«Он снова ее ударит», – подумала Ынсе.
И действительно, молодой человек опять замахнулся.
Но Ынсе вовремя успела перехватить его руку, прежде чем она успела долететь до лица девушки. Взгляды всех троих пересеклись в одной точке. Подняв глаза на лицо молодого человека, Ынсе обомлела. Она знала его имя. И имя девушки тоже.
Его звали Кан Чхульчжун, а ее – Ким Чжехи. Ынсе и сама не могла понять, откуда знала их имена и почему они всплыли у нее в голове только сейчас.
– Что за…? Что ты, блядь, делаешь?! – выпучив глаза, заорал Кан Чхульчжун. Он выглядел угрожающе, но Ынсе не собиралась уступать только потому, что он физически сильнее ее. Когда Ынсе подверглась унижению в автобусе, Чжехи пришла ей на помощь. Ынсе хотела отплатить ей за ее доброту, даже понимая, что Чхульчжун может ударить и ее.
– Не смейте ее бить! – твердо сказала Ынсе, удерживая его руку.
– Я тебя, что ли, ударил? Ты почему лезешь в чужие дела? Этому тут учат сотрудников?
– Как вы можете бить девушку?
Постепенно Ынсе начала привыкать к тому, что с ее памятью творятся странные вещи. Но все эти дежа-вю, которые начались с тех пор, как она встретила Чжехи, не имели сейчас значения. Важно было лишь то, что было перед глазами.
Чхульчжун оторвал от себя руку Ынсе и в ярости вскочил, отодвинув стул так резко, что он покачнулся и с грохотом опрокинулся на пол. На этот раз удар Чхульчжуна пришелся по лицу Ынсе. Раздался хлесткий звук пощечины. Ынсе не смогла удержаться на ногах и упала. Шокированные посетители уставились на происходящее. Подбежала хозяйка, которая до этого читала книгу за кассой.
– Что вы делаете?! – закричала она.
– Отпусти меня! – молодой человек сбросил руку пытавшейся вмешаться хозяйки и, наклонившись, схватил Ынсе за воротник. В этот момент оторвалась силиконовая грудь, которая была закреплена внутри ее лифчика. Чхульчжун застыл, держа в руке мягкую силиконовую накладку телесного цвета. Хотя он, кажется, не понял, что это такое, было очевидно, что Ынсе вот-вот раскроют. Чжехи, которая стояла чуть поодаль, какое-то время переводила взгляд с Ынсе на накладку и обратно, а затем подошла, выхватила ее из рук Чхульчжуна и засунула себе в карман.
– Что это за хрень? – спросил Чхульчжун.
– Не твое дело.
Не обращая на него внимания, Чжехи протянула руку лежавшей на полу Ынсе. Ее взгляд как будто говорил: «Теперь все в порядке», и Ынсе поняла, что девушка узнала в ней школьника из автобуса. Она крепко ухватилась за руку Чжехи.
* * *
Ким Чжехи и Кан Чхульчжун. Ынсе пробормотала про себя эти имена, идя по перерытой из-за дорожных работ дороге. Как она ни ломала голову, она не могла вспомнить, откуда знала эти имена.
Идти по асфальту, где тут и там зияли выбоины, было неудобно, а безлюдность улицы производила гнетущее впечатление. В сопровождаемом неприятным электрическим поскрипыванием унылом свете уличных фонарей контуры предметов казались причудливыми, от чего пустынный переулок делался словно бы еще более мрачным. Казалось, такое освещение способствовало росту преступности в этом районе куда больше, чем могло бы его полное отсутствие. Внезапно у Ынсе возникло ощущение, что она уже думала те же самые мысли, идя по той же самой дороге. Она встряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения.
В ветеринарной клинике «Херим» ярко горел свет. Когда Ынсе шла по этому переулку, она обычно заглядывала в окна, чтобы посмотреть на забавных котят и щенков в странных колпаках. Перед зданием стояло частное такси с включенными фарами. Двери клиники открылись, и оттуда вышли сама ветеринар Херим и ее жених, водитель такси. Оба держали в руках пластиковые контейнеры, которые они сгрузили в багажник машины.
– Здравствуйте! – Ынсе, как обычно, поприветствовала их.
– О, привет, Ынсе! – водитель такси с улыбкой обернулся в ее сторону. У Ынсе даже поднялось настроение оттого, что он обратился к ней по имени.
