самым натуральным образом. Соловьиную трель он весьма талантливо имитировал, сразу и не отличить. Но Марфа (так звали дочь галантерейщика, следующую жертву Феофана) отлично знала, что он изощрён в этом деле, слышала его искусство на конкурсе местных свистунов, были и такие состязания, демонстрировать способности своего свиста.

А потому Марфушка практически сразу определила, что соловей ненастоящий, и поняла, кто в действительности стоит за этой трелью. Она как раз не спала, ведь была летняя пора, для Марфутки жарко, а ночами даже душно, и она вся распаренная в этот полуночный час только и делала, что представляла, как томится в объятьях Феофана. Вот как он ей в душу-то запал. А тут в самый раз он у неё под окнами насвистывать начал, ну явно божий промысел. Хотя доподлинно известно, что здесь без нечистой силы не обошлось, ведь соблазнить за ночь сразу двух девиц, можно только с помощью чёрта или беса. И она, эта помощь, у Феофана была, уж он обучен всяким заклинаньям.

А меж тем Марфушка заслышав Феофанову трель, вмиг вспыхнула страстью немедля им завладеть. Впрочем, страсть в данном случае, наверное, слишком громкое слово, скорее здесь больше подходит жадность, или даже алчность. Марфа прямо-таки алчела завладеть Феофаном вперёд прочих девиц. Ну, она же не знала, что будет уже второй после Аграфены. А потому, отворив настежь окно, без лишних слов, прямо как была, так и полезла наружу. Феофан, видя такую картину, сначала аж оторопел. Как так? На него из окна в одной ночной сорочке Марфа лезет, да не лицом, а задом наперёд, уж так ей сподручней лезть. Он только ручонки успел подставить, как она в них и впала, да сразу за шею его схватила.

– Неси меня в городской сад, Феофанушка,… под яблоньку, сокол ты мой ненаглядный,… спасу нету, как хочу тебя, вон как ты распалил мои чресла своей трелью!… Да скорей неси, не то сейчас отец от шуму проснётся да в поиски кинется… – лопочет она Феофану на ухо, а сама от нетерпения грудью на него так и ложиться. Ну, Феофан парень неслабый, статный, косая сажень в плечах, подхватил её аки свинарь порося да скорей в сад поволок. Эх, молодость, силы невпроворот, здоровья выше крыши, вмиг в саду под той же самой яблоней, где ранее с Аграфеной кувыркался, он теперь с Марфушкой оказался.

В секунду осыпал её поцелуями, пристроился и, не издав более ни звука, молча, овладел девичьей непорочной красотой. А Марфушка хоть и была схожа с Аграфеной своей полнотелостью, но вот лицом намного отличалась, более свежа и пригожа была. Впрочем, сейчас при лунном свете в полумраке для Феофана это не представляло никакого интереса. Он охальник сделал своё дело, насладился, а затем также ловко подхватил Марфушку на руки, и даже толком не отдышавшись, поволок её обратно. А уж она, наконец-то утолив свой амурный голод, так ласково к нему прильнула, что по дороге чуть не уснула.

Однако перед домом Феофан её смачно встряхнул, и как она была в полудрёме, так он её в окошко и протолкнул. Марфушка на прощанье лишь глубоко вздохнула, послала ему воздушный поцелуй, да тут же в постель шмыгнула, раскинулась во всю ширь и вмиг уснула. Феофан же незамедлительно ретировался. А чего без толку-то стоять, дело-то сделано. Всё что наметил, произвёл, коварный соблазнитель.

Но изрядно устал, и притом не из-за любовного томления, а всё больше от изнурительного Марфушкиного ношения. То в сад её отнеси, то обратно доставь. Так что до дому Феофан добрался уже полусонный, и сходу в свою комнату направился, на кровать свалился и мигом в приятное забытьё погрузился. Уж постарался сегодня, так постарался, можно теперь и хорошенько отдохнуть. И всё бы ничего, да только это была лишь первая часть его плана, а с утра намечалась вторая, и надо отметить, без неожиданностей не обошлось.

6

Ох уж эта женская дружба, иной раз и не знаешь, как она обернётся; не то добром, не то разладом. А потому вполне предсказуемо, что с самого раннего утра две подружки, Аграфена и Марфутка, решили друг перед другом своими ночными, амурными подвигами покичится. Отоспались, и разом, как по команде, повыскакивав из своих домов, друг к дружке навстречу понеслись. Бегут и уже на ходу хвастаться начинают.

– Ой, что у меня вчера подруженька было!… Ты ни за что не угадаешь!… Ох, с кем я целовалась, миловалась!… – едва завидев Аграфену, уже кричит ей Марфушка.

– Ах, а я-то с кем видалась в поздний час!… Вот уж никогда не догадаешься!… – тоже на бегу вторит ей та. Встретились на полдороги подруженьки, и давай наперебой друг дружке о своих любовных похождениях тараторить. Только и слышно от обоих, как они Феофана нахваливают. Да он такой, да он сякой, обходительный, сильный, боевой, теперь навечно будет мой. Балаболят, упиваются, а от гомона друг друга-то и не слышат. Каждая только о своём и талдычит, а подругу слышать не хочет. Минут двадцать орали, и вот наконец-то до них дошло, что они об одном и том же человеке говорят.

– Да как же так-то!?… Ну, не может быть!… Он же со мной вчера был!… Да я с ним в саду до самой темноты любви предавалась… – удивлённо заявила Аграфена, и на подружку вопросительно смотрит.

– А с ним после полуночи там обнималась,… да как же такое может быть!?… Он, что же, нас обоих вчера обманом взял!?… Ах, он кобель пархатый,… вот же мерзавец!…. – вдруг заблажила Марфушка, на что ей тут же возразила подружка.

– Нет-нет!… Ты всё врёшь, не было у тебя с ним ничего!… Это ты специально придумала, чтоб мне досадить!… Он меня вчера проводил и сразу домой пошёл!… Я его всего вымотала,… ему не до тебя было!… – злобно воскликнула Аграфена, да руки в боки уткнула, по бабской натуре к драке приготовилась.

– Э, нет,… это ты всё выдумываешь!… Он весь вечер у меня под окном соловьём заливался, меня наружу выманивал, старался!… Уж я его пожалела, уступила!… Он так меня добивался, что ему о тебе и думать-то некогда было!… – тоже подбоченясь вскричала Марфушка.

– Ах, так!… по-твоему, выходит, ему думать обо мне некогда!?… А вот пойдём-ка, да у него самого и спросим!… пусть он нас рассудит!… – неожиданно предложила Аграфена.

– А ну, пойдём, спросим!… – тут же согласилась Марфушка, и давай сразу прихорашиваться. А меж тем уже народ собрался, всем интересно посмотреть, как молодухи ругаются. Люди уже смеяться над ними начали, мол, как обычно девки жениха делят. И тут вдруг, словно ясно солнышко на рассвете, на площадь сам Феофан, собственной персоной, в ярко-оранжевом камзоле выплывает. Одет с иголочки, причёсан, припудрен, весь аки цветочная клумба французскими духами благоухает, амурные флюиды источает, вновь юных дев соблазнять желает.

– А в чём тут у вас дело, люди добрые?… В связи с чем сбор, горожане мои дорогие?… – мягонько так у народа спрашивает. Ну, люди тут же расступились и на подруг ему указывают.

– Да вот, известное дело,… молодухи жениха делят,… да всё никак не поделят… – потешаясь, отвечают люди.

– Ох, как интересно,… и кого же это вы делите, девицы-красавицы?… – лучезарно усмехаясь свой белозубой улыбкой, ехидно спрашивает у подружек Феофан.

– Да как это кого делим!?… Да ты что Феофанушка, шутишь что ли!?… Тебя и делим!… А ну говори, с кем из нас ты вчера был!?… С ней, или со мной!?… – опять наперебой загомонили подружки.

– Ха-ха-ха!… Ну, вы меня и рассмешили,… да разве ж я могу с кем-нибудь из вас быть!?… да вы что ума лишились!?… вы на себя-то посмотрите!… Вы девки деревенские, лавочницы,… а я красавец городской, не чета вам!… Видать, вы накануне пирогов с грибами объелись, вот вам и приснилась всякая небывальщина!… ха-ха-ха!… – поднял на смех подружек Феофан, да в отказную головой машет. Народ от его слов хохочет, заливается, на Аграфену с Марфушей пальцами тычет. Но и они не сдаются.

– Ну, нет!… Ничего нам не привиделось!… вон у меня свидетель есть!… Мой родственник, двоюродный брат, бакалейщик, видел, как ты вчера за мной в лавку заходил!… Так что не отопрёшься теперь!… – кричит Аграфена, и кулаками воздух сотрясает. А Феофан ей в ответ.

– Ну и что,… подумаешь, в лавку заходил,… это ещё ни о чём не говорит!… Я много где бываю,… всего разного покупаю,… может и к вам заходил,… так что ерунда всё это,… ха-ха-ха… – усмехаясь, отрицает он, и тут уж Марфушка возмутилась, молчать не стала.

– Ха-ха,… а от меня ты не отвертишься!… Ты вчера тут на всю округу соловьём заливался, меня соблазнял,… все тебя слышали!… А потом ты меня на руках в сад отнёс,… люди нас видели,… а вернее, человек один,… он надёжный свидетель, так что теперь ты мой!… и крыть тебе нечем!… ха-ха!… – воскликнула она, но Феофан опять в отказ.

– Ух, ты чего удумала!… на руках тебя носить!… Ну, уж нет, такую толстушку даже я не удержу,… да и соловьём я уже давно не пою,… навет всё!… А вот что за человек нас в саду якобы видел, вот это интересно!?… Ну-ка расскажи?… – вновь усмехаясь, спросил он.

– Как какой человек!?… а сторож-то в саду!?… Уж он-то наверняка нас ночью видел, ведь он там караулит и не мог нас не заметить,… светила Луна, мерцали звёзды,… было достаточно светло… – мигом нашлась, что ответить Марфуша.

