Не надо к совести моей просить,
Я знаю, хитрость ваша нынче в моде.
Вы нагло лезете вперед,
Мешаться любите под чьими-то ногами,
А как автобус – вы скачите в него
С проворностью завидной ламе!"
Кто-то рядом упрекнул,
Что, мол, старушка не похожа
На тех, кого мужик упомянул,
Но довод свой ему найти было не сложно:
"Так мож она специально так оделась,
Чтоб жалость больше вызывать,
А вы как лохи повестись успели
На сей блаженный маскарад!"
Толпа в согласии кивнула,
Старушку взглядом пристыдив,
И от нее тут же отвернулась,
Продолжая яства, угощенья
В тележки емкие мостить.
Слеза скупая накатила
В ее уставшие глаза.
Она с обидой слезу ту уронила,
Прикрыв затертым рукавом глаза.
Нет! Она не стала
На бедность сетовать свою!
"С годами гордость не теряла
И сейчас ее не оброню!"
Она всю жизнь
Ценила, что имела.
Чужого с рода не брала,
И вот сейчас она не стала
Опускаться до скупого сердцем мужика.
Она смиренно опустила
В корзинку грустную свою
Другую банку, что не в пору приходилась
Ее небольшому кошельку.
На место прежних банок положила
Она пакетик с горсточкой конфет,
Теперь им места
На праздничном столе их нет.
Выплакав обиду с болью,
Наш ангел вслед старушку окрестил,
И в новый путь взор свой устремил.
Он встал на перекрестке,
А рядом с ним была семья:
Отец и сын крепко под руки держали
Старушку-мать, что хворая была.
Она недавно от инсульта
Чуть с жизнью не простилась навсегда,
И хоть беда та миновала,