Двадцать одна сказка обо всём на свете

– Помогите!… пожар!… – больше по привычке, чем из-за разгоревшейся шторы крикнула Настя и, подхватив потерявшую сознание Аришу, принялась выносить её из дома. С улицы раздался треск воспламеняющейся смолы, это злодей, орудуя свечой как запалом, поджигал дом. Пожирающее пламя мгновенно занялось и охватило почти всю постройку.

– Помогите!… – ещё раз попыталась крикнуть Настя, но её зов утонул в набирающем силу пожаре. Сделав ещё шаг, она упала, начиная задыхаться от ядовитого дыма, быстро заполняющего весь дом сквозь различные мелкие щели. У самого пола дыма пока не было, и Настя отчаянно набрав полную грудь чистого воздуха, изо всех сил, как в последний раз крикнула.

– На помощь!… спасите!… погибаем!… – крик её был настолько пронзительным, зовущим, что он тут же возымел действие. Французский патруль, проходившей в это время почти в квартале от их дома, услышал её душераздирающий зов и поспешил на помощь. А всё потому, что во главе этого патруля был молодой и добропорядочный дворянин лейтенант Морис Дрюон. И он, будучи человеком до войны связанным с музыкой и искусством, обладая поистине уникальным слухом, сразу уловил тот молящий призыв о помощи. Вмиг определив, откуда доносится зов, он со своими солдатами бегом поспешил на выручку. Подбежав к горящему дому, Дрюон сразу заметил ускользающую в ночи сгорбленную фигуру поджигателя.

– Схватить его!… – мгновенно приказал он солдатам, указав на беглеца, а сам, вдохнув побольше свежего воздуха, бросился в охваченный пламенем дом. Сделав всего несколько шагов, он тут же наткнулся на уже начинающую ослабевать Настю. Она тяжело дышала, хрипела, но всё же продолжала тянуть к выходу бедную Аришеньку, ещё бы секунда и она потеряла сознание. Морис схватил Настю в охапку, будто букет роз и в два прыжка вынес её наружу.

– Ариша,… Ариша,… там дочь… – еле произнесла она, указывая ему на дом. Ни слова не говоря, Дрюон вновь глубоко вдохнув, опять рванулся в объятый пламенем дом. Склонившись вниз, он сходу обнаружил распластавшеюся на полу Аришу. Ему хватило и пары мгновений, чтобы поднять её и словно пушинку вынести из удушающего чада. Положив Аришу рядом с Настей он, оглянувшись, посмотрел на дом, пламя уже охватило почти весь нижний этаж и стремительно пробивалось наверх.

– Няня,… там ещё няня,… она в спальне… – откашлявшись от угара, показывая спасителю на боковые окна, прошептала Настя. Вмиг, сообразив, что от него требуется, лейтенант снова бросился в пламя. Как опытный солдат, он тут же сориентировавшись, сразу нашёл нужную комнату с погибающей няней. И хотя в доме уже господствовал огонь и дым, он всё же быстро поднял и вынес прочь бедную Глашеньку. И теперь они все трое лежали у его ног, а он как добрый ангел склонившись над ними, оказывал первую помощь, освобождая их дыхательные пути от въедливого дыма. И тут он заметил выступившую кровь на плече у Арише.

– О, мадмуазель,… она ранена!?… – с сильным французским акцентом спросил он на русском.

– На нас напал,… предатель,… подлый негодяй… – вдыхая свежий воздух, потихоньку приходя в себя, ответила Настя.

– Je ne comprends pas…(я не понимаю) – пожал плечами Морис.

– Bandit… (бандит) – поправилась Настя.

– О, да… я видел,… он убежал,… мои солдаты сейчас ловят его… – ломая слова и падежи, изъяснился лейтенант и, достав из походного ранца солдатскую аптечку, стал обрабатывать рану Ариши. Через минуту и Глаша вздохнув прохладного ночного воздуха, пришла в себя.

– Как мы здесь оказались?… нас спасли?… что с Аришей?… – приподнявшись, забеспокоилась она.

– Этот негодяй Собак, он выстрелил в Аришу… – быстро ответила Настя, стараясь помочь Дрюону.

– Ах, бедная девочка,… это я виновата,… это из-за меня вы здесь остались… – зарыдала нянечка.

– Нет Глаша,… не кори себя, ты ни в чём не виновата,… никогда не знаешь точно, кто твой враг!… Вон видишь, как всё обернулось,… французский офицер нас вынес из огня,… а русский подлец хотел жизни лишить!… Так что не думай ни о чём плохом,… дыши свободно и радуйся, что мы ещё живы… – гладя по голове Аришу, чуть не плача отозвалась Настя.

– Мадмуазель потеряла много крови,… вся белая,… но она будет хорошо… – обработав рану, коверкая фразу, подметил Морис, – м-м-м,… её надо перенести в надёжное место,… там, где есть тепло и уход… – вспомнив ещё немного русских слов, добавил он.

– Но куда?… все наши знакомые покинули город, а дом сгорел… – грустно взглянув на догорающие остатки крова, где они были так счастливы, проронила Настя.

– Я с солдатами живу в неплохой palais (усадьба),… можно туда… – неожиданно предложил Морис.

– Ну что же, раз вы думаете, это будет уместно, то, пожалуй, у нас нет иного выхода,… да вы и язык наш понимаете… – печально вздохнув, согласилась Настя и тут же добавила, – а откуда вы так отменно знаете русский?… – мягко спросила она, на что француз, слегка засмущался и потупил взгляд.

– Ещё до войны я мечтал поехать в Россию и попасть в Московский театр,… хотел видеть красивое русское искусство балета,… ведь по образованию я музыкант,… и специально для этого, как мог, учил ваш трудный язык… – все больше вспоминая навыки русского, ответил он и, достав нюхательную соль, поднёс её к лицу Арише. Спустя мгновенье, Ариша, вдохнув целительного запаха соли, очнулась.

– Ариша!… Аришенька, ты слышишь меня,… как ты доченька?… – вскрикнув, кинулась к ней Настя.

– Да мама,… слышу,… а что случилось?… почему так больно?… – жадно вдыхая, глоток за глотком, свежий воздух, прошептала Ариша и открыла глаза.

– Я потом тебе всё объясню,… главное ты жива… – вытирая слёзы радости, припала к ней Настя. В этот момент, со стороны горящего дома, размахивая руками и разгоняя дым, показались солдаты караула, отправленные Морисом на поимку поджигателя. Ни слова не говоря, Морис поднялся и подошёл к ним. Солдаты немедля обратились к нему с докладом. Настя невольно прислушалась. В своё время, и она, и Ариша, в силу своих занятий балетом, где часть названий имеет французские корни, изучала этот язык, и теперь прислушиваясь, поняла из разговора военных, что злодей, пользуясь покровом ночи, скрылся. Морис, как и подобает офицеру, строго отчитал своих подчинённых упустивших врага. Но имея на руках трёх обездоленных и измождённых женщин, он пожалел караульных, и, отмахнувшись от неудачной поимки негодяя, велел, четверым подчинённым помочь ему доставить бедных женщин в усадьбу, а прочих солдат отправил вперёд готовить им приём.

Особенно Мориса заботило положение Ариши. То, что рана случилась навылет, это конечно хорошо, не надо доставать пулю. Но вот то обстоятельство, что она задела ключицу и, сломав её, повредила небольшой кровеносный сосуд, такое положение вещей настораживало Мориса, и тревожило его как бывшего медика. Когда-то давно ещё в своём отрочестве он, будучи сыном оперной певицы и военного врача, учился некоторое время на армейского фельдшера. Однако музыкальная наследственность матери победила, и он пошёл по её стопам.

И вот сейчас в столь трудный час, те его первоначальные знания по медицине очень ему пригодились. Поражённый чрезмерной бледностью и состоянием Ариши, он решил лично нести её на руках до самого их расположения. Двое солдат, наспех соорудив кое-какие носилки, уложили на них расхворавшуюся Глашеньку и понесли её вслед за Морисом и Аришей. Настя, окончательно отдышавшись от угара, была в состоянии идти сама. В последний раз, оглянувшись на уже догорающий дом, она с горестью перекрестилась и, поклонившись, тронулась в путь. Двое из оставшихся караульных зорко оглядываясь по сторонам, шли рядом готовые в любой момент предотвратить негаданные неприятности, а уж их-то в городе хватало.

11

В этот вечер пожар в доме Насти и Ариши не стал единственным. За то время пока они добирались до расположения французских солдат, в их околотке загорелось ещё несколько дворов. Только спустя час они, ни без некоторых трудностей, наконец-то попали в усадьбу. Морис, всю дорогу бережно и осторожно нёсший Аришу один, уложил её на самую подходящую для такого случая большую и опрятную хозяйскую кровать. Тут же, в соседней комнате устроили и Глашу, выделив ей удобный диван. Настя ни на миг не отходила от дочери. Потеряв много крови, Ариша очень ослабла и устала. Сейчас она тихо лежала и неотрывно смотрела вверх, при этом практически не шевелилась, и лишь изредка слабо вздыхая, моргала. Её положение было удручающим и вызывало большое опасение.

Настя, взяв руку дочери в свою ладонь, целовала её и рыдала тихо молясь. Под утро у Ариши поднялась высокая температура. Слёзы беспомощности покрыли лицо горем убитой Анастасии. Ариша металась в горячке, постоянно бредила и стонала, то и дело, покрываясь обильной испариной. Морис, как единственный медик из всех присутствующих, сначала оказал посильную помощь нянечке Глаше, и теперь, вот уже который час, предпринимал все меры для того, чтобы вытащить бедную Аришу из её страшного состояния. Зная все необходимые для этого приёмы, он пользовал её наилучшими средствами, кои только смог найти в этой сложной обстановке. Вход шли, и различного рода примочки, и листья подорожника, и присыпка из древесного угля, и отвар из каких-то кореньев, бережно им собранных ещё летом, где-то в лесах Европы. Морис не жалел себя, трудился на износ и прилагал массу усилий для спасения Ариши.

А меж тем дела в охваченном пожарами и мародёрством городе были более чем прискорбны. Заканчивалось всё самое необходимое, кончалось, и продовольствие, и медикаменты, и чистая вода, да абсолютно всё. Возникла реальная опасность возникновения эпидемии и всевозможных заболеваний. Наполеон, не дождавшись желаемого эффекта, решил покинуть Москву, сохранив тем самым хоть какие-то остатки армии и дисциплины в ней. Вечером по всем подразделениям прошёл приказ о выводе войск. Лейтенант Морис Дрюон, как и все офицеры французской армии также получил его. Настал срок попрощаться со своими милыми подопечными, с этими тремя славными русскими женщинами, вдруг в одночасье ставшими для него такими близкими, почти родными.

– Мадам,… завтра утром мы будем вынуждены расстаться,… армия покидает город,… увы, война есть война, и у неё свои законы… – явившись на вечернюю перевязку, грустно предупредил он, уже совершенно привыкшую к его присутствию возле них Анастасию.

– О да, я понимаю, приказ,… ведь я жена русского офицера и знаю, что это такое,… вы и так для нас много сделали,… вот уж я никак не ожидала, что оказавшись в столь затруднительном положении, получу помощь от солдат неприятеля!… Раньше мне казалось, что это просто недопустимо,… а теперь я вижу, что война это не только вражда, но и неожиданная проверка на благородство… – искренне отозвалась Настя, будучи чрезмерно благодарной, Морису за его участие.

– Да мадам, вы правы,… война выявляет, как самые лучшие, так и самые низменные качества людей,… и я уверен, что ваш муж поступил бы точно также, окажись он на моём месте!… Глядя на вас и вашу дочь, я могу точно сказать, он благородный человек!… И очень рад, что судьба свела меня с вами… – искренне признался Морис, и взялся в который раз, менять повязку на плече Ариши, – скоро опять ночь,… и сегодня она будет самая трудная,… настанет кризис!… Но я уверен, все мои снадобья помогут, и ваша дочь обязательно поправиться… – по-прежнему коверкая слова, еле подбирая правильные значения, добавил он и на его глазах проступили крупные слёзы.

– Я надеюсь, эту ночь вы будете рядом и не покинете нас?… – взволновано спросила Настя.

– О да, конечно!… вашу Глашу, я внимательно осмотрел,… с ней всё будет хорошо,… пару холодных компрессов и настой из трав помогут ей перенести сердечный приступ,… а вот за Аришей нам предстоит строго наблюдать,… так что на ночь я непременно останусь с вами… – украдкой утерев слёзы ответил Морис, и смочил губы Ариши целебным отваром. Шло сильнейшее воспаление раны, образовался нежелательный нарыв, болезнь наступала. Ночь и вправду грозила стать решающей.

Пока солдаты сворачивали лагерь, Морис периодически подходил к ним и делал кое-какие указания, стараясь как можно быстрее вернуться к раненой Арише. Близилась развязка. Луна, словно огромный воздушный шар плыла по небу, слабо освещая происходящее внизу. Её магическое влияние чувствовалось везде, даже в самых тёмных уголках города, коснулось оно и состояния Ариши. Сильно дрожа, безотчётно бредя, томясь в горячке, не осознавая происходящего, она боролась за свою жизнь.

Но вот, в какой-то момент, Ариша, вся напрягшись, словно тетива лука, вытянулась во весь рост и резко замерев, затихла, перестав дышать. Доля секунды, мгновение и вдруг, будто чья-то невидимая рука, срезав это натяжение, оставила Аришу в покое. Ариша ослабла, и мягко опустившись на простыни, глубоко вздохнула. Ещё миг и она покрылась такой испариной, что её было в пору выжимать. Всё кончилось, болезнь сдалась, Ариша победила.

– Мама,… мамочка, ты здесь… – тихо слетели с уголков её рта первые слова.

– Да Аришенька,… да милая,… я здесь… – тут же наклонилась к ней Настя.

– Пить,… очень хочется пить… – спокойно, словно и ничего не случилось, прошептала Ариша и открыла глаза.

– Уф,… ну, кажется, всё обошлось… – расплывшись в улыбке, радостно прошептал Морис и подал ей кружку с водой. Он вот уже как пару часов неотлучно сидел у Аришиной постели и ждал именно этого момента. Стало определённо ясно, что тот кризис, о котором он предупреждал, миновал, и сейчас дело осталось только за хорошим уходом и питанием. Отпив несколько глотков воды, Ариша отводя взгляд от поданной Морисом кружки, ненароком бросила взгляд и на него самого. Теперь, когда боль утихла, жар спал, а сознание прояснилось, она ненадолго задержала свой взор на её милом спасителе, который всё это время так бережно и нежно заботился о ней.

Светлые вьющиеся волосы и по-детски добрые голубые глаза, при столь ничтожном освещении, кое было в комнате, выдавали в Морисе больше юного романтика, чем боевого офицера наполеоновской армии. А его щегольские, тёмно-ржаного цвета, лихо закрученные усы, вкупе с его белозубой улыбкой, постоянно играющей у него на губах, говорили о его весёлом нраве и ещё совершенно молодом возрасте. И то верно, ведь ему недавно исполнилось всего лишь чуть больше двадцати лет. И это только благодаря протекции своего отца, военного медика, он так быстро продвинулся по службе и добился чина лейтенанта. Вот и сейчас видя, как Арише прямо у него на глазах становилось всё лучше и лучше, он смеялся и радовался, как простой мальчишка. Поставив пустую кружку на стол, Морис выскочил на середину комнаты и, припевая Марсельезу, сделал несколько задорных пируэтов.

– Ура!… ура!… ура!… мы победили!… – облегченно вздохнув, весело заключил он и, выпрямившись во весь свой стройный рост, нарочито звонко щелкнув каблуками, залихватски подкрутил свои щёгольские усы. Ариша увидев его такую потешную выходку, тут же засмеялась. Морис немедленно подскочил к ней.

– О, нет-нет,… вам мадмуазель пока хохотать не велено!… – притворно важничая, попытался он её остановить, но только всё ещё больше усугубил. Вышло с точностью наоборот. Ариша, развеселённая его мальчишеской бравадой и шутливыми ужимками, теперь уже совсем не могла удержаться и откровенно смеялась, лишь изредка чуть морщась, поправляла здоровой рукой повязку на больном плече.

– Ну, я умоляю, будьте осторожны!… а то больше не стану вас лечить!… – широко улыбаясь, коверкая от волнения слова, потешно восклицал Морис, при этом его ржаные усики настолько забавно топорщились, что лишь вызывали ещё большее веселье. Теперь уже и Настя, присоединившись к Аришеньке, от души радовалась её выздоровлению.

– Впрочем, как хотите,… можете и не переставать хохотать,… вам это очень идёт… – уяснив, что Аришу бесполезно унимать, согласился Морис, и абсолютно поражённый её чудесным выздоровленьем, стал любоваться, как очаровательно она смеётся. Что вполне понятно, ведь до сегодняшнего дня он никогда не видел её такой. Он ни разу не видел на её устах эту прекрасную непринуждённую улыбку, этот весёлый лучезарный прищур её огненно изумрудных глаз, не замечал, как забавно морщиться её нежно розовый слегка вздёрнутый вверх носик, всё это было для него в новинку. Морис на секунду замер удивлённый такому своему внезапному открытию. Перед ним сейчас была непросто его юная пациентка, а самая прекрасная девушка, что ему приходилось когда-либо видеть.

Сердце его вдруг дрогнуло и бешено забилось, словно хотело наверстать то упущенное время, когда он ещё не знал Аришу. Сухой, горячий комок подкатил к его горлу и не давал дышать. По всему телу мгновенно разлился сладкий жар нежной истомы любви. Складывалось такое впечатление, что его тело пронзили сразу тысячи крохотных молний. В одно мгновенье его весёлое настроение, из смешливого и беспечного, преобразилось в яркое, наполненное трепетом и нежностью, желание быть любимым. Его взгляд одновременно кричал и молил о немедленной любви. От такого взгляда кровь закипает в жилах, душа рвётся наружу, и хочется взлететь высоко в облака.

Ариша лишь на одно мгновение, уловив на себе этот его взгляд, тут же осеклась и перестала смеяться. Пристально взглянув в наполненные влюблённым отчаяньем и неразделённой страстью глаза Мориса, она неожиданно ощутила точно такие же чувства в своём сердце. Осознание пришло стремительнее бури, нахлынув на неё подобно морскому шквалу. Ариша поняла – это оно, то самое чувство, о котором так много говорят, это любовь. До этой самой минуты Ариша ещё никогда в жизни не испытывала столь сладостное и в то же время щемящее чувство тревоги и беспокойства. В секунду, пронзив её сознание, словно стрела, любовь полностью захватила её душу.

Ох уж эта любовь, она не спрашивает нас, когда ей приходить, она просто врывается в нашу жизнь и меняет её раз и навсегда. Не было никаких сомнений, молодые люди полюбили друг друга. Однако тут же стало ясно, что будущее их так внезапно возникших отношений туманно. Им грозило неминуемое расставание. Бедная Ариша только теперь начала это понимать. Тогда как Морис осознал это гораздо раньше, а потому взгляд его померк и наполнился горькой тоской печальных перемен.

– Мой верный спаситель,… мой нежный друг, вы собираетесь покинут меня?… – начиная понимать неизбежное, вмиг погрустнев, дрожащим голосом, спросила Ариша и протянула к нему руку.

– О, да,… утром мы уходим из города… – робко поцеловав её ладонь, ответил Морис. Ох уж эта война. Анастасия, лишь мельком взглянув на дочь и лейтенанта, вмиг определила, что произошло между молодыми людьми.