Мы – люди флотские. Жизнь и приключения курсантов ВВМУРЭ. 3 факультет, выпуск 1970
– Где Ваша галочка? – пока ещё довольно дружелюбно спросил старшина.
– Пришил на положенном месте! – браво отрапортовал Мишка слегка шепелявым от волнения голосом.
– Там её нет! – уже чуть суровее заявил командир. Мишка, думая, что над ним подшучивают, ещё более чётко и уже громче проорал:
– Никак нет, пришита, куда следует!
Теперь уже старшина, решив, что это над ним подшучивают, слегка применив ненормативную лексику, приказал Мишке выйти из строя. Мишка, печатая шаг – всё-таки не прошли даром дни строевой подготовки – вышел из строя и молодцевато выполнил поворот кругом, оказавшись лицом к замершему в ожидании интересных событий строю. На Мишкином левом рукаве галочки не было!.. Но ведь многие – в том числе и я – видели, как Михаил старательно её пришивал. Куда же она подевалась?!
Мишка, оставаясь в уверенности, что всё у него пришито, гордо обозрел левый рукав, и… надо было видеть его растерянный взгляд… Старшина Груздев громко и решительно произнёс слова, очень неприятные для Мишки:
– За обман начальника курсанту Леонову объявляю…, но тут Мишка непроизвольно вздёрнул левую руку, и мы все… увидели галочку и звёздочку, аккуратно пришитыми под мышкой! Слова предполагаемого наказания застыли на старшинских губах. Лёгкий смешок прошелестел вдоль курсантских шеренг. Грозный старшина улыбнулся и приказал покрасневшему от стыда Мишке исправить форму, перешив всё, как положено.
Модные хлопоты
Сначала несколько слов о ротном помещении. Напротив входа с лестницы – трапа – находилось место дежурного в виде небольшого стола с необходимыми документами, и стула. Направо от входа – спальное помещение – кубрик, на его полу – палубе – размещались правильные ряды коек и тумбочек. Налево – кладовка, которая зимой служила ещё и сушилкой, помещения командира роты и старшин, гальюн и умывалка. Бытовой комнаты нет, вдоль стены коридора стояла парочка столов с электроутюгами.
Мичмана Леонов Михаил и Теплоухов Евгений
Когда мы всё попришивали, наступило время глажки. На столы были наброшены старые одеяла, прожжённые во многих местах, а также куски тряпок от старых простыней, для отпаривания. Поскольку нас в роте больше семи десятков, пришлось организовать очерёдность. Не обошлось и без смеха. Женька Теплоухов погладил брюки таким образом, что складки оказались… на боках! Когда Женька их надел, то стал похож на американского ковбоя, только что слезшего с запылённого коня. Женькины брюки напоминали ковбойские чапсы – кожаные штаны из вестерна «Великолепная семёрка», для бешеной скачки через колючие заросли кустарников и кактусов. И пришлось Женьке снова занимать очередь, потому, как никто его, конечно же, вне очереди не пропустил – сам виноват!
Снова поразил нас Мишка Титов. Когда пришла пора ему гладить, он вывернул обе брючины наизнанку, достал из кармана кусок хозяйственного мыла, слегка смочил его в банке с водой и… тщательнейшим образом натёр изнанку брючных складок! Затем вывернул брюки на правильную сторону и отпарил через мокрую тряпку, уделяя особое внимание швам. Потом повернулся к окружившим его новичкам, снисходительно улыбнулся и объяснил:
– А теперь, «салаги», я целый месяц могу брюки не гладить! Ясно?
Да, всем нам стало ясно, как действовать дальше. Куски мыла, преспокойно лежащие в умывалке, вмиг исчезли. Пошло в ход даже туалетное мыло, которое в значительно меньшей степени обладало склеивающими свойствами.
