Горькое похмелье

Глава шестая

Через день-два в партийные, правительственные, военные, чекистские организации Харькова и Москвы поступили короткие отчеты о состоявшемся в Гуляйполе съезде повстанцев-анархистов батьки Махно. Как официальные, опубликованные в анархистских газетах, так и конфиденциальные, тайные, поступившие от агентов. Впрочем, махновцы ничего не скрывали: среди участников съезда были и большевики, и левые эсеры. Лишь «буржуазные партии», которые не только не признавались, но искоренялись в самом простом, расстрельном смысле слова, не имели своих представителей.

«Махно присутствовал на съезде один день и отбыл на фронт. Против большевиков открыто не выступал, но и не давал отпора резким антипартийным выпадам. Долго аплодировал выдвинутому гр. Клочко (возможно, псевдоним?) лозунгу: “Долой комиссародержавие”».

«Антисемитских заявлений не было. Напротив, зал бурно приветствовал прибывших из Москвы анархистов-коммунистов, преимущественно евреев по национальности…»

«Провозглашалось: мы за Советы, но вольные Советы, без большевиков, без какой-либо диктатуры. Диктатура пролетариата осуждалась воинственно и даже злобно подавляющим большинством. Высказывались предложения о создании анархической республики на большей части Екатеринославщины, где будет установлен безвластный порядок и куда не будут допущены большевики».

«В выступлении некоего Самохина было четко сказано: «Я прибыл к вам с севера, где уже прочно захватили власть узурпаторы-большевики». Раздавались призывы ликвидировать «чрезвычайки», «чека» и содать взамен народные, военно-революционные трибуналы, где правом голоса должен обладать каждый участник анархического движения».

«Требование свободы слова, печати и собраний для всех партий, кроме буржуазных, звучало неоднократно».

«Предлагалось, при одобрении зала, по возможности переубеждать бойцов продотрядов, собирающих хлеб и иные продукты для пролетариата городов, а при сопротивлении уничтожать на месте. Продовольственные грузы отправлять добровольно, при соответствующей просьбе большевиков».

«Ясно, что при таких умонастроениях, как у Махно, поставленная ЦК партии и ее вождем тов. Лениным задача по разверстке на Украине 100 миллионов пудов выполнена не будет…»

Из обмена записочками на заседании Политбюро ЦК РКП(б). Июнь 1919 года.

Бухарин: «Украинский середняк по понятиям, существующим в Центральной России, – типичный кулак. Это и есть классовая опора махновского движения. Я поддерживаю требование председателя правительства Украины Раковского о насильственном образовании совхозов, что позволит решить проблему с классовой точки зрения».

Троцкий – Каменеву: «Коля Балаболкин, как всегда, решает теоретические вопросы, считая себя главным мыслительным аппаратом партии. А тут вопрос прежде всего военный. Или мы раздавим махновщину, или она укрепится и овладеет значительной частью Украины. Уговорами здесь ничего не решить, надо действовать».

Каменев – Троцкому: «В связи с резким усилением белого движения на юге России и захватом Донбасса предлагаю повременить с военным наказанием Махно».

Троцкий – Каменеву: «Это и есть соглашательство. Нарыв надо резать, не допускать гангрены».

Ленин – членам Политбюро: «Подтверждаю мое всецелое одобрение действий тов. Троцкого. Однако здесь, как и в отношении казаков, необходимо пойти на хитрость, прямолинейность ничего не принесет…»

…Тиха украинская ночь. Только аппараты Юза да мощные радиостанции, доставшиеся Красной армии в наследство от царской, не спят. Стучат передающие ключи, стучат буквозаписывающие устройства.

Но это неслышные для большинства людей звуки.

Глава седьмая

Темным вечером трое всадников проскакали вдоль Днепра. Остановились у хатки, стоящей почти на самом берегу. Спешились. Один из всадников крадучись пошел к хатке. Прислушался, затем постучал в окошко. Это был Владислав Данилевский. В длинной свитке и старой смушковой папахе, он горбился, как старик.

Но едва распахнулась входная дверь, как он выпрямился, превратился в статного, рослого человека с офицерской выправкой. Мария бросилась задергивать занавесочки, зажгла плошку. Фитилек, опущенный в бараний жир, потрескивал, давал слабый свет. Но и этого света было достаточно, чтобы увидеть на лице Владислава еще не вполне зарубцевавшийся шрам.

– Ой! Шо это?

– Шашка… Обошлось.

Она приникла к гостю, и его рука скользнула по ее выпуклому животу.

– Хлопчик?

– Один Бог знает.

Владислав сбросил с себя свитку и оказался в полковничьей форме: черные марковские погоны, «добровольческий» шеврон, знак первопроходца, Георгиевский крест, на рукаве нашивки за ранения.

– Ой, не боишься так? – всплеснула руками Мария. – Все Махно ищешь?

– Ищу.

– На дочку хочешь глянуть? Выросла. Уже на ножках стоит.

– Нет, не буди. Рассироплюсь… Выживем – нацацкаюсь.

Она гладила его: в горнице было сумеречно, но пальцы запоминали.

– А победите?

– Нет, – ответил он твердо. – Деникин не решается отдать землю крестьянам. Вообще ни на что не решается. А земля уже у мужика, воевать за нее он будет люто. Против мужика нам войну не выиграть. Господа наши – дураки. Мы землю кровью отвоевываем, а они давай мстить. Вешают, порют, штрафуют… Против нас народная ненависть, это страшно.

– И шо ж делать?.. Нас-то хоть в своей голове держишь?

– Когда убью Махно, заберу вас, уедем…

– Куда?

– Не знаю… Никто ничего не знает. Все облютели, уничтожают друг друга…

– А ты не облютел?

– И я тоже.

Она гладила его, прижимала голову к своему животу.

– Чуешь, ножкой бьет?.. Вот, еще…

Владислав силился улыбнуться.

– Може, он победит, – сказала Мария.

Владислав смотрел на нее. Женская вера! На ней все держится. А он, полковник, знал, что дети для России уже ничего не значили. Она их давила, как пьяная мать…

– Все, пора! – Он встал, положил на стол большую пачку денег, горсть каких-то драгоценностей. – Трать осторожно. Приметят!

– Ой, зачем столько?.. Ты что, награбил?

– Черная касса. У нас в офицерском взводе так: если кто одинокий погибает, деньги делим. Я вот один из всего взвода остался. Большой куш сорвал, – горько усмехнулся он.

– Смертное богатство! – тихо сказала она.

– Бери! И вот еще что! – Он положил на стол бумажку. – Спрячь хорошенько, чтоб махновцы не нашли… Или комиссары… Это от Деникина документ.

– Зачем?