Зачарованная

Когда в комнату вошел Нефамