Обратной дороги нет (сборник)

Майор оторвался от блокнота. Над ним стояла медсестра Галина. Блики пламени скользили по ее лицу.

Майор встал, одернул шинель. Бертолет, который тщетно пытался справиться с портянками, испуганно и радостно смотрел на медсестру.

– Я решила пойти с вами, – выпалила Галина заученно. – Отпросилась. Без медицинской помощи вам не обойтись. И на разведку мне легче!

– Это совершенно невозможно, – сухо сказал Топорков.

Он стоял тонкий и прямой, как гвоздь, вбитый в пригорок. Непонятный он был Галине человек, замкнутый внутри на какой-то хитрый замочек, – не то что остальные партизаны.

Галина в растерянности перевела взгляд на товарищей. Бертолет склонил голову, скрылся за стальным ободом каски. Левушкин, ухмыляясь, принялся постругивать финским ножом палочку, а Степан – тот достал гигантских размеров парашютного шелка тряпицу и высморкался, отчего получился звук совершенно неожиданный – как если бы вдруг просолировал тромбон. Миронов застыл в ожидании.

– Товарищ Топорков! – дрогнула Галина. – Я вам обузой не буду! – И перевела взгляд на стертые ноги Бертолета, как-то безжизненно лежавшие на траве.

Нет ничего более жалостного, чем вид человека в каске и при оружии, открывшего пергаментную слабость ног. Разувшись, солдат как бы лишается ореола военной неуязвимости и переводит себя в слабое сословие штатских.

– Это решительно невозможно, – повторил Топорков.

Глаза у Галины вспыхнули, и светлое, не отягощенное морщинками личико исказила гримаса. О, это была партизанская девица, из незнакомого майору племени.

– Эх, товарищ майор, – сказала Галина. – Не хотите подвергать меня риску? А откуда вы знаете, что нам можно и что нельзя? За аусвайсами к немецким офицерам можно ходить, да? И на явки?.. Я в отряд девчонкой пришла: здесь теперь вся моя жизнь, и молодость, и старость, все… Буду с вами! Уцелеем – хорошо, а нет – вы не ответчик. А свое дело я буду здесь делать, помогать вам буду. – От волнения она начала заикаться: и давний бомбовый удар, нанесший контузию хрупкому, стройному телу, долетел вдруг до Топоркова – пахнуло гарью и болью.

Слиняло ироническое выражение на лице Левушкина, он во все глаза смотрел на медсестру. Замер и Бертолет.

Топорков пожевал сухими губами и ушел во мрак, к Гонте, который пристроился на сене поодаль от танка.

Пулеметчик набивал ленту патронами, которые он, как семечки, доставал из необъятных карманов кожаной куртки. Действовал он ловко, на ощупь.

– Скажите, Гонта, вас удивило бы, если бы в группе оказалась медсестра? – спросил майор.

– Галка? Что, пришла? Тю, контуженая! Из-за взрывника этого.

И Гонта неодобрительно покачал своей крепкой темноволосой головой.

Когда Топорков вернулся, медсестра, склонившись над Бертолетом, перевязывала ему ногу. Рядом стояла раскрытая сумка противогаза и склянка с риванолом.

Галина встревоженно смотрела на Топоркова.

Две несмелые морщинки тронули узкие губы майора у самых их уголков. Он словно бы заново осваивал нехитрую мимику улыбки.

– Что вы так смотрите? – спросил майор. – Живых мумий не видели?.. Какое вам выдать оружие? Автомат?

7

Низкорослые партизанские лошадки с бочкообразными боками протащили первую телегу мимо танка.

Было еще сумрачно. Полосы тумана плавали между черными кустами, небо обозначилось синевой. Проскрежетали ржавыми голосами злодейки-сойки.

– Пойдете с первой телегой, – сказал Топорков Гонте.

– А вы?

– Буду в прикрытии, сзади.

Вновь недоверчиво сверкнули прищуренные глаза Гонты.

– Противника надо ждать спереду, – и Гонта, не дожидаясь ответа, ушел.

Топорков проводил взглядом обоз. Весело махнули хвостами две заводные лошадки, привязанные к последней телеге, и Топорков остался один.

Он не спеша прошелся вокруг танка, цепко осматривая землю и кустарник, как будто снова что-то искал. Длинный, на длинных ногах, со склоненной головой, он был похож на идущего за плугом грача.

Ничего не найдя на земле, майор приступил к танку.

Он оглядел его беглым и точным глазом военного человека, отмечая малейшие неровности и углубления: визирные щели, края оплавленной дыры в лобовой части, заглянул и под крылья, и под ленивцы.

Затем взгляд его упал на гусеницу, лежавшую рядом с танком.

Гусеница как гусеница – гигантская ржавая браслетка, обреченная истлевать в земле. Но майору бросились в глаза красные точки жучков-«солдатиков» на последнем траке. То ли они выползли погреться на вялом утреннем солнышке, то ли были кем-то потревожены.

Майор поднял трак. И не увидел отшлифованной тяжестью глянцевой поверхности, как это бывает, когда поднимаешь лежач-камень: земля здесь была взрыта.

Смахнув верхний слой земли, Топорков увидел совсем новенькую стреляную гильзу от противотанкового ружья. Оглянувшись по сторонам, он бережно, как эксгуматор, боящийся чумной заразы, взял гильзу в руки и вытряхнул оттуда свернутый в трубочку лист бумаги. Прочитал несколько коротких неровных строчек: «Оч. важно! Обоз идет в Кочетов, п. о. 4 тел. 47 ящ. с ор. боепр., 8 бойцов (1 жен.). Команд, майор из Кочет, п. о. Через Камышов перепр. у 14 корд. Федор».

Майор скатал листок в трубочку и вложил в гильзу, все это присыпал землей и укрыл тяжелым траком. Затем он тщательно вытер руки, оправил шинель, огляделся еще раз и отправился догонять далеко ушедший вперед обоз.

Топорков спешил. Он клонился прямым торсом, он все падал и не мог упасть: вовремя подставляли себя худые, длинные ноги и отмеряли метр за метром. Было в этом его движении что-то бесстрастное, размеренное, как у машины, и только хриплое, с канареечным подсвистом дыхание говорило о том, что не все ладится у майора с многочисленными шатунами и шестеренками, работающими внутри.

День четвертый. «Все идет хорошо»

1

На пригорке Гонта поднял руку, и обоз остановился. Гонта наконец заметил Топоркова, и в глазах его, упрятанных под трехнакатные брови, погас тревожный блеск.

Обоз остановился. Топорков прошел вперед.

Гонта поднял цейсовский восьмикратный бинокль. На лугу, уже очистившемся от клочьев тумана, светлела петлявая проселочная дорога. По ней ползли два грузовика с солдатами. Отсюда, с пригорка, даже усиленные цейсовской оптикой, они казались не больше коробков.

Гонта, который, как и каждый партизан, был воспитан ближним боем, смотрел на эти грузовики спокойно.

– Вот, майор, – он протянул бинокль Топоркову, – видать, снова егеря. «Эдельвейсы». Понаперли их сюда с Кавказа на переформирование. Теперь на нашем брате будут тренироваться.

– Егеря хорошо действуют в лесах, – бесстрастно сказал майор, рассматривая грузовики.

– Радости – полный воз, – сказал Гонта. – Нам здесь дорогу надо переходить.

– Значит, будем переходить.

Гонта в упор посмотрел на Топоркова: