Время золота и кандалов. Австралийские приключения

Взволнованный Генри занял свое место перед кабинетом, на котором висела табличка: Доктор Эдвард Грин. На столе Генри стояла табличка с надписью: Ассистент Генри Картер.

Первой посетительницей уже к обеду первого дня стала живущая напротив нового кабинета миссис Маргарет Тайлер – жена директора школы для мальчиков и девочек. Да, к громадному удивлению Генри, уже была такая школа, в которой училось довольно много детей.

У миссис Тайлер было сильное сердцебиение после приема пищи. Глядя на внушительную фигуру, втиснутую в модное платье, Генри безоговорочно поверил в наличие сердцебиения. Ей бы рекомендовать урезать свой рацион питания и прогулки подольше, но Эдвард выписал пациентке капли и вручил солидный чек за прием и капли. Пациентка ушла очень довольная и обещала своим приятельницам рекомендовать такого знающего и галантного доктора.

– Я знаю, что ты думаешь, Генри. Но нам надо пока получить благодарных пациентов. А такие пациенты не появляются, если им советовать заняться собой. Благодарные посетители хотят выпить микстурку и выздороветь, а не менять свои привычки, – проговорил Эдвард, убирая первую выручку в сейф.

До конца дня приняли еще двух больных. Им действительно была нужна помощь: одному вправили застарелый вывих, доставлявший сильную боль, а другому вычистили загноившуюся рану.

Новый кабинет быстро набирал популярность. Первые клиенты рассказывали свои впечатления знакомым, а те шли со своими проблемами к таким знающим докторам. Пара несложных операций, выполненных достаточно успешно, заставила заговорить о докторе Грине как об очень талантливом хирурге. Генри наловчился еще в хосписе в Англии рвать больные зубы, и сейчас к нему выстраивались в очередь, поскольку пошла молва, что ассистент господина Грина ангельски нежно убирает проклятые больные зубы.

Каждый день, завершив свои дела, Эдвард и Генри шли в ближайшую ресторацию «Голубка», где у них сложилась своя компания, в которой оказались два банковских работника Арнольд и Дэвис, юрист Салливан и муж миссис Тайлер – владелец и директор местной школы. Подискутировав на насущные темы, особенно о новостях про золотодобычу, все расходились, Эдвард и Генри затем чаще всего отправлялись в заведение мадам Бонбон. Морально-этические вопросы, мучавшие Генри, его мысли о любимой Элис, Эдвард разрешил одной фразой:

– Она считает, что ты обокрал ее семью и покусился на жизнь человека. Ты для нее сейчас каторжник. Не печалься, она уже наверняка замужем.

***

Деятельность медицинского кабинета началась удачно, удалось завоевать репутацию дельных медиков и обзавестись друзьями. На протяжении почти полутора лет друзья привыкли жить безбедно. Но вмешался его величество Случай.

Дело было ранним утром. Все обитатели белого домика еще спали, когда в дверь забухали тяжелые удары, а колокольчик, который обычно издавал мелодичный звон, оглушительно затрезвонил.

Впопыхах едва одетая Эмми отворила дверь, и в дом ввалились четверо полицейских с носилками, на которых лежал и громко стонал их бывший начальник. За ними шла заплаканная женщина.

Эдвард и Генри, спешно поднятые с постелей, вскоре были в своей операционной. Уже через десять минут было понятно, что господина Хиггинса свалил жесточайший воспалительный процесс в правой подвздошной области. Диагноз был однозначный – воспаление слепой кишки, или иначе – тифлит, паратифлит, перитифлит, аппендицит. Шансов на облегчение состояния больного не было. Спасти могла только операция по удалению червеобразный отросток. Иначе – гнойный перитонит. И он, скорее всего, уже развивался, поскольку старый вояка терпел нестерпимую боль третьи сутки, никого не подпуская к себе.

На тот момент никто в мире не делал таких операций. Оставалось одно: лапаротомия и дренирование брюшной полости в правом нижнем квадранте живота. Были случаи, когда этого было достаточно. Но не в этот раз.

Когда в операционной появился срочно приглашенный на консультацию модный доктор Хэмфри, недовольно поглядывавший на удачливых конкурентов, бедный пациент уже не дышал.

Хэмфри подошел к операционному столу, откинул простынку, взглянул на дренаж и презрительно громко произнес: «Дилетанты». Правда, не уточнил, что стал бы делать сам, будучи не дилетантом.

Эдварду Грину семья покойного не заплатила ни копейки, обвинив в смерти главы семейства, зато отвалила огромный гонорар доктору Хэмфри за появление в операционной после остановки сердца пациента

Репутации медицинского кабинета был нанесен сокрушительный удар, а слово «дилетанты» покатилось по салонам города. С этого дня ни один солидный клиент не переступал порог «Медицинского кабинета доктора Эдварда Грина. Женские, мужские и детские болезни». Приходили только не очень платежеспособные пациенты, не способные улучшить финансовое состояние молодых лекарей. Ни один из новоприобретенных друзей, которые пользовались до того услугами Генри и Эдварда, не желали больше лечиться у них. Даже их первая клиентка миссис Маргарет Тайлер презрительно фыркала, когда встречалась на улице, и переходила на другую сторону дороги.

Опечаленный дядюшка Эдварда, который искренне переживал неудачу племянника, пытался изо всех сил изменить ситуацию через администрацию губернатора. Он регулярно рассказывал о докторе Грине в кулуарах заведения, но никто не хотел идти лечиться, может, и к милым, но таким неудачливым докторам. Не помогло даже то, что дядюшка сказался тяжело больным, демонстративно ездил в кабинет к Эдварду, громко стонал, выйдя из экипажа, и довольно выходил из дверей, демонстрируя облегчение болей. Спектакль не удался, пациентов не прибавилось.

Единственным результатом дядюшкиных хлопот было подписание, наконец, прошения о помиловании для ассистента доктора Генри Картера. Теперь он был свободен и волен в передвижении.

Друзья-приятели Эдвард и Генри, а они стали именно друзьями за время работы и возникших неприятностей, отправились отмечать получение бумаг о помиловании и освобождении в любимое заведение – ресторацию «Голубка», а потом к девицам Мари и Жюли в заведение мадам Бонбон.

Громкий хохот, довольные выкрики и узнаваемый словарный запас они услышали сразу, как только переступили через порог, переглянулись и с криками «Рыжий!» бросились в гостиную.

Посреди гостиной, на очаровательном тонконогом диванчике в розовый цветочек, в окружении стайки девиц, сидел и наслаждался жизнью боцман Рыжий Люк.

Глава 3 Элис в дороге

Почти через два с половиной года после памятного рейса «Утренней зари», в пассажирском порту Портсмута на пристани стояла скромно одетая девушка и взволнованно смотрела на покачивающееся у причала судно «Любезная Николетта». Рядом с ней суетились толстая служанка, возможно, няня, и высокий худой старик.

– Мисс Элис, оставьте эту затею. Куда вы собрались? Дорогая дальняя, опасная. Люди говорят, что бывают бури страшные в океанах этих. Чудовища морские так и норовят сожрать. Умирают там часто, не приведи Всевышний! – толстушка судорожно закрестилась, другой рукой вытирая обильно катившиеся по мясистым щекам крупные слезы. – А вы девушка нежная, воспитанная. Куда вам туда, к этим страшным морякам и этим, как их, абери… аберигентам жутким, безбожным. Я про них в газетах читала – сущие нелюди!

– Ах, оставь, нянюшка. Ты же знаешь, что я все решила. В Австралию уже простые люди едут, не только несчастные каторжники. Смотри, сколько приличных людей садятся. Вон даже с детьми – ты видишь?

– Ах, мисс Элис. Оповестят мистера Генри об освобождении. На это есть государственные люди. Они пошлют туда, в эту Австралию документ об освобождении, и вернется мистер Генри сам. Зачем вам самой ехать? Это лишнее. Дома ждите его. Так уж хорошо заживем! Я каждый день пироги печь буду.

– Молли, как не понимаешь! Генри оболгали нечестно, он за чужое преступление там страдает. Королевские служители все долго будут делать. Вдруг потеряют документы, и он так и останется там страдать? Нет, я так не могу. Я сама съезжу. Даже не уговаривай, нянюшка.

Высокий старик гулко откашлялся и обратился к Элис:

– Мисс Элис, я пойду багаж грузить?

– Иди, дорогой Пит. Саквояж я сама понесу. Молли, перестань плакать. Я не собираюсь умирать, попадать в пасть к морским чудовищам и воевать с аборигенами. Я тихо и спокойно доплыву до Австралии в своей отдельной каюте. Найду Генри и сообщу, что его полностью оправдали, потому что разобрались в невиновности. Его сразу отпустят, и мы вернемся в Лондон. Вы нас ждите, все будет хорошо. Тогда и пироги напечешь, нянюшка.

Молли залилась новой порцией горючих слез, а Пит подхватил огромный чемодан и направился к сходням, волоча за собой большой сундук. Там он встал в длинную очередь людей с сундуками, чемоданами, узлами, взявших билеты трюмных пассажиров. Через не очень продолжительное время их начнут называть пассажирами третьего класса. Уже не просто вповалку едущие в трюме, а солидно, по пять-восемь человек в наспех отгороженных каютах, но все в том же трюме.

***

Каютка Элис была крохотная. Она была самой дешевой из тех, которые могла предоставить «Любезная Николетта». Большой трюм бывшего торгового судна разбили легкими перегородками на каюты, на пять-восемь человек каждая. Кровати или нары были расположены в два уровня.

Одноместная каютка, которую купила Элис, оказалось одноместной из-за конструктива внутреннего пространства. Деревянный массивный брус обшивки не давал сделать в этом месте большую многоместную каюту, поэтому получился совсем закуток, где стояла только привинченная к полу кровать. Она была одноуровневой из-за нависающей балки. Ни стол, ни шкаф не предусматривались. Но это была совершенно отдельная каюта!

Старый слуга Пит затащил вещи в эту клетушку, и Элис поняла, что ей даже встать негде. Но девушка оптимистично решила, что будет заниматься новомодной гимнастикой, и станет перемещаться по каюте по своим чемодану и сундуку, уложенным на полу.

Пит и Молли помогли девушке достать одеяло и подушку, которые требовалось взять с собой согласно купленному билету, и Элис решительно выгнала стариков домой, потому что уже не могла выносить непрерывный плач няни и смрадный дух замкнутого пространства. В каюты справа и слева заселялись целыми семьями с детьми. Стоял оглушительный шум, крики, рев детей, визг женщин и перебранка мужчин.

Элис и старики с трудом выбрались наружу и еще долго стояли на палубе. Старая Молли, не веря в то, что трюмных пассажиров будут кормить, хотя это и было обещано по билету, насовала в чемодан рис, фасоль, сухари, сухое мясо, сушеные фрукты и еще какие-то продукты. И сейчас она уже в тысячный раз рассказывала, что можно приготовить из этого. Походный котелок и небольшой чайник висели, привязанные к ручке чемодана.

Наконец, капитан дал команду, и матросы принялись выгонять всех провожающих. Молли и Пит спустились на причал, и Молли еще что-то долго кричала оттуда. Сквозь шум Элис изредка слышала ее голос: «Сухари… каша… сушеные яблоки». Элис ничего не понимала, но энергично кивала головой и махала рукой. Все время, пока «Любезная Николетта» выполняла маневры и отползала от причала, Элис видела стариков и, наконец, дала волю слезам. Все последние дни она держала себя в ежовых рукавицах и старалась ничем не выдать своего страха перед дальней дорогой. Девушка не хотела, чтобы старики, единственно оставшиеся от прежнего родительского дома, видели, как ей сложно и боязно.

***

После памятного суда отец надолго слег. А когда встал, то уже не был тем молодцеватым, прожженным коммерсантом. Огромная брешь в финансах, нанесенная неведомым вором, так и не была преодолена. В магазине пришлось делать большие скидки, чтобы распродать товары и заплатить за полученные кредиты. Потом пришлось сдавать комнаты, чтобы свести концы с концами. Следом рассчитали почти всю прислугу. За конторкой в магазине теперь стоял сам хозяин. Но ничего не помогало.

Отец захотел выдать Элис замуж, чтобы она не нуждалась после его ухода, но здесь обычно послушная дочь встала против его воли. Оба предложенных им варианта она с негодованием отвергла.

Так несчастный отец ничего не смог сделать с непокорной дочерью, и в ночь на католическую пасху тихо отошел. Через две недели пришло сообщение, что найдены неопровержимые доказательства, что Генри Картер не совершал преступление, за которое был осужден. Элис потратила немало денег, чтобы получить документы, удостоверяющие, что Генри Картер невиновен и освобождается от дальнейшего наказания.

Элис не хотела вспоминать, как она хоронила единственного близкого человека, как за бесценок продала дом с лавкой отцовскому конкуренту с Очард стрит, купила маленький домик в пригороде, где поселила своих верных слуг Пита и Молли. На вырученные деньги она купила самый дешевый билет на «Любезную Николетту», везущую в Австралию переселенцев. У нее в дороге будет свое личное пространство, и это главное.

Когда ей говорили о сложности дороги в Австралию, она думала только, что едет туда свободным человеком, а Генри везли как опасного заключенного.

Когда фигурки на пристани стали совсем крохотными, народ, оккупировавший весь участок палубы, выделенный для трюмных пассажиров, стал расходиться. Элис тоже спустилась в свою каюту. Назад дороги нет.

***

Первый день плавания прошел для Элис в шуме, неразберихе, решении организационных вопросов. Как оказалось, трюмные пассажиры были обязаны выделять из своей среды дежурные бригады, которые следили за порядком и чистотой.

Когда первая суета утихла, вдруг обнаружилось, что морская болезнь не щадит большую часть пассажиров. Было редкой удачей, если в семье или группе совместно едущих пассажиров оказывался хотя бы один человек, не подверженный этой напасти. Все бывшее трюмное помещение, разбитое на каюты, наполнилось стонами и детским плачем.