Хороших девочек не убивают

Макс помимо прочего сказал, что Наоми «скрылась в неизвестном направлении». И хотя он не уточнил, сколько времени она отсутствовала, перед этим четко сказал, что почти весь вечер играл с Милли и Джейком в приставку. Наоми с ними не было. Предположим, она ушла наверх и провела там около часа. Зачем? Зачем в чужом доме отсиживаться одной наверху вместо того, чтобы проводить время с друзьями? Если только Макс случайно не проговорился – Наоми отлучалась из дома. Он так и сказал, а потом попытался ее прикрыть.

Поверить не могу, что пишу это, но похоже, я начинаю подозревать Наоми. Мы знакомы одиннадцать лет. Я почти всю жизнь старалась брать с нее пример как со старшей сестры. Глядя на нее, я и сама училась быть поддержкой и опорой для младшего братика. Наоми очень добрая. Бывало, в компании рассказываешь что-нибудь, и в середине истории все уже перестают слушать. Кроме нее. Она в самый неловкий момент обязательно кивнет и одобрительно улыбнется. Кроткая, нежная, спокойная. И все же, вдруг она склонна к перепадам настроения? Способна на жестокость?

Не знаю. Все время забегаю вперед. Вот еще что любопытно: Рави казалось, Наоми была влюблена в его брата. Судя по ее ответам, она к тому же недолюбливала Энди. Да и сам разговор у нас с ней получился таким напряженным! Страшная неловкость чувствовалась. Оно, наверно, объяснимо – я все-таки затронула неприятные воспоминания. Но ведь с Максом мы о том же говорили. И он все выдал как на духу. С другой стороны… Не слишком ли гладко у нас с ним прошел разговор? Не выглядел ли он чрезмерно… умышленно отстраненным?

Не знаю, что и думать. Мое воображение окончательно слетело с катушек. Я над ним не властна. Уж совсем нелепая картинка рисуется: Наоми в порыве ревности убивает Энди. Сэл случайно становится свидетелем расправы. Он растерян, поражен. Лучшая подруга убила его девушку. И все же ему становится жаль Наоми. Он помогает ей избавиться от тела Энди. Друзья договариваются сохранить все случившееся в тайне. Однако чувство вины не дает Сэлу покоя. Единственным выходом представляется смерть.

А может быть, я все из пальца высасываю?

Скорее всего. В любом случае Наоми определенно следует включить в список подозреваемых.

Пора сделать перерыв.

Список подозреваемых:

Джейсон Белл

Наоми Уорд

Глава шестая

– Так, нам понадобятся: замороженный горошек, помидоры и хрен, – прочла мама Пиппы. Чтобы лучше разобрать каракули Виктора, она держала список покупок в вытянутой руке.

– Тут написано «хлеб», – сказала Пиппа.

– Ой, точно. Ты права, – захихикала Лиэнн. – Вот интересные бы сэндвичи получились…

– Очки надеть не пробовала? – Пиппа достала с полки упакованную буханку, швырнула ее в корзину.

– Не-а. Я пока не сдаюсь. Очки старят, – заявила Лиэнн, открывая холодильник с заморозкой.

– Ну так и должно быть. Ты уже не молода, – сказала Пиппа и тут же получила по рукам упаковкой замороженного горошка. Она трагически скорчилась, изображая смертельное ранение, и вдруг заметила краем глаза, что в сторонке стоит Рави и внимательно за ней наблюдает. На нем была белая футболка и джинсы. Он стоял и тихонько смеялся, прикрыв рот ладонью.

– Рави! – радостно окликнула Пиппа, направляясь к нему по проходу. – Привет.

– Привет, – ответил парень, улыбнулся и смущенно почесал затылок. Пиппа уже поняла, что это у него привычка такая.

– Я тебя здесь раньше никогда не видела.

«Здесь» значило в единственном супермаркете Литтл-Килтона – крошечном домишке, примостившемся у вокзала.

– Мы обычно за городом закупаемся. Просто молоко срочно понадобилось, – сказал он, протягивая вперед большую бутыль с надписью «обезжиренное».

– Вот пил бы просто черный чай, не пришлось бы заморачиваться.

– Ну уж нет. Никогда не перейду на темную сторону, – сказал он, бросив пристальный взгляд вдоль прохода, по которому к ним приближалась мама Пиппы с полной корзиной продуктов. Рави приветливо ей улыбнулся.

– Мам, это Рави, – представила их Пиппа. – Рави, это моя мама, Лиэнн.

– Приятно познакомиться, – сказал парень и, прижав к груди бутыль с молоком, протянул правую руку для приветствия.

– Мне тоже, – сказала Лиэнн, пожимая протянутую ладонь. – На самом деле мы однажды уже виделись. Я раньше агентом по недвижимости работала. Продавала твоим родителям дом. Боже, подумать только… с тех пор прошло пятнадцать лет. Не меньше. Тебе тогда лет пять было. Ты все время наряжался в костюм Пикачу, а сверху еще пачку натягивал.

У Рави зарделись щеки. Пиппа усиленно сдерживала смех, пока не заметила, что парень заулыбался.

– Представляете, тренд так и не прижился, – с шутливой усмешкой сказал он.

– Ну, Ван Гога при жизни тоже недооценивали, – заметила Пиппа.

Тем временем они все вместе подошли к кассе.

– Проходи, – сказала Лиэнн, пропуская Рави вперед. – Нам долго разгружаться.

– Да? Спасибо.

Рави подошел к кассе, широко улыбнулся продавщице, опустил молоко на ленту и сказал:

– Только вот это, пожалуйста.

Пип заметила, как лицо кассирши скривилось от отвращения. Она холодно и презрительно взглянула на Рави и отсканировала молоко. Благо взглядом убить его не смогла. Рави опустил глаза в пол, уставился себе под ноги, делая вид, что ничего не заметил, но Пиппа знала – это не так.

Внутри закипал дикий, первобытный гнев. Поначалу ее стало немного подташнивать. Огненный ком ярости все рос, и в конце концов даже кончики ушей запылали.

– Фунт сорок восемь, – прошипела кассирша.

Рави вытащил пятифунтовую купюру и протянул ей. Она вдруг вздрогнула и быстро отдернула руку. Бумажка, словно осенний листочек, медленно спланировала на пол. Пиппа сорвалась.

– Эй, – громко сказала она, подходя к кассе и вставая рядом с Рави. – Какие-то проблемы?

– Пип, не надо, – шепнул Рави.

– Извините, Лесли. – Пиппа нарочито медленно, язвительным тоном прочитала имя на нагрудной бирке. – Еще раз спрашиваю, у вас проблемы какие-то?

– Да, – ответила кассирша. – Не хочу до него дотрагиваться.

– Думаю, можно с уверенностью сказать, он этого тоже совсем не хочет, Лесли. Глупость бывает заразна.

– Я сейчас менеджера позову.

– Позовите-позовите. Я ему вкратце расскажу, о чем напишу в многочисленных жалобных письмах к вашему начальству.

Рави поднял пятифунтовую купюру, положил ее на кассовую стойку, взял свое молоко и молча пошел к выходу.

– Рави? – позвала Пиппа. Тот даже не оглянулся.

– Эй-эй, потише. – Мама Пиппы выступила вперед, встала между дочерью и пылающей от смущения Лесли и примирительно вскинула руки.

Пип повернулась на месте кругом. Кеды громко скрипнули на надраенном до блеска полу. Подбегая к двери, она снова обернулась и крикнула: