Бегство из времени

Даже демоническое, которое до сих пор нас так сильно влекло, теперь еле тлеет, вялое и пресное. Весь мир нынче стал демоническим. Демоническое теперь не выделяет модников в обыденной жизни. Теперь уже впору быть святым, если хочешь и впредь выделяться из толпы.

4. XII

Бакунин (Биография, написанная Неттлау[72 - Макс Неттлау (1865–1944) – немецкий анархист и историк анархизма. (Прим. переводчика.)], послесловие Ландауэра[73 - Густав Ландауэр (1870–1919) – немецкий писатель, идеолог социализма и анархизма. В ранний период занимался переводом на немецкий язык художественной литературы с английского, а также, будучи философом по образованию, исследованием европейского мистицизма, который интерпретировал в рационально-атеистическом ключе как близкое Спинозе учение о растворении Бога в природе.]).

На его начала повлияли: Кант, Фихте, Гегель, Фейербах (протестантская философия Просвещения).

Чем больше он знакомился с французским характером, тем больше отходил от немцев.

Недоброжелательный нрав Маркса показал ему, что революции нечего ждать от этого круга «филистеров и педантов».

Ему пришлось самому создавать себе все средства и помощников. Повсюду Бакунин был неудобной помехой для местных «демократов», не давал им мирно почивать.

Его собственная деятельность лежала в области конспирации, то есть он пытался привлечь «живые силы» из разных стран для общей деятельности.

Бакунин имел дело только с самыми решительно сочувствующими ему кругами. В Лондоне – с Мадзини[74 - Джузеппе Мадзини (1805–1872) – итальянский политик-республиканец, идеолог либеральных реформ, активист итальянского национально-освободительного движения.], Саффи[75 - Аурелио Саффи (1819–1890) – итальянский политик республиканского толка, соратник Джузеппе Мадзини, активист итальянского национально-освободительного движения.], Луи Бланом[76 - Луи Блан (1811–1882) – французский журналист, историк и политик социалистического (в ранние годы – социал-утопического) толка, участник французской революции 1848 г.], Таландье[77 - Альфред Таландье (1822–1890) – французский муниципальный чиновник и редактор, известный своим сочувствием левым кругам, упомянутый как номинальный член революционной организации Бакунина. В поздние годы отстранён от государственной службы и выбран депутатом от социалистов.], Линтоном[78 - Уильям Джеймс Линтон (1812–1897) – английский книжный иллюстратор, считавшийся мастером гравюры по дереву, а также писатель и публицист республиканского толка.], Холиоком[79 - Джордж Холиок (Холиоук, 1817–1906) – английский публицист, идеолог «светской мысли» – секуляризма (термин введён им в оборот в английский язык) и рабочего кооперативного движения. Редактор журналов «Здравомыслец» (1846–1861) и «Английский лидер» (1861–1867). Холиуока считают последним в Европе Нового времени человеком, заключённым под стражу за «богохульство» (атеистические высказывания).], Гарридо[80 - Фернандо Гарридо Тортоза (1821–1883) – испанский писатель и публицист социалистических взглядов, противник испанской монархии. Автор множества книг и редактор журналов социалистического толка. В Испании неоднократно осуждался, жил в политической эмиграции в Париже, Лиссабоне и Лондоне. Не стоит путать Фернадо Гарридо с колумбийским политическим деятелем Рохасом Гарридом (1824–1883).].

Элита должна была привести несознательные массы к самосознанию и солидарности (главное направление его усилий 1864–1874 годов).

Религиозному патриотизму (Мадзини) он противопоставлял атеистический интернационал и предпочитал опираться на «люмпен-пролетариат», чем принимать существующее положение дел и с ним иметь дело.

Восстание в Лионе поколебало его веру в революционные инстинкты и страдания пролетариата.

* * *

Свобода, которую он имел в виду, по его собственным словам, не является «той формальной свободой, жалованной, размеренной и регламентированной государством, которая есть вечная ложь и которая в действительности представляет не что иное как привилегию избранных, основанную на рабстве всех остальных, не той индивидуалистической, эгоистичной, скудной и призрачной свободы, которая была провозглашена школой Ж. Ж. Руссо, и всеми другими школами буржуазного либерализма, и которая смотрела на так называемое общее право, выражаемое государством, как на ограничение прав каждого отдельного лица, что всегда и неизбежно сводит к нулю право каждого отдельного индивида»[81 - Отрывок из труда революционера и теоретика анархизма Михаила Бакунина (1814–1876), которого Балль часто вспоминает на протяжении книги, «Парижская Коммунаи понятие о государственности» (1871).].

* * *

Атеизм, который Маркс и Бакунин несут в интернационал, и у русских, следовательно, является – немецким подарком.

* * *

Ни одна последовательная мысль не могла обрести популярность, не побывав перед этим философской идеей.

* * *

Духу по сердцу не масса, а форма. Но форма должна проникнуть в массу.

* * *

Возмущение материалистической философии нужнее возмущения народных масс.

12. XII

«Царь и революция» Мережковского[82 - Антимонархический сборник статей «Царь и революция» (1907) под редакцией русского писателя Д. С. Мережковского (1865–1941), в следующем году вышедший в переводе на немецкий язык.] даёт представление о религиозной проблеме в России. Существенно здесь следующее:

Все выдающиеся поэты и философы XIX века – от Чаадаева до Соловьёва – богословы. Бакунин, кажется, единственное исключение.

Они сопоставляют требования социальной революции с устройством византийского православия.

Бунтуя, они ссылаются на Новый Завет. Они рассматривают его как революционную книгу. Сын восстаёт на Отца.

Они понимают Христа как нигилиста. Как сын, как бунтарь, он должен выдвинуть антитезы.

Их конфликт с православием напоминает известные явления XVI-го века, например, Мюнцера[83 - Томас Мюнцер (1489–1525) – немецкий проповедник, идеолог теократии в ветхозаветном духе (в советской исторической науке считался близким социал-утопистам), современник и соперник Лютера, вдохновитель антифеодального крестьянского восстания в Германии (казнён после разгрома его ополчения регулярными войсками саксонских князей). Был ненавидим и Лютером и католической церковью. Сердцу Балля Мюнцер был дорог (см. запись от 26-го сентября 1917 г.), так как, ратуя за социальные реформы, в отличие от Лютера, не стал причиной церковного раскола.], с той разницей, что Реформация провозгласила авторитетной человечность Христа, тогда как русские видят в Христе вочеловечившееся божество, распятое органом [земного] единовластия.

Местами (так имеет место у Чаадаева, у Достоевского, Соловьёва, Розанова) выступает попытка новой интерпретации догм. Большинство этих бунтарей, собственно, еретические учители церкви.

* * *

Позиция Мережковского и его друзей изощрённая и, разумеется, также непопулярная. Сомнительно, можно ли сделать их мысль убедительной для широких кругов общества. Ведь ещё вопрос, не является ли «богословский переворот» делом внутренне противоречивым? Последние слова Иисуса на кресте: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой»[84 - Евангелие от Луки. 23:46. (Прим. переводчика.)].

Как бы то ни было: иерархическое отношение Отца и Сына здесь хорошо выработано и продуктивно. На Западе плодотворности уже не получается, скорее снова оживают борьба против веры и последние сомнения в ней.

Большое различие: в России царь вот уже сто лет как зверь Апокалипсиса. Здесь же зверем считается народ, и так с ним и обращаются.

В практическом плане мережковиты оказываются несостоятельны. «Не убий», – внятно и ясно говорится в пятой заповеди. Они же нескончаемо обсуждают заповедь и повторяются. Они в принципе хорошо знают, на что натыкаются, но дальше всё равно не идут. Они – теологические Гамлеты[85 - По смыслу: вечно сомневающиеся и не решающиеся на поступок.].

* * *

В Чаадаеве есть что-то от нашего Шопенгауэра. Только он набожнее и не так оторван от мира. Он написал книгу «Некрополис»[86 - Отсылка к «Философическим письмам» П. Я. Чаадаева. В первом из «Писем» место его «отправки», Москва, названа Некрополем («городом мёртвых», так как их автор считал Россию провалом в мировой истории).], в которой погребает всю Россию как в городе мёртвых. Царь велел объявить его сумасшедшим.

13. XII

Только теперь я начинаю понимать театр. Театр – это тирания, которая благоприятствует развитию актёрских способностей. Масштаб «Театра» [в социальной жизни] всегда обратно пропорционален уровню общественной морали и гражданской свободы. Россия имела, до войны, блистательный театр, и Германия от России в сей сфере почти не отставала. Это указывает в обеих странах на некоторое истощение искренности и неподдельности из-за внешнего принуждения. Кто склонен к искреннему исповеданию веры, тот не может быть актером. А где не исповедуют веру, там актёров много.

* * *

Только до предела испытанная мысль, которая знает искушения и сопротивление, только та мысль, которая детально изложена и воплощена, только она поистине наличествует.

* * *

Если хочешь найти себя, надо себя потерять.

14. XII

Встреча с Густавом Ландауэром. Исхудавший пожилой мужчина с редкой бородкой, в шляпе с пологими полями. От него исходило что-то пасторально мягкое. Предпоследнее поколение. Социалистические теории как пристанище для благородных натур. Впечатление как от человека, отжившего свой век. Он советует не уезжать, а остаться. Он верит в «биологическое» развитие немца. Приглашает навестить его в Гермсдорфе.

Вечером у П.[87 - Пфемферт (см. примечание 69).] Он называет Ландауэра «политиком, которого испортил эстет». Говорит, что у него не вышло бы «пробиться среди немцев»[88 - Ландауэр происходил из семьи иудейского вероисповедания. Его отец торговал обувью.]. Но что в Германии есть только три анархиста, и он один из них. «Человек умный, образованный, с которым раньше было небезопасно иметь дело». Теперь он пишет театральную критику для «Биржевого курьера» и издаёт, как бы между делом, газету «Социалист».

1915 г.

Новый Год

На балконе переводчицы книг Маринетти мы на свой манер устраиваем демонстрацию против войны. Наша акция заключается в том, что мы кричим с балкона в ночную немоту большого города и телеграфных проводов: A bas la guerre[89 - Долой войну! (фр.) (Прим. переводчика.)]! Отдельные прохожие останавливаются. Некоторые освещенные окна открываются. «Счастья в Новом году!» – кричит кто-то с той стороны. Беспощадный колосс – Берлин – высовывает макушку из железобетона.

12. II