Позже оказалось, что «питон» Мишка маленько приврал: складки не удерживались целый месяц, поэтому наиболее продвинутые в этом деле подкладывали тщательно сложенные брюки к себе в койку на ночь, под матрас, между двух досок…
Строевой смотр
Буковки КМБ расшифровывались как «Курс молодого бойца». Именно так назывался самый первый комплекс необходимых знаний о военной службе. Это и строевая подготовка, и различные Уставы, и изучение личного оружия со стрельбой и правильным уходом за ним, и использование противогазов, и… множество другого.
Командование ВВМУРЭ в 1965-1970 годах. Начальник училища до 1968 года, инженер-вице-адмирал, профессор Крупский М.А., Начальник училища с 1968 года вице-адмирал Медведев Е.И., Начальник строевого отдела училища полковник Челидзе А.А., Заместитель начальника училища до 1968 года контр-адмирал Бледнев А.И., Заместитель начальника училища с 1968 года контр-адмирал Токарь Ф.Е., Начальник политотдела училища капитан 1 ранга Кузминчук М.Я.
Нас, курсантов из числа «питонов», «кадетов», флотских и армейских, а короче – тех, у кого за спиной вились ленточки, на строевых занятиях назначили командовать ребятами, поступившими с гражданки. Для меня это было несколько неожиданно: в «стройбате» мы вообще никакой строевой подготовки не изучали. Что делать? К счастью, мне тут же вспомнилось своё детство в Калининградском ВВМУ, где я, ещё совсем малышом, часами наблюдал за строевыми занятиями курсантов, и, конечно же, повторял за ними все правильные движения. Поэтому я командовал, как следует по Уставу.
За несколько дней до принятия воинской присяги объявили строевой смотр первого курса. Начальство всех уровней решило посмотреть, как мы выглядим в парадной форме.
Самый главный на смотре – начальник училища вице-адмирал Крупский Михаил Александрович, племянник Надежды Константиновны Крупской, жены Владимира Ильича Ленина. В его «свите» начальник политотдела капитан 1 ранга Кузьминчук М.Я. и все начальники факультетов, в том числе наш начфака, капитан 1 ранга Гонорский Павел Яковлевич. Однако не они основные проверяющие, а начальник строевого отдела, полковник со звучной фамилией Челидзе Александр Александрович, очень строгий, особенно к первокурсникам. Старшекурсники пугали нас наказаниями, которые он применял прямо на смотре: за небрежный внешний вид он мог влепить выговор, пяток нарядов вне очереди, а то и месяц без берега, мог даже посадить на «губу». Кличка у начстроя необычная – «Папа Чил». Запуганные таким образом – всем же хочется поскорее принять присягу и выбраться, наконец, на свободу – мы тщательнейшим образом готовились к смотру.
В день смотра наша 31-я рота, с оружием, строевым шагом под оркестр вышла на плац и построилась в определённом месте. Сами себе мы казались одетыми с иголочки, этакими морскими красавцами. И правда, белоснежные, чуть подсинённые чехлы «бесок» без грибков, новые тельники с яркими полосками, отглаженные гюйсы и брюки, правильно пришитые погоны и курсовки на суконках, надраенные бляхи и ботинки… всё сияло и отбрасывало солнечные зайчики! Сначала «Папа Чил» осматривал первый и второй факультеты. Через некоторое время начстроя подошёл к нам – роте первокурсников третьего факультета. Поздоровался, и мы проорали ответное приветствие. «Папа Чил», лишь вскользь кинув взгляд на бески, гюйсы и форменки, совершенно неожиданно приказал:
– Предметы личной гигиены – к осмотру!
Мама дорогая! Далеко не все имели это в карманах. У каждого за внутренним отворотом бескозырки были воткнуты две иголки, с белой и чёрной нитками, но платков, да ещё белоснежно чистых, да ещё и отглаженных, да к тому же расчёсок со всеми целыми зубьями… Короче говоря, человек двадцать из строя были изгнаны и с позором отправлены в роту для исправления. В том числе и я, и ещё несколько человек нашего взвода, а вот дружище Мишка и прочие «питоны» преспокойненько вытащили из карманов отглаженные платки и расчёски. На наше злобное шипение, почему же они нас не предупредили, Мишка спокойно ответил, что принимал нас ранее за культурных людей, у которых в карманах эти гигиенические причиндалы должны всегда быть, а теперь, мол, и не знает, стоит ли к нам относиться, как к культурным людям. И всё это с тончайшим «питоно»-флотским юморком. Ответить на это мы не успели – нам надо было срочно бежать в роту исправляться.
После исправления нашего внешнего вида настало время торжественного марша с лихой песней, в которой обязательно должны присутствовать морские мотивы. Ранее, в течение уже приличного времени, мы каждый день отрабатывали слаженность этого строевого песнопения. Даже на вечерней прогулке. У каждой роты была своя песня. Наша рота пела «Ладогу». Запевали всегда лучшие певуны-солисты, среди которых особенно выделялся голос Юрки Быстрикова:
Сквозь шторм и бури, через все преграды
Ты, песнь о Ладоге, лети!
Дорога здесь пробита сквозь блокаду –
Родней дороги не найти!
Мы дружно подхватывали припев:
Эх, Ладога, родная Ладога!
Метели, штормы, грозная волна.
Недаром Ладога родная
Дорогой жизни названа.
В песне пять куплетов. Да ещё пять припевов к ним. Если петь все их подряд, то получилось бы долгонько, а время прохождения мимо начальства ограничено, поэтому, как правило, следующие два-три куплета мы пропускали. Запевалы выводили мужественными голосами последний куплет:
Когда пройдут года войны суровой,
Залечит раны город мой.
Народ вздохнет и песню с силой новой
Споет о Ладоге родной:
Припев последнего куплета мы орали особенно яростно, грозно печатая шаги:
Эх, Ладога, родная Ладога!
Метели, штормы, грозная волна.
Недаром Ладога родная
Дорогой жизни названа.
Кто Вы, «Папа Чил»?
Начальник строевого отдела ВВМУРЭ, полковник Челидзе Александр Александрович – «Папа Чил» – был для нас – первокурсников – настоящей загадкой. Мы задумывались, отчего у него такая строгость к подчинённым, хотели узнать, откуда умение носить форму так потрясающе красиво, с особенным военным изяществом, даже лоском? Мы жили в такое время, когда почти все наши отцы и большинство старших офицеров-преподавателей воевали. Для нас вопрос «воевал ли этот человек или нет?» – был как проверка, как пропуск к хорошим людям. Если воевал, то честь ему и хвала, и всеобщее уважение. Судя по наградам на груди начстроя, он воевал. Но где, как? Осторожно расспросили преподавателей, тех, кто постарше. И вот что получилось.
Осень 1941 года. Враг рвался к Ленинграду. 8 сентября началась блокада. 16 сентября немцы прорвались к Финскому заливу и отрезали Ораниенбаум и оборонявшиеся в его окрестностях части нашей 8-й армии от Ленинграда. 17 сентября захвачена Стрельна, 23 сентября – Петергоф. Немцы были остановлены буквально на окраинах Ленинграда. Вдоль Финского залива образовался «пятачок», занятый немецкими частями, протяжённостью 60-65 км и почти 25 км в глубину. Этот «пятачок» стали называть Ораниенбаумским плацдармом противника. Чтобы деблокировать его, командующий Ленинградским фронтом генерал армии Георгий Константинович Жуков велел 8-й и 42-й армии провести совместную наступательную операцию и разбить Стрельнинско-Петергофскую группировку врага. Вначале предстояло отбросить немцев от берега Финского залива и расчистить дорогу на Ораниенбаум. Для этого Георгий Константинович Жуков приказал организовать из Ленинграда серию морских десантов. Их было пять:
1. У завода «Пишмаш» (ныне ЛЭМЗ) в Красносельском районе 3 октября 1941 года.
2. Западнее Стрельны 5 октября.
3. В районе Стрельнинского кладбища 6 октября.
4. В парке Константиновского дворца в сторону Стрельны 8 октября.
5. Оперативный десант БалтФлота, из Кронштадта к петергофскому берегу под утро 5 октября.
Нас интересовал четвёртый десант. Он был отправлен из Ленинградского порта в сторону Стрельны в ночь на 8 октября. Десантники высадились в парке Константиновского дворца. Это был батальон пограничников 20-й дивизии НКВД. В составе десанта 431 человек, а командиром – двадцатисемилетний старший лейтенант Челидзе Александр Александрович. Немцы встретили десант интенсивным артиллерийским, миномётным и пулемётным огнём. Неравный бой продолжался до середины дня 8 октября. Большинство десантников погибло. Немногие оставшиеся в живых с наступлением вечера были сняты с берега. В том числе и раненый командир.
Немного о биографии Александра Александровича. Родился в Новороссийске 11.04.1914. Призван 04.09.1934. Военные награды: Орден Красного Знамени, Орден Красной Звезды, Медаль «За Боевые Заслуги», Медаль «За оборону Ленинграда», Медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной Войне 1941-1945гг».
После таких подробностей наше отношение к «Папе Чилу» совершенно изменилось, мы ему «простили» и строгость, и наказания: поняли, что с нами иначе нельзя! А мне тогда подумалось вот что:
– Как же приятно Александру Александровичу, «папе Чилу», служить и воспитывать будущих офицеров Флота совсем рядом с тем местом, где он и его товарищи, жертвуя жизнями, беззаветно защищали Ленинград и победили…
Присяга
Накануне дня принятия воинской присяги мы с Мишей Титовым, принявшие присягу ранее, поведали друг другу, как происходило это событие у него в «Питонии», и у меня в «Стройбате».
29 сентября 1965 года. Первый взвод после принятия воинской присяги. Слева направо, низ: Виктор Рязанов, Евгений Теплоухов, Багратион Юрханьян, Сергей Власенко, Владимир Адажук, Михаил Леонов. Верх: Анатолий Коробков, Сергей Саяпин, Юрий Зуев, Георгий Чесноков, Вячеслав Сизов, Виталий Сыромятников, Игорь Филиппов, Валерий Валов, Андрей Головин, Алексей Стацура
В «Стройбате» было всё просто: после краткого курса молодого бойца (какой там боец?! Мы даже оружия в руках не держали, только лопаты, ломы да кельмы. Нас ведь так и называли – военными строителями, а не рядовыми), длившегося всего две недели, как-то перед обедом нас построили. Замполит батальона вызвал из строя военного строителя с громким голосом и выдал ему листок с текстом присяги. Повернувшись к строю, «боец» громко и с выражением прочитал текст присяги, потом, отдав листок замполиту, снова стал в строй. Мы по очереди выходили из строя и, не произнося ни слова из текста присяги, просто расписывались против своей фамилии в списках. Вот и всё! Мы даже одеты были не в парадное обмундирование: нам его вовсе не выдавали! Скорее всего, оно нам и не полагалось.
У Мишки всё прошло совершенно по-другому. Это был настоящий праздник для нахимовцев-выпускников. По давней традиции, торжественная церемония принятия воинской присяги происходила на полубаке революционного крейсера «Аврора», рядом с артиллерийским орудием, которое, по известной легенде, палило по Зимнему Дворцу. Кроме всего личного состава училища, присутствовала масса людей: родители выпускников, выпускники Нахимовского училища прошлых лет, гражданские приятели и знакомые девушки… Прогремел оркестр. Протопал торжественный марш. Всё это действо было заснято на киноленту ленинградскими киношниками, и вскоре нахимовцы смогли увидеть себя в киножурнале «Ленинградская кинохроника».
…
29 сентября 1965 года, в день принятия воинской присяги, на плацу училища расставили столы, на которых лежали листы с текстом торжественной клятвы. Для каждой роты первокурсников свой стол. Вот тут автор, то есть я, маленько запамятовал подробности: может быть, отдельный стол был для каждого взвода? Очень может быть, но это не существенно.
Мы стояли в строю, с автоматами на груди, при параде и в белых перчатках. Командиры рот и другие начальники вызывали курсантов к столам. Ребята выходили из строя, печатая строевой шаг, подходили к столам, и рапортовали:
– Товарищ капитан 1 ранга (к примеру), курсант Пруцкий (опять же, к примеру) для принятия воинской присяги прибыл!
Далее курсант брал в левую руку листок с текстом, лихо разворачивался через левое плечо лицом к строю и, придерживая автомат правой рукой, торжественно и громко зачитывал текст.
Текст воинской присяги
С тех памятных дней текст Присяги несколько раз менялся, по моему мнению – в угоду временному увлечению демосратией.
Второй взвод после принятия присяги. Слева направо, низ: Владимир Желонкин, Владимир Рыков, Виталий Пруцкий, Василий Савенко, Евгений Куприянов. Верх: Владимир Тур, Евгений Шаханов, Сергей Зимин, Николай Тулупов, Сергей Колючкин, Владимир Седов, Анатолий Кислянский, Александр Дубовицкий, командир роты подполковник Стацура Александр Гергиевич, Владислав Иванов, Михаил Мишин, Станислав Мыглан, Виктор Дементьев, Виктор Прихачков, Витаутас Урбас, Николай Топал
Привожу текст старой присяги полностью, так как хочу представить этот строгий и тщательно выверенный документ перед глазами современных не служивших великовозрастных оболтусов и их родителей, «отмазавших» своих драгоценных дитятей от «нехорошей» военной службы, сочинив им всякие болезни: плоскостопие, рахит, педикулёз, туберкулёз, деменцию, птичий грипп, энурез, хроническую диарею, свинячий понос, сифилис, психоз, эпилепсию, сколиоз и отсутствие конечности, которая на самом деле в наличии…
…
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».
…
А всем «отмазавшимся» и поэтому не служившим гражданам привожу слова старинной поговорки: «Быть штатским – позор для мужчины!»
Глава вторая. Долгий путь к ленточкам. Воспоминания, необходимые для понимания
Дорога домой
После принятия присяги мы получили вознаграждение: первое увольнение! Оно, к сожалению, было коротким – всего несколько часов, но запомнилось очень чётко и надолго. Выйдя из училища вместе с огромной толпой первокурсников, с трудом втиснулся в автобус, слегка помятый добрался до станции Новый Петергоф, где удалось заскочить в вагон трогающейся электрички, с риском разжав почти схлопнувшиеся двери.
Курсант 1-го курса Филиппов Игорь в первом увольнении
Электропоезд набрал ход, и я, стоя в тамбуре вместе с другими курсантами, счастливо улыбался: совсем скоро увижу маму и бабулю, родных людей, так долго ожидавших меня. В кармане месячное денежное довольствие: 7 рублей 80 копеек, и я чувствовал себя богачом.
Станция Броневая. Из вагона выскочило около десятка курсантов. Некоторых знал давно, ещё по дворовому детству; одни повернули, так же, как и я, к улице Автовской, другие – в сторону Московского проспекта.
Натоптанный просёлок с остатками разбитого асфальта вёл мимо хорошо знакомых прудов. В тёплые летние деньки наша компания подростков обычно собиралась на берегу вот этого заливчика с заросшими камышом берегами. Здесь мы плавали наперегонки, ныряли, соревнуясь на дальность, ловили водяных ужей, которыми пугали девчонок, загорали под неярким ленинградским солнышком, играли в карты, курили, пили квас и пиво. Курили отечественные сигареты «Аврора» за 14 копеек, позже – болгарские «Шипка», «Пчёлка», «Джебел». Были и «продвинутые» парни, дымившие «Беломором». Пиво приносили в бидонах в разливном виде, из ларька, стоявшего на пригорке, на пересечении улиц Васи Алексеева и Автовской. Пиво было основательно разбавлено водой, но нам было «до лампочки»: несколько глотков давало приятное ощущение взрослости. Квас продавался из больших металлических бочек, завозимых в постоянные места на улицах. В нашем районе – на пересечении улиц Васи Алексеева и Зайцева. Можно было купить за несколько копеек большую или маленькую кружку вкусного напитка. У ларька с пивом и у бочек с квасом всегда стояла очередь желающих, многие – с бидонами.
Миновав пивной ларёк с крикливой продавщицей, вспомнил, как отец любил выходить по воскресеньям к этому ларьку, одетый по «гражданке», пить с мужичками пиво и неспешно вести разговоры о политике, о спорте, о любимой ленинградской футбольной команде «Зенит», в то время не блещущей успехами… Пара кружек, и – домой. Отец… как же рано он ушёл из жизни…
…
Подошёл к переходу через железнодорожный путь, ведущий к «Кировскому заводу». И снова вспомнил недавнее, когда подростками мы цеплялись за идущие товарные поезда, бегали и прыгали по платформам и вагонам, рискуя стать калеками или того хуже.
А ещё бывало так: часто товарняк стоял подолгу, перегораживая проход на станцию Броневую. Людям приходилось либо ждать, либо обходить длиннющие составы. А мы – нетерпеливые бесшабашные ребята, ждать не хотели, пролезая под вагонами, которые могли в любой момент тронуться. Тем ребятам, кто не успевал перекатиться через вторую рельсину, приходилось оставаться под вагоном и, потея от страха, пропускать состав над собой. Пару раз это приключение пришлось испытать и мне.
Перейдя железную дорогу, привычно окинул взглядом окрестности и улыбнулся:
– Дымят, дымят трубы-то… дымят так же, как и раньше…
А и правда: многочисленные дымы «красили» небо разноцветными красками, привычно сливаясь с низкими ленинградскими облаками. Самый тёмный дым выбрасывала ТЭЦ Кировского района, самый светлый – ДСК на Автовской улице; вносили свою лепту «Кировский» и «Ждановский заводы», небольшая мебельная фабрика, паровозы-кукушки, снующие по железнодорожным путям, и ещё десятки мелких дымков неведомых производств…
Калининградское детство
Мои мысли устремились в калининградское послевоенное детство, когда все родные были ещё живы и здоровы, когда во всех нас, и в детях, конечно же, жило чувство огромной гордости за недавнюю Победу над страшным врагом. Даже я, родившийся после войны, в год Победы, хорошо ощущал это.
Июнь 1941. Командир 1 бригады торпедных катеров ЧФ капитан 2 ранга Филиппов Андрей Михайлович. Ноябрь 1944. Командир Потийской ВМБ контр-адмирал Филиппов Андрей Михайлович
Отец, боевой военно-морской офицер, всю войну геройски сражался с немецко-фашистскими оккупантами на Черноморском Флоте, три самых страшных года командовал Первой бригадой торпедных катеров, после освобождения Севастополя стал первым командиром Севастопольской Военно-морской базы, а в ноябре 1944 года – в 35 лет – получил звание контр-адмирала, став самым молодым адмиралом в истории Советского ВМФ. В его бригаде шесть офицеров получили за время войны высокое звание Героя Советского Союза. Потом, из-за последствий тяжёлого ранения, он уже не мог служить в строевых частях, был назначен начальником Бакинского Военно-Морского подготовительного училища. В 1947 году училище перебралось в Калининград, было преобразовано в Калининградское ВВМУ (в будущем – 2-е Балтийское ВВМУ). Отец долгое время служил начальником училища, воспитывая молодых офицеров.
Всё моё раннее детство прошло в Калининграде (бывшем немецком Кёнигсберге). Наша семья жила на территории училища в помещении, приспособленном под квартиру. Лет с четырёх я проводил на территории училища всё своё время, изучая окружающий мир, жадно впитывая в себя военно-морской дух. С пяти лет я уверенно говорил на морском жаргоне, чётко произнося два известных слова с ударением на последний слог: компАс и рапОрт. Помню удивление отца и его довольную улыбку, когда я впервые поведал ему, что, когда выучусь грамотно писать (читал я хорошо с четырёх лет, спасибо маме), то обязательно подам рапОрт, чтобы меня зачислили в курсанты.