– А куда вы так поздно едете? – спросила Ынсе.
Стоило ей сказать это, как она оцепенела. Она заранее знала ответ ветеринара.
«В деревню “Край земли”. У них там нет ветеринара, так что я езжу туда помогать», – пробормотала Ынсе про себя.
– В деревню «Край земли». У них там нет ветеринара, так что я езжу туда помогать, – вслух произнесла Херим.
«Аааа… Да что же это такое?» – подумала Ынсе.
Эта сцена ей тоже снилась.
– А вы ее подвозите, да? – спросила она у водителя.
– Ага. Обычно упрямится, говорит, что сама доберется, но сегодня вот почему-то предложила вместе поехать.
Водитель широко улыбался, лицо его светилось от радости. Однако Ынсе было не до улыбок. У нее было состояние, при котором волосы дыбом встают.
– У вас нет ощущения, что у нас уже когда-то был похожий разговор?
Оба недоуменно взглянули на Ынсе, явно не понимая, о чем она говорит.
– Ой, не берите в голову. Я пошла.
Ынсе кивнула на прощание удивленно смотревшим водителю и ветеринару и развернулась.
Она не могла понять, почему все сегодня казалось таким странным. Ынсе завернула за угол, растерянно тряся головой.
Прямо за поворотом располагалось здание закрытого клуба, куда ходила Ынсе. Там каждый, невзирая на пол, мог исполнять песни, как мужским, так и женским голосом. Туда приходили люди разного возраста и с разными целями. Среди них были те, кто мечтал стать актером, комиком или заниматься озвучкой, а также те, кто, насмотревшись японского аниме, мечтал научиться петь голосом противоположного пола.
Очень немногие мужчины способны петь женским голосом, но Ынсе это давалось легко. Именно потому, что и мужской, и женский голос у нее выходили естественно, она работала инструктором, обучавшим новичков. За уроки она не получала никакой оплаты, но была избавлена от необходимости платить членский взнос клуба.
В школе она поневоле была изгоем, но здесь, где никто не знал ее биологический пол, она могла чувствовать себя свободно. Ее лицо и фигура были настолько женственными, что, разве только она не сняла бы штаны, никто не смог бы догадаться, что она родилась в мужском теле.
* * *
Ынсе спустилась вниз по узкой лестнице и оказалась в тускло освещенном помещении. В этом сумраке Тэчхоль, потягивая пиво, слушал оглушительно громкую гитарную музыку. Играла “The Messiah Will Come Again” Роя Бьюкенена. Тэчхоль слушал ее настолько часто, что ему давно уже должно было надоесть, но он включал ее снова и снова. Дошло до того, что стоило Ынсе услышать его имя, как у нее в ушах начинала звучать эта мелодия.
Он окончил отделение восточной живописи Художественного института, но сидел без работы. Не было похоже, что он вообще ее искал. Можно было подумать, что он из богатой семьи, раз владеет таким заведением, будучи безработным. Но так совсем не казалось, когда он без конца занимал у членов клуба. Судя по тому, как он постоянно выпрашивал деньги, он явно быстро транжирил все, что получал в качестве членских взносов. Так или иначе, а Ынсе он не нравился. Однажды рассказывая о себе на встрече клуба, Тэчхоль заявил, что хотя раньше он грезил о том, чтобы стать художником, специализирующимся на восточной живописи, больше он не тратит время на такие непрактичные мечты. Судя по его виду, он очень хотел, чтобы его спросили, а какие мечты практичные, но никто этого не сделал.
– О, привет! – сказал Тэчхоль, открывая новую банку пива. На Ынсе он даже не взглянул.
Должно быть, потому что было уже поздно, в клубе был только он. На полу были раскиданы пустые стеклянные бутылки из-под виски, алюминиевые пивные банки, порванные пакеты от сушеных кальмаров и коробки из-под рамёна быстрого приготовления. В этом похожем на свалку месте Ынсе и Тэчхоль тоже казались мусором.
– А Сугён не придет? – спросил Тэчхоль, открывая банку пива.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Дай ее телефон.
Тэчхолю нравилась Сугён. Он, всегда такой бесцеремонный с другими, перед ней как будто терялся.
– Я собираюсь здесь сегодня переночевать. Больше никого нет, так что, если ты уйдешь, я смогу спокойно поспать. Если уйдешь, завтра дам ее телефон.
– Завтра?
– Да, завтра.