Пути океана: зов глубин. Книга вторая
Внутри все оборвалось. Селин залпом осушила предложенный стакан и упала в кресло. Выдержанный коньяк огнем опалил горло, на глазах выступили слезы.
Антуан рассеянно потирал лоб. Брут снял шлем и поджал губу.
Адмирал больше не пыталась унять дрожь в руках и только наклонила голову, глядя на де Круа.
– Это то, что доложили мне, вместе с приложенной копией протокола допроса подсудимого. Изучу позднее. Ваши же письменные свидетельства стали умягчающим обвинения фактом. Но скорее для меня, чем для тех, кто приводил приго… выносил приговор.
– То есть…как это – повешение?!.. Капитан Витал… Они убили его? – прошептала Селин.
Де Круа не слышала слов Росалес. В ушах звенело.
– Я знала его еще юнгой. Витал попросту не мог быть повинным в том, в чем его обвиняют. Такое не в его характере. Если хотите знать, он был последним, кому я вполне могла довериться и доверилась. Более того, он обладал всеми качествами, необходимыми новому адмиралу…
Не помня себя, Селин пробормотала слова прощания, ударившись о грудь адъютанта Росалес, выбежала из конторы на улицу, где ее стошнило. Слезы затуманили вид на порт, дикие красоты вдалеке и океан.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной и рыдать до полного исступления.
***В резиденции Управителя Новой Вердены праздновали сразу два события: долгожданное прибытие Антуана де Сюлли и его вступление в должность нового управителя.
В темно-зеленом бушлате с золотыми погонами на сухопутный манер, что указывали каждому местному мореходу на чужую акваторию и чужую юрисдикцию, капитан Марсий с бокалом темного вина бродил по пышно украшенному тронному залу среди сухопутных господ.
И было ему решительно не по себе. Поджоги судов и их обугленные остовы отзывались страшным горем в самом его сердце. Ни один сухопутный не понял бы такой беды. Кто бы ни стоял за настолько чудовищным зверством, Марсий обязательно найдет его и накажет.
Старая алкоголичка адмирал, которую в последнее время и так недолюбливали на Малом Орфее, действительно перестала соответствовать своей должности, и его ближайший рапорт несомненно об этом сообщит.
Этим идиотам лавразцам впору бы закрыть порт, оцепить останки судов, да провести тщательное расследование поджога… Раз он уже оказался здесь, долг перед Гильдией – не оставлять все безнаказанным.
И как назло, подопечная виконтесса его избегала. Впрочем, он догадывался – Селин потребуется время, чтобы хорошенько переварить новости.
Марсий остановился у группы служителей какого-то культа с металлическими желтыми солнцами, нашитыми на просто скроенные парчовые ризы, и вполуха слушал скучнейшие теософские диспуты.
Он только хмыкал на примитивные представления местных церковников о сотворении мира, ведь каждому мореходу было известно, что сушу поднял со дна древнего Океана Божественный Альбатрос, который, ухватив останки Морского Змея и разместив их как материки, тотчас же разбился о купол неба и осел на нем осколками звезд.
Армеец в начищенных громоздких латах хмуро подпирал стену да рассматривал местных представителей собственной гильдии, то и дело отпивая из фляги. Марсий не стал к нему приближаться, они лишь обменялись взглядами и коротко салютовали друг другу. Оба были не в своей тарелке. Факт.
Пожалуй, еще один бокал не помешает, – решил Марсий и подошел к столу с напитками.
Восторженный тон Антуана в обществе той пожилой дамы из приветственной делегации в порту начинал досаждать.
Или все же дело в другом? В том, например, что мысли постоянно возвращаются к этому чертовому салаге…
У него не было ни единой причины уважать Витала.
Напротив, он терпеть не мог этого сопливого выскочку, который с легкостью высчитывал в уме то, что ему, Марсию, приходилось решать на сложнейшем арифмометре.
Высокомерный, хвастливый, Агилар только и ждал похвалы в свой адрес. Этому сосунку давалось все, за что бы он ни брался, а за красивые глаза перед ним открывались такие двери, которые Марсию и не снились. Собственно это и стало причиной решения уволиться с Лавраза в Северморскую Акваторию: неизведанный суровый регион с неподъемными для середняков условиями труда, да и платили с лихвой… Уж там-то Марсий мог доказывать окружающим да и самому себе сутки напролет, чего он стоит!
