Самые нежные

расстрелял тебя без суда,

беззащитную и нагую,

с моим именем в плену уст.

Не читай меня. Эти строки —

переломанных ребер хруст.

Хочется

Хочется паспорт закинуть в сумку,

взять one way ticket (не на луну)

и ускользнуть, убежать, уехать,

только я знаю, что не смогу.

Ну убежала бы, а что толку?

Клетка по-прежнему изнутри.

Я закрываю глаза ладонью

тебе сама, но прошу: «Смотри!»,

я зажимаю твой рот молчаньем,

а после требую дать ответ.

С этим чудовищным одичанием

без твоей ласки неласков свет,

так что, куда бы я ни исчезла,

будет ломать по тебе везде.

Я остаюсь – из двух зол, где меньше —

я остаюсь слишком рядом, здесь,

возле тебя, и, ты знаешь, это

тоже суровый такой урок.

В тесном пространстве моей квартиры

небо врезается в потолок.

Меня ломает

Меня ломает, как куколку на шарнирах,

как новогодний шарик, хрупкий до беспредела.

С тех пор как мне досталась искорка в твоем взгляде,

с тех самых пор как мне досталась жаркость твоего тела,

меня ломает. Сколько мне продержаться

отмерил бог? Но бог бы не стал так гадить.

Сначала отчужденность твоих касаний,

а после равнодушие в твоем взгляде.

Ни один календарь

Ни один календарь не отметил счастливой даты:

я спустился с креста твоей страсти, где был распятым

долгих несколько лет, бессильный, больной, негордый.

В паутине из рук твоих мухой увязшей годы

потерял, на побег не решившийся сразу, не смог позднее.

А потом наступил этот просто один из дней,

я остался один: ни карающего меча, ни

тебя где-то рядом, ни прежней любви печали.

Но свобода такая, что в страхе себя же тонет,

и боятся зажить гвозди помнящие ладони.

Счастливой дороги

Счастливой дороги, любовь, коей больше нет,

пусть ветер удачи тебя подгоняет в спину.

Мы столько сложили в один до небес костер,