– А вот мы у него и спросим,… с кем это вы, подруженьки, вчера обе в саду развлекались,… с кем угодно, но только не со мной!… Идёмте к нему, и сразу узнаем!… – неожиданно предложил сам Феофан, и уже было собрался идти, как вдруг из толпы голос раздаётся.

– А чего ко мне идти-то,… вот он я, садовый сторож, здесь стою!… Услышал, на площади народ гомонит, толпа собралась,… ну я и пришёл, посмотреть, в чём дело,… а тут вона что!… Подружки спорят, с кем они вчера в саду вечер коротали,… а я их обоих видел, и они с одним и тем же ухажёром были,… сначала вон та была, племянница бакалейщика,… а потом эта, дочь галантерейщика!… На обоих насмотрелся,… они обе там амурным делам предавались… – важно так говорит сторож, и хитро ухмыляясь, усы подкручивает.

– Хм,… это хорошо,… это ты нам прояснил, молодец!… Видел ты их обоих, но вот с кем, ты так и не сказал,… ну и кто же с ними был-то?… – эдак настойчиво переспрашивает его Феофан.

– Да как кто!?… Чёрт с ними был!… Я ещё удивился,… подумал, померещилось с перепою!… Сначала эта с ним под яблоньку шасть,… а у него всё, как положено; и ноги с копытцами, и лохматый весь, и хвост стручком, и рожки на голове торчком,… а уж как красив подлец, и в расшитый кафтан одет!… Ох, и модник, чисто франт!… А потом видел его уже с этой,… он её на руках приволок,… и тоже под яблоньку её бултых, да и пристроил!… Ух, и ночка выдалась,… я только креститься успевал,… как-никак нечистая сила в саду завелась,… думал, кого ещё чёрт принесёт,… но, слава Богу, обошлось,… более уж ничего не случилось… – разведя руками, заключил сторож. А народ как про чёрта от него услышал, так сразу расходиться стал, не жаловали в городке нечистую силу-то, побаивались. Зато Феофан ржёт, заливается.

– Так вы, кумушки, обе с чёртом дело имели, а на меня всё свалить хотели, да не вышло!… Ха-ха-ха,… вот вам наука,… не разевай роток, на не принадлежащий тебе кусок!… Не по зубам я вам!… Ну, вас к чертям,… ха-ха-ха!… – высмеял он подруг и дальше пошёл. Сторож за ним увязался. А Марфушка с Аграфеной стоят, и уж слова друг дружке сказать боятся, ведь кто знает, а может им и вправду нечистая сила голову морочила. Теперь девонькам не до Феофана, уж так получилось, что он вроде как и ни при чём, и теперь уже о них на весь город недобрая слава пойдёт, «чёртовыми невестами» назовут. Ох, и испугались они, да по домам разбежались.

Ну и поделом им, нечего такими неразборчивыми быть, с первым подвернувшимся негодяем под яблоньку ходить. Хотя секрет их ославления очень даже прост. Оказывается, Феофан накануне сам лично подкупил садового сторожа. Посулил ему досыта горилки за его враньё, вот и весь разговор. Но зато, какой эффект. Да уж без подкупа в тёмных и гадких делишках невозможно обойтись. Однако Феофан и на этом всё никак не успокоится, ему ещё покуражиться хочется, свой план по совращению девиц продолжать собирается, ведь он-то сухим из воды вышел, его-то репутация незапятнанна.

7

А тем временем все прочие девицы городка, оставшиеся не у дел после яркого шествия Феофана по главной улице, продолжали о нём грезить. И дочка городничего, и племянница возничего, и даже кума ризничего, все они, плюс ещё много-много прочих дев, по-прежнему ходили под впечатлением увиденного. Феофан прямо так и стоял у них перед глазами. Весь такой красивый, статный, разодетый, опрятный, силы необъятной, и конечно мужественный, словно вороной жеребец. А им, провинциальным клушам, только такого и подавай. У них при виде его аж слюнки текли.

Ну а Феофан, прекрасно об этом зная, и не думает прекращать по улицам вышагивать да по площадям фланировать. После утреннего скандала с подружками-дурнушками и часа не прошло, а он уже снова на охоту выбрался, новых жертв ищет. Идёт и по разные стороны свои колдовские взоры бросает. А юных дев от них аж озноб пробирает. Уж что-что, а напустить амурного тумана Феофан умел. И вскоре ясно стало, что дочь городничего, Фёкла, определённо созрела для бурного романа.

Уж она и улыбается Феофану, и глазки ему строит, подмигивает, и ножкой кокетливо подёргивает. Знаки подаёт, дескать, я на всё согласна только возьми меня с собой, хоть до первого кустика, хоть до яблоньки или ёлочки какой. И наверняка Феофан взял бы её, и повторил всё то, что он проделал с предыдущими девицами, притом не один раз и не только с ней, а ещё и многими другими молодухами городка, но тут случилось такое, что смешало все его планы.