Но даже невзирая на неприязнь к Виталу, становилось не по себе от суровости вынесенного приговора. Размышления о том, что в гильдейских порядках далеко не все гладко, занозой засели в сознании.
Он допил вино и направился убедиться, достаточно ли хорошо выставлена охрана в порту на ночь, когда его едва не сбил с ног блондинчик-кузен виконтессы:
– Капитан! Какое счастье обнаружить вас! Селин пропала! Клянусь, что видел ее здесь час назад. Мы с Брутом с ног сбились искать ее!
Из пепла
Пошатываясь то ли из-за игристого, то ли от земли, что все еще не вернулась под ноги после стольких месяцев плавания, де Круа вышла из шумной резиденции. Пахнуло предгрозовой свежестью. Она подняла воротник бушлата юнги, оставшегося ей от Дафны, надвинула шляпу на глаза и, минуя стражников, быстро смешалась с веселящимися горожанами на площади перед дворцом. На столах с угощениями и кувшинами для жителей Новой Вердены весело горели светильники из цветного стекла, и оттого очертания статуи посреди площади казались совсем темными. Ликование толпящихся простолюдинов резало слух.
Назойливые мелодии уличных музыкантов, под чьи лютни, гармонь и флейты отплясывал подвыпивший народ, слились в фоновый шум. Чужие улыбки и смех битым стеклом лишь усиливали боль внутри.
В сгущающихся сумерках становилось все сложнее ориентироваться, и Селин поспешила побыстрее скрыться в первом же переулке от чужих глаз.
Несмотря на густой аромат смолистой необработанной древесины, после безграничья океанского воздуха Новая Вердена казалась слишком душной. Из-за бурного строительства над домами то и дело высились голые леса, торчали доски, зияли бреши в покрытиях крыш. Но, созвучные глубоким ранам кровоточащей души, они виделись следами распада, и никак не развития.
Замотанная в плащ по самые глаза де Круа поежилась и зашагала прочь. В темноту.
Шум городской суеты стихал где-то позади в заходящих лучах солнца.
Торговцы спешно закрывали лавки. Молотки строителей больше не стучали, как днем. Прохожие, пошатываясь, разбредались по домам.
В одинокой кузнице все еще звенела наковальня, и в подступающую темноту отпрыгивали искры из будущего меча, а может быть плуга, горящего оранжевым металлом.
В окнах зажигались огни.
Селин свернула в Портовый Район, где дышалось намного легче, невзирая на запах гари и рыбного рынка. Плеск океана и крики чаек успокаивали. На пристани она прошлась по деревянному причалу до кромки воды и уселась, свесив ноги. Над горизонтом низко стояла красноватая, почти розовая, звезда, такая яркая, что ее свет спорил со светом портового маяка.
В сгустившихся сумерках Селин стала невидимкой. В это время суток до слуха доносились голоса редких мореходов, несущих свою вахту.
На мгновение показалось, что слышится тот самый, чуть развязный, голос. Обернувшись, она разглядела вдали спину коренастого моряка, который абсолютно не имел ничего общего с тем, кого бы ей так хотелось увидеть вновь. Теперь это стало несбыточной мечтой.
Словно прорванная плотина, по щекам хлынули потоки слез. Здесь, на пристани, в темноте, и тишине, в груди взорвалось жгучее одиночество и вся боль, которую Селин умело закрыла в себе на замок.
Теплый взгляд, сдержанная улыбка, нежные и жадные объятия… Как жить с мыслью, что все это навсегда останется лишь воспоминанием?
Имело ли теперь какое-то значение, был ли он действительно лжецом? Был ли охотником до наживы или ловеласом? Кем бы он ни являлся, Витала больше нет и никогда не будет.
Селин отрешенно взглянула на темнеющее небо. Где-то там уже должна была взойти Венера…
«Она – настоящая. Ей можно подражать тысячью способов, но невозможно стать ею, потому что она – единственная в своем роде».
Витал же говорил это о Венере или… о ней самой?
Озябшие пальцы коснулись переносицы.
Как и подобает воспитанной леди, она виду не подавала, но видела, видела, черт бы его побрал! Какими глазами он смотрел, когда думал, что она не замечает.
Словно молчаливый монолог, сжатый до взгляда… Его неуклюжие комплименты, наспех завернутые в иронию… Как все это могло оказаться невероятно искусной фальшью?
От этой мысли по спине пробежал холодок.
Ложные ли обвинения, или нет, она хотела только одного – быть снова с ним…
Хотя бы лишь потому, что ее собственные чувства были самыми настоящими!..
Уничтожить их не смогли ни расстояния, ни потрясения, ни даже объятия другого мужчины.
Уронив голову в руки, леди консул тихо плакала на одинокой пристани, на которую с океана наползала холодная темнота.
***– Эй, малец! – окликнул ее лукавый голос с хрипотцой. – Не местный, чай? Торчать тут ночью отважится или дурак, или совсем заблудшая душа… Холодает знатно у нас по ночам.
Чьи-то ноги застучали каблуками, приближаясь по деревянному причалу.
Селин склонила голову и зажмурилась в надежде, что незнакомец просто оставит ее в покое, не получив ответа.
– Если хочешь предаваться унынию, я знаю место получше. Ну же, идем!
Рука в перчатке потянулась к ней.
– Чай, пятая точка уже к причалу примерзла… Ночи сейчас холодные. В нашем храме есть еда и кое-что из одежды потеплее. Вставай, дружок.
То ли бархатистый голос с отеческой искренней обезоруживающей заботой, то ли собственные стучащие друг о друга зубы заставили Селин повиноваться.
Он помог ей подняться и коротко пожал руку.
– Шагай за мной. Да порезвей! Не испытывай милость Всеведущего… В эдакую-то ночку нам только приключений не хватало…
Де Круа брела за ним, все еще с недоверием вглядываясь в развевающиеся черные полы сутаны незнакомца.
Они прошли пару кварталов, миновав подозрительного стражника, грозную компанию в подпитии у таверны и свернули в тупик, где за коваными воротами, увитыми непролазными зарослями, высилась скромная церквушка с небольшой часовней, напоминающая по архитектуре Храм Всеведущего, какими они были в Вердене.
За высокими деревянными резными дверями открывался вид на залу для проведения молитв и служб, уютно освещенную свечами. Всюду царили спокойствие и простота.
Викарий зажег несколько светильников, и в темноте блеснул символ Ока Провидения – расходящимися лучами солнца внутри кованого треугольника, что был закреплен на алтаре. На душе стало спокойнее.
Селин украдкой взглянула на Доминго из-под шляпы. Мужчина самозабвенно хозяйничал у подвесного лампадария. Лицо его в обрамлении седых волос выражало благодушие с намеком на морщины, которые становились тем глубже, чем теплее он улыбался. В мудрых, но с хитрецой, глазах угадывалась острая умственная проницательность.
– Ну, выкладывай. Что за беда у тебя, малец, раз ты топиться удумал?
Уже через мгновение перед де Круа возникло нехитрое угощение в виде плотного куска хлеба и кружки с вином, но Селин жестом остановила его.
– Я не…
Удивленный взгляд священнослужителя замер на ее лице, но Доминго внезапно галантно улыбнулся и приложил седые усы к ее перчатке:
– Миледи… Вот уж сюрприз… Не ожидал… Прошу прощения, возраст дает о себе знать… Да и с Ново-Верденским марочным пора завязывать… Не признал вас… – собеседник заразительно хохотнул, но сразу же смолк. – Меня зовут викарий Доминго. Хотел представиться днем, но у вас были заботы явно посерьезнее моей скромной персоны. Очень ждал, что и профессор де Фонтенак прибудет с вами. Мы столько лет не виделись…
– Вы хорошо знали его?
– Почему знал? Знаю. Или… Погодите…
Селин вздохнула и посмотрела на каменный пол.
Доминго опустился на лавку и с минуту просто сидел и смотрел перед собой. Селин тихо присела рядом.
– Пусть примет его дух Всеведущего, и да пребудет с ним от веку Око Провидения… – произнес священник.
Викарий Доминго. Конечно, де Фонтенак говорил о нем. Селин вспомнила, что именно с этим человеком велел встретиться на острове наставник.
– Я очень нуждаюсь в вашей помощи, преподобный…
– Это я уже понял. И я к вашим услугам, миледи.
– Для начала, прошу вас, помолитесь за дорогих сердцу людей, что нас покинули …
– Непременно, Селин. Вы позволите вас так называть? – Доминго с теплотой посмотрел ей в глаза, – Вы удивитесь, но это я нарек вас этим именем и стал первым, кто спел вам колыбельную…
***В предрассветных сумерках Новая Вердена совсем затихла. Настолько, что отчетливо слышалось далекое эхо резких голосов не то птиц, не то зверей.
Утренняя свежесть вплывала в аромат ладана засыпающей молельни. Догорели свечи у алтаря. Голос викария умолк. И Селин все никак не могла поверить, что рассказанное ей не приснилось. Губы ее дрожали, а перед глазами таяли призрачные сцены прошлого, свидетельницей которых она только что стала.
Тонкие руки ее белели на темном полотне одеяния, что больше не могло скрывать близящегося материнства.Словно сон наяву, она видела историю невозможной любви собственных родителей. Кроткая миссионерка Серафина, монахиня Всеведущего. Шорох грубой шерсти ее ризы, мешающейся с тенями лап самой ночи всякий раз, как она покидала крохотную келью. Горькие складки у рта Доминго наутро, когда он неприметно стряхивал приставшие к подолу сухие листья и маленькие веточки. И ревниво бдил, чтобы ни одна живая душа не прознала, отчего милая Серафина так лучится счастьем на заутрене, и не сам ли Всеведущий смотрит на него из этих одухотворенных глаз. И что приносит на себе милая Серафина острый запах горьких дымов, холодной луны и голодных зверей, что так успешно скрывает ладан. Видела она и слезы в глазах молодого Доминго, пропахшего кагором и все тем же проклятым ладаном. Нет-нет, сударыня, вовсе не от неразделенной любви, а от отменно дымящей кадильницы. Всего-то… Зыбкий силуэт отца и звал, и пугал смертельно. Других чувств представитель иного народа, свирепый дикарь, и вызывать не мог… Видела она и корму уходящего в ночи корабля. И огненный ливень стрел ему вслед. И Серафину. И ее сердце, навеки отданное чужеземцу на загадочном Да-Гуа.
Огни Вердены на горизонте уже виднелись невооруженным глазом, когда Серафины не стало. Казалось, Селин чувствует тепло крохотного тельца младенца и пронзительный холод тела матери, разрешившегося от бремени одновременно со жгучей болью в груди викария, что все прижимал к себе пищащую голодную крошку. Похоронить послушницу по морскому обычаю – бросить тело за борт – он так и не дал.
Селин видела то, чего не могла помнить: очаровательную Вердену, приморский город, дышащий солнцем. Никакой чумы и в помине не было! Были многочисленные ступени домов в лучших из кварталов, черепичные крыши и – тот самый ни с чем не сравнимый густой запах кожаных корешков тщательно подобранной библиотеки. И де Фонтенак.
Торопливое рукопожатие, перестук четок, и вот уже маленькую Селин удочеряет вдовствующая дама высшего света. Изабель де Круа.
Мама.
Несмотря на безграничное тепло и любовь, что сызмальства дарила приемная мать, Селин отчего-то всегда чувствовала себя чужой в стенах дворца де Сюлли. И вот теперь, когда она знает правду о своем происхождении, выясняется, что и родной матери уж годы как нет в живых… но быть может отец?…
– Вы очень похожи на Серафину. Особенно ваши глаза. Ни у кого не видел, чтобы они лучились таким светом… – грустно заключил Доминго. – И уж точно я никогда не встречал никого добрее нее. Да уж поди и не встречу…
В голосе викария звучала та самая, особенная, грусть, что с потрохами выдавала все то, что больше отношения простого соратника по вере или друга умершей. Задавать бестактных вопросов де Круа конечно же не стала.
– Из вашего рассказа следует, я – наполовину… островитянка, а наполовину – наследница Старого света? – задумчиво проговорила она. – Кто же я вообще?
– Это как посмотреть. И как вы сама решите. Кто-то даже скажет, что вы – «дитя океана».. как там у Гильдии Мореходов? Подаренная морем? – усмехнулся викарий.
– Я думала найти здесь ответы, но вопросы лишь множатся….
Селин потерла виски, прикидывая, стоит ли рассказать преподобному о своем «клейме уродства» и о встрече с Уной.
Они посидели еще немного в полной тишине.
– Эта вещь явно с Да-Гуа, – виконтесса показала на четки, что дал ей Фонтенак до отбытия из Вердены, – Они принадлежали моему отцу?
– Она была на руке вашей матери. Я подумал, что вам стоит иметь что-то в память о ней. Де Фонтенак, вероятно, боялся, что без них я вас не признаю…
– А что если я смогу установить с островитянами контакт благодаря своему происхождению? Я практически одна из них по рождению… Это может оказаться полезным…
Викарий прыснул и шутливо погрозил пальцем.
– А у вас весьма прагматичный подход. На мгновение я даже пожалел, что ваш отец не я, но вспомнил, что гордыню Всеведущий не одобряет…Так вот. Лучше забудьте о любых формах дипломатии в отношении дикарей. Я не шучу.
Доминго вдруг сделался серьезным, потер подбородок, встал и заходил взад и вперед.
– Для них мы – нелюди. И мы это, пожалуй, заслужили. Под видом благ принесли им столько страданий… На протяжении десятилетий мы тесним их с собственной земли, преступно угоняем в рабство, а религиозные фанатики – между прочим наши собратья! – из Братства Смирения силой насаждают свою больную веру. Им-то, язычникам! Остановить вражду способно лишь чудо…
– Мне больше нечего терять и некуда бежать. Я и Антуан – последняя надежда для всех на этом острове. И, похоже, для аборигенов – тоже. Отчего-то мне дан второй шанс. Может, чтобы искупить свою вину? Или доказать самой себе, что я больше, чем чья-то марионетка? Помогите мне, Доминго, умоляю! С чего мне стоит начать?
Старик внимательно посмотрел на нее и кивнул.
– Я попробую организовать вам одну встречу. Не могу назвать ее другом, но она владеет нашим языком и сможет донести нужное послание до аборигенов. Дам знать позже.
Селин благодарно сложила руки на груди.
– Миледи, во дворце наверняка все с ног сбились вас искать. Идемте же. Я проведу вас безопасным путем.
***Утренний дворец молчал, и шаги в грубых сапогах гулко раздавались по каменному полу, заставляя стражников с подозрением коситься на видавшее виды моряцкое платье Селин. Она же с гордо поднятой головой невозмутимо приветствовала всех сдержанным кивком. Благо, в холле ее встретил взъерошенный сонный секретарь, который без лишних вопросов сопроводил виконтессу к ее апартаментам.
В вестибюле, освещенном одним лишь мягким светом камина, перед лестницей, ведущей в покои виконтессы, развалившись в кресле, дремал Марсий.
Попытка аккуратно прокрасться мимо сразу же провалилась.
– И где ты… вы были всю ночь, миледи?
В голосе одновременно прозвучала неприкрытая угроза и… беспокойство?
– Где вы были всю ночь, миледи? – передразнила его де Круа и горько рассмеялась. – Ах да, сударь, вам же надлежит за мной надзирать… Как это я забыла… Представьте себе: за эту ночь я не встретила ни одного желающего выведать секреты вашей драгоценной Гильдии! Быть может, их значимость несколько преувеличена? Так же как и важность вашей миссии на Да-Гуа!
Марсий вполголоса выругался на сторону и сверкнул глазами.
– Город ночью кишит бандитами! Мы с Брутом и его армейцами полночи зачищали его в поисках пропавшего консула Альянса Негоциантов!
– Похвально. Очень рада, что вы все нашли прошлой ночью равно и полезное, и увлекательное занятие. Выстрелы и крики слышались на весь город даже из церкви! Надеюсь, бандитам дан хороший урок, народные гуляния удались на славу, а наше прибытие сюда запомнится надолго… теперь же, когда вы лично изволили убедиться, что я в порядке, позвольте, я пойду…
Селин собиралась было подняться наверх, когда Марсий настиг ее и, схватив за предплечья, рывком развернул к себе.
– Проклятье, я места не находил! Не приелись еще эти фокусы с переодеваниями? – прорычал он.
– Капитан, вы, возможно, не заметили. Но мы не на корабле. Кто вы такой, чтобы я перед вами оправдывалась?.. Настоятельно рекомендую не лезть больше в мои дела. Ах да… и в мою постель – тоже!
Марсий усмехнулся.
– Вообще-то это ты…
– Что?!
Должно быть ее взгляд был слишком разъяренным, потому что он, несмотря на усмешку, все же решил не продолжать фразу. Марсий сделал примирительный жест руками.
– По последнему пункту ваших рекомендаций я вынужден уступить, коль на то ваша воля…. Но расстаться со мной, как с представителем Гильдии, вы не можете…
– О, неужели?.. И почему же? – де Круа почувствовала, как ее охватывает недобрый азарт.
– Потому что иначе, помимо вашего личного статуса persona non grata, Новая Вердена и Альянс Негоциантов лишатся всего транспортного сообщения на воде, миледи. А вся ситуация о вашем нарушении закона Гильдии станет достоянием общественности…
Марсий победоносно скрестил руки на груди и снова ухмыльнулся.
– Я всегда чувствовала, что вы – самый настоящий негодяй! – прошипела Селин.
Сейчас ей больше всего на свете хотелось снова отвесить ему пощечину. Благо, Марсий стоял на пару ступенек ниже и был сейчас лишен преимуществ своего роста.
– То была не моя идея… О, и опять этот ваш злой тон… В чьей, говорите, спальне продолжим обсуждать мой моральный облик: в вашей или в моей?
– Замолчите! Доносчик! Все, что случилось с Виталом – полностью ваша вина!
Из-за беззвучных рыданий ее голос совсем сел.
Самодовольная ухмылка капитана внезапно растаяла. Марсий потер наморщенный лоб.
– Я уже говорил, что лишь действовал как порядочный член Гильдии… Откуда мне было знать… Не по Кодексам такое. Исходя из всех нарушений «Крылатого», трибунал не мог закончиться высшей мерой… Возможно, он совершил что-то более серьезное, о чем мы не знаем…
– Перешел дорогу кому-то вроде вас, только чином повыше?
Довольная собственной язвительностью, Селин промокнула слезы и приосанилась, готовая к новому парированию доводов Марсия. Но тот лишь пожал плечами.
– Это точно вас волнует больше того, что судьба дальнейшего транспортного сообщения Да-Гуа и так под вопросом, а вы можете еще и ухудшить положение дел. Не стоит обольщаться после этих всех гуляний: новой власти тут никто не рад. Все эти сухопутные распри только усилятся. Вот о чем стоит подумать в первую очередь…
Самые грязные ругательства, которые она когда-либо слышала, так и застряли невысказанными в горле. Марсий был искренен в своих заблуждениях. Неправ и прав одновременно. Его циничный прагматизм отрезвил. Повернуть время вспять она действительно не могла. А бездействовать – тем более.
Де Круа вздохнула и поднялась в покои. Предстояло привести себя в порядок перед днем, полным новых распоряжений и встреч. И первая из них будет с адмиралом Росалес. Пожилая мореходка явно знала больше, чем могла ей рассказать при первой беседе.
***Хозяин таверны «Бычара навеселе», беспокойный, с бегающими глазами, и в очень недешевых украшениях, несколько раз протер столы для знатных гостей.
Де Круа же с трудом поборола желание попросить его повторить сие действо. В сомнениях она все же опустила руки в перчатках на грубую поверхность со въевшимися следами многочисленных застолий.
В это раннее время свежий воздух отчего-то не проникал в распахнутые окна, в которые то и дело доносились звуки улицы, и запах чего-то прокисшего продолжал оскорблять обоняние виконтессы.
Стены пустого, чуть неряшливого, зала таверны, украшали вышедшие из обращения доспехи. Как и полагалось в рамках привычек Лиги доблести, которой принадлежало заведение.
Невзирая на вялую брань снаружи парочки нуждающихся в опохмеле, в таверне были они одни.
На входе дежурил Брут.
По дороге сюда он высказал далеко не все претензии по поводу исчезновения Селин минувшей ночью. И потому его значительные взгляды исподлобья обещали ей новую, полную многоэтажных назиданий, тираду по окончанию переговоров.
Паулу Росалес обшарпанная обстановка ничуть не тревожила. С тем же успехом, расслабленно-непоколебимая, чуть уставшая, с насмешливыми уголками глаз, она могла находиться и в салоне при дворе. Даром что ее простоватые, но исполненные достоинства, манеры и высокий чин такое допускали.
Едва получив свою пинту пива, адмирал жадно осушила кружку, и ей стало значительно легче. Расслабившись, она приняла удобную позу, и кисти ее, покрытые татуировками, наконец перестали трястись.
– Итак, вы удивлены, что наша встреча проходит не в моем кабинете и даже не в портовой таверне, миледи де Круа? Здесь всяко меньше шансов, что нас подслушают. Да и обстановка куда более расслабленная…
– Весьма располагающее к переговорам место, – соврала Селин и, скрепя сердце, даже взялась за ручку своей пивной кружки, – Я здесь, чтобы помочь.
