Думаю, как все закончить

– Это классика кантри, а я вырос на ферме. Я ее знаю по умолчанию.

Он не подтверждает, что мы слышали эту песню уже дважды. Какая радиостанция повторяет одну и ту же песню дважды в течение часа? Я больше не слушаю радио; может, именно этим они сейчас и занимаются. Может, это нормально. Я даже не знаю. А может, все старые кантри-песни звучат для меня одинаково.

Почему я ничего не помню о своем последнем путешествии на автомобиле? Я даже не могу сказать, когда оно случилось. Смотрю в окно, но на самом деле ничего не вижу. Просто коротаю время, как обычно происходит в машине. В машине оно так и летит, как пейзаж снаружи.

И это очень плохо. Джейк много рассказывал мне о здешнем пейзаже. Говорил, как он ему нравится. Говорил, как скучает по здешним местам, когда уезжает. Особенно по полям и небу, так он сказал. Я уверена, что здесь красиво, спокойно. Но это трудно ощутить, когда сидишь в движущейся машине. Я пытаюсь вобрать в себя как можно больше.

Мы проезжаем мимо заброшенной фермы, от которой остался только фундамент главного дома. По словам Джейка, тут все сгорело лет десять назад. За фундаментом виднеется ветхий сарай, а на переднем дворе – качели. Но они выглядят новыми. Не старыми и ржавыми, не выцветшими от смены времен года.

– А откуда там новые качели? – спрашиваю я.

– Где?

– На той сожженной ферме. Там больше никто не живет.

– Дай знать, если тебе станет холодно. Тебе не холодно?

– Все в порядке, – говорю я.

Стекло прохладное. Я прижимаюсь к нему головой. Ощущаю вибрацию двигателя, каждую неровность дорожного полотна. Нежный массаж мозга. В этом есть что-то гипнотическое.

Я не говорю ему, что стараюсь не думать о Названивающем. Я вообще не хочу думать о Названивающем или о его сообщении. Только не сегодня. Я также не хочу говорить Джейку, что стараюсь не видеть свое отражение в оконном стекле. Для меня это день-без-зеркал. Совсем как в тот раз, когда мы с Джейком познакомились. Эти мысли я держу при себе.

Вечер викторин в университетском пабе. Вечер нашего знакомства. Университетский паб – не то место, где я провожу много времени. Я не студентка. Уже нет. Там я чувствую себя старой. Я никогда не ела в пабе. У разливного пива землистый привкус.

Я не рассчитывала в тот вечер с кем-то познакомиться. Пришла с подругой. Впрочем, мы не особо интересовались викториной. Сидели за кувшином и болтали.

Думаю, подруга захотела встретиться в университетском пабе, так как хотела, чтобы я там познакомилась с парнем. Она этого не говорила, но похоже, таков был ход ее размышлений. Джейк и его друзья сидели за соседним столиком.

Викторины меня не интересуют. И дело не в том, что я не считаю их забавными. Просто это не мое. Я бы предпочла пойти куда-то, где не так шумно, или остаться дома. Дома у пива не бывает землистого привкуса.

Команда Джейка называлась «Брови Брежнева».

– А кто такой Брежнев? – спросила я его.

Там царил шум и гам, из-за музыки мы почти кричали друг на друга. Наш разговор длился уже несколько минут.

– Он был советским инженером, работал в металлургии. Эпоха застоя. У него брови походили на пару чудовищных гусениц.

Вот о чем я и говорю. Название команды Джейка. Оно было забавным и вместе с тем имело скрытый смысл, демонстрирующий познания в истории советской коммунистической партии. Я не знаю почему, но подобные вещи сводят меня с ума.

Названия команд всегда такие. А если нет, то у них есть откровенный сексуальный подтекст. Еще одна называлась «У нас с раскладным диваном один талант на двоих!».

Я сказала Джейку, что на самом деле не люблю викторины, особенно в подобных местах.

– Викторина позволяет узнать интересные мелочи, – ответил он. – А еще это причудливая разновидность соперничества, загримированного под апатию.

Джейка не назовешь писаным красавцем. Он привлекателен главным образом своей необычностью. В тот вечер он не сразу бросился мне в глаза. Но оказался самым интересным. Меня редко прельщает безупречная красота. А Джейк выглядел так, словно был не совсем частью группы, словно его туда притащили, потому что команда зависела от его ответов. Меня сразу же потянуло к нему.

Джейк высокий, сутулый и весь какой-то неровный, с резкими скулами. Чуть тощий. Эти выступающие скулы, точно у скелета, понравились мне с первого взгляда. Его темные, полные губы компенсируют недокормленный вид. Толстые, мясистые и пухлые, особенно нижняя. Волосы у него были короткие и нечесаные, и еще, похоже, длиннее с одной стороны – а может, отличались по текстуре, как будто слева и справа его подстригли по-разному. Его шевелюра не выглядела ни грязной, ни недавно вымытой.

Он был чисто выбрит и носил серебряные очки в тонкой оправе, правую дужку которых рассеянно поправлял. Иногда подталкивал их указательным пальцем к переносице. Я заметила, что у него была такая привычка: сосредотачиваясь на чем-то, он нюхал тыльную сторону ладони или, по крайней мере, держал ее под носом. Он так часто делает до сих пор. На нем были джинсы и простая футболка – серая, а может, голубая. Она выглядела так, словно ее стирали сотни раз. Джейк часто моргал. Я заметила, что он застенчив. Мы могли бы просидеть там всю ночь, рядом друг с другом, и он не сказал бы мне ни слова. Улыбнулся мне один раз, да и только. Если бы все зависело от него, мы бы никогда не познакомились.

Я поняла, что он не собирается ничего говорить, поэтому начала первой:

– Вы, ребята, неплохо справляетесь.

Это было первое, что я сказала Джейку.

Он поднял бокал с пивом.

– У нас крепкое подспорье.

Вот и все. Лед тронулся. Мы еще немного поговорили. Затем он очень небрежно сказал:

– Я полигистер[1 - Полигистер – ученый-энциклопедист.].

Я уклончиво пробормотала что-то вроде «ага» или «ух ты». Я не знала такого слова.

Джейк сказал, что хотел назвать команду «Ипсеити»[11 - Ипсеити (англ. Ipseity) – индивидуальная идентичность, самость; термин, встречающийся в философии, психологии и других сферах. Устоявшегося и общепризнанного перевода на русский язык не существует, встречаются такие варианты, как самость, самостность, яйность, я-ковость, уровни «я», чувство self и т. д. – Здесь и далее прим. перев.]. Еще одно незнакомое слово. Поначалу я хотела притвориться, будто это не так. Я уже поняла, несмотря на его осторожность и сдержанность, что он необыкновенно умен. Джейк ни в коем случае не был агрессивен. Не пытался меня подцепить. Обошелся без реплик из дрянного сценария. Просто наслаждался разговором. Мне показалось, что он не так уж часто ходит на свидания.

– Не думаю, что знаю это слово, – сказала я. – Или то, другое.

Я решила, что, как и большинство мужчин, он, вероятно, захочет мне все объяснить. Ему это понравится больше, чем если бы он думал, что я уже знаю эти слова и обладаю таким же разнообразным словарным запасом.

– «Ипсеити» – это по сути просто еще один синоним самости или индивидуальности. От латинского ipse, что означает «сам».

Знаю, эта часть звучит педантично, поучительно и отталкивающе, но поверьте мне, все было не так. Совсем не так. Только не от Джейка. В нем ощущалась доброта, притягательная, естественная кротость.

– Я подумал, это будет хорошее название для нашей команды, учитывая, что нас много, но мы не похожи ни на одну другую команду. И поскольку мы играем под одним названием, это создает идентичность, единство. Извини, я не знаю, есть ли в моих словах какой-то смысл, и они определенно скучные.

Мы оба рассмеялись, и мне показалось, что больше в пабе никого нет. Я выпила немного пива. Джейк был забавным. По крайней мере, у него было чувство юмора. Я все еще не думала, что он такой же смешной, как я. Большинство мужчин, которых я встречаю, не такие.

Позже, ночью, он заметил:

– Просто люди не слишком забавные. На самом деле они не такие. Нечто забавное – это редкость. – Джейк сказал это так, будто точно знал, о чем я думала раньше.

– Не знаю, правда ли это, – сказала я. Мне нравились такие категоричные заявления о «людях». Под его маской сдержанности бурлила глубокая уверенность в себе.

Когда я поняла, что он и его товарищи по команде собираются уходить, то подумала попросить его номер телефона или дать ему свой. Я очень хотела, но не могла. Не хотела, чтобы он чувствовал себя так, будто обязан позвонить. Конечно, я хотела, чтобы ему захотелось позвонить. Действительно хотела. Но внушила себе, что мы еще увидимся где-нибудь поблизости. Это был университетский городок, а не большой город. Я бы на него наткнулась. Как оказалось, мне не пришлось ждать такого шанса.

Должно быть, он сунул записку мне в сумочку, когда пожелал спокойной ночи. Я нашла ее, вернувшись домой:

Если бы у меня был твой номер, мы могли бы поговорить, и я бы рассказал тебе что-нибудь забавное.

Внизу записки он написал свой номер телефона.

Перед сном я поискала, что значит слово «полигистер». Я рассмеялась и поверила ему.