Оценить:
 Рейтинг: 0

Прощай, Робинзон!

Год написания книги
2007
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
4 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Нора (официальным тоном). О нет! Эти люди мыслят и чувствуют иначе. У них совсем иные взгляды и заботы, им нас никогда не понять.

Робинзон. Или, наоборот, нам – их. Не знаю, не знаю. Я уже не в состоянии разобраться во всем этом, после того как вернулся на мой остров. Раньше мне все было ясно, Нора. Все для меня было просто. Вы читали мою книгу, правда? Ведь там на каждой странице можно найти слова благодарности Божьему Промыслу, мудрому порядку, который создал Великий Часовщик [4 - Великий Часовщик – символический образ, появившийся в эпоху Просвещения в деизме, религиозно-философском учении, согласно которому Бог, сотворив мир, не вмешивается в закономерное течение. «Робинзон Крузо» – одна из главных книг этой эпохи.], безупречной логике существования живых существ и вещей.

Нора. А мне больше всего понравилась глава, в которой вы спасаете жизнь Пятнице, и постепенно, ценой больших усилий, подымаете этого дикого каннибала до уровня цивилизованного человека.

Робинзон. Еще неделю назад мне тоже очень нравилась эта глава, Нора.

Нора (удивленно). А почему вдруг вы изменили свое мнение?

Робинзон. Потому что именно здесь я увидел, что все обернулось совсем по-другому. Вы вот говорите, что я вызволил Пятницу из тьмы каннибализма и поднял его до высот цивилизованного человека, то есть, христианина, а я уже целую неделю более всего ценю в Пятнице как раз то, что в нем еще осталось от каннибала… О, не пугайтесь, я имею ввиду его мироощущение, этакое нутряное дикарство.

Нора. Но это ужасно так думать!

Робинзон. Нет! Ужаснее задуматься над тем, кто есть мы: вы и я, вы – супруга заместителя начальника полиции и я – непрошенный гость Хуан-Фернандеса. С той минуты, как мы прибыли сюда, Пятница показывает мне то так, то эдак, что он может не подчиняться здешним порядкам, а я – нет. Я почти уверен, что сейчас, пока мы беседуем, к сожалению, как бы наспех, хотя у нас одни и те же причины для разочарования и грусти, мой Пятница со своим дружком Бананом весело проводят время на улице, ухаживают за девушками и берут от так называемого прогресса лишь то, что им интересно – ну скажем, магнитофон, баночное пиво и телевизионные шоу.

Веселая разноголосица и музыка большого народного гулянья.

Нора. Выходит, что у вашей книги совсем иной конец?

Робинзон. Да, Нора, совсем иной!

Нора. И получается, что этот верный и благодарный вам Пятница, которого вы обучили, как надо одеваться, пользоваться столовыми приборами, говорить по-английски, этот самый Пятница и должен был спасти вас, Робинзона Крузо, от одиночества. И Робинзона и, разумеется, меня, меня и всех, кто сейчас собрался в холле отеля, чтобы пить без особой охоты и видеть тоску в глазах друг друга.

Робинзон. Не знаю, Нора, мы не имеем права слишком преувеличивать… Я, как человек цивилизованный, не могу допустить и мысли, что такие люди, как Пятница и Банан могут сделать что-то ради моего блага, разве что служить мне… Однако…

Нора. Однако, мы вот сейчас глядим друг на друга с какой-то ностальгией в глазах. Я думаю, что мы будем так смотреть на любом острове планеты. (Резко.) Мне пора, мой муж ждет моего доклада.

Робинзон (горько). О нашем разговоре, Нора? Нора. О, нет! Такой разговор люди ведут с незапамятных времен и он не представляет ни малейшего интереса для моего мужа. А мой доклад, он на горячую тему – аборты и самоубийства на острове Хуан Фернандес. До свидания, Робинзон.

Робинзон (после паузы). И я так и не смогу погулять с вами по улицам этого города, Нора?!

Нора. Боюсь, нет, и это – жаль! Ну а вы привыкайте ездить в машинах с закрытыми окнами, видно вполне хорошо. Я уже почти привыкла. Для меня Хуан Фернандес – это, если хотите, какая-то вереница образов в рамках окна моей машины или просмотр слайдов. Прощайте, Робинзон!

Лейтмотив. Звяканье льда в бокале. Далекий шум города. Музыка народного гулянья. Радостные возгласы людей. Постепенно нарастает шум машин и гул аэропорта.

Громкоговоритель. Пассажиров, вылетающих в Лондон, просят пройти в коридор с красными указателями и предъявить свои документы в окошках, соответственно их инициалам. Пассажиры, летящие в Вашингтон, пройдите…

Пятница (его звонкий и радостный голос заглушает громкоговоритель). Ты прав, хозяин (Смешок.) Организация – лучше нельзя, посмотри, как все продумано: красные стрелки непременно приведут нас к окошечкам, сейчас ты подойдешь к окну, где буква «К», а я – к букве «П». Да мы встретимся, хозяин, только не делай, пожалуйста, такое грустное лицо, ты же сам расхваливал до небес этот аэропорт.

Робинзон. Я рад, что мы возвращаемся в Англию, Пятница. Рад, что уезжаю отсюда. Это уже не мой остров. Да и похоже, никогда не был моим, потому что тогда я не понял, что… Это все трудно объяснить словами, Пятница. Я ведь не понимал, что, по моей милости, делается с тобой…

Пятница. Со мной, хозяин? Но ты же творил чудеса, вспомни, как ты сшил мне штаны, чтобы я не ходил голым, как обучил меня первым английским словам, слову «Хозяин» (смешок), словам – «да» и «нет», слову «Бог», обо всем этом так хорошо написано в книге…

Робинзон. Ну что ты! Все это я обязан был сделать, чтобы вырвать тебя из этой дикости. И я ни в чем не раскаиваюсь. Но я не мог понять, как это ты, ну, скажем, молодой карибец, встретившись с одряхлевшим европейцем…

Пятница (со смехом). Разве ты был «дряхлый», хозяин?

Робинзон. Я говорю не о моем теле, а о моей истории, Пятница, и тут я совершил ошибку, пытаясь вовлечь тебя в ход нашей истории, истории нашей великой Европы, и, разумеется, истории Альбиона и т. д. (Иронически смеется.) И до сей поры – это самое ужасное! – мне казалось, что все – прекрасно, что ты полностью принял наш образ жизни, но стоило нам явиться сюда, у тебя вдруг начался этот нервный тик… По крайней мере, ты называешь его так…

Пятница. Может, это у меня пройдет, хозяин. (Смешок.)

Робинзон. А я чувствую, что нет, что уже не пройдет никогда. Но любопытно, что этот тик начался, едва мы прибыли на остров Хуан-Фернандес, когда ты сразу резко изменился, встретился с Бананом и…

Пятница. Верно, Робинзон. Многое изменилось с того момента. И это еще пустяки в сравнении с грядущими переменами.

Робинзон. А кто, собственно, дал тебе право называть меня по имени? И о каких это переменах ты говоришь?

Лейтмотив смешивается с веселой праздничной музыкой и голосами из громкоговорителя в аэропорту, все это длится какое-то мгновение.

Пятница (серьезным, независимым тоном). – А как ты думаешь, Робинзон, почему остров называется Хуан-Фернандес?

Робинзон. Ну, это случай, потому что однажды мореплаватель с таким именем в… это был год…

Пятница. А тебе не пришло в голову, что остров получил название по другой причине? А может – в этом названии вообще нет ничего случайного, Робинзон?

Робинзон. По правде говоря, я не вижу смысла в…

Пятница. А вот я – вижу. И думаю, это название может объяснить твое состояние.

Робинзон. Может объяснить?

Пятница. Да, подумай немного. Хуан – самое распространенное имя, Фернандес – самая обычная фамилия. Хуан Фернандес – самое привычное сочетание, какое можно встретить в испанском языке. Ну как Джон Смит в твоей стране, или как Жак Дюпон во Франции и Ганс Шмидт в Германии. В этом сочетании как бы нет ничего особого, индивидуального, им означено нечто множественное, допустим – толпа, народ, «uorno cualunque» [5 - (um.) – каждый, любой человек.], Jedermann [6 - (нем.) – каждый, любой человек.]…

Гул народного гулянья, праздничной толпы.

Робинзон. Да, пожалуй, это так, но…

Пятница. И это вполне объясняет то, что с тобой творится, бедный Робинзон Крузо. Надо же было приехать снова на этот остров со мной, чтобы обнаружить, что среди миллионов мужчин и женщин ты так же одинок, как и тогда, когда тебя выбросило на берег. И тут тебе, наконец, открылась причина твоего одиночества.

Робинзон. Н-да, я это понял, пока беседовал с Норой в отеле, что-то вдруг заставило меня подумать о том, каким ты был в тот день, когда я спас тебя – совершенно голый, невежественный, да и к тому же – каннибал, но при этом – такой молодой, такой новый, без пятен истории. Ты был куда ближе меня к звездам, воздуху, к людям…

Пятница. Не забывай, Робинзон, что мы ели друг друга.

Робинзон (сурово). Пусть так! Но все равно вы были ближе друг к другу. Есть немало видов каннибализма, теперь-то я это очень понимаю.

Пятница (ласково). Ну и ну, Робинзон! Понять все это лишь под конец жизни, да еще на своем бывшем острове! Вот теперь ты понял, что утерял способность общения с Хуаном Фернандесом, с Гансом Шмидтом, с Джоном Смитом…

Робинзон (патетически). Пятница, ты свидетель, я хотел выйти на улицу, затеряться в толпе людей, которые…

Пятница. Тебе мало бы что дало знакомство с такими людьми, как Банан и его приятели, они бы вежливо улыбались и на этом – все. У властей были свои причины изолировать тебя, однако они зря так старались, ты прекрасно знаешь это сам.

Робинзон (медленно и с горечью). Зачем надо было снова приезжать на этот остров, где я был одинок совсем по-другому? Стоило ли возвращаться, если здесь я еще острее ощутил свое одиночество, чем тогда, и вдобавок выслушивал от моего слуги, что повинен во всем я сам?

Пятница. Твой слуга – ни при чем, Робинзон! Ты сам чувствуешь себя виноватым.

Громкоговоритель. Внимание, начинается посадка пассажиров на самолет, вылетающий в Лондон. Просим предъявлять справку о прививках…

Робинзон. Знаешь, мне вдруг захотелось остаться. Быть может…
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
4 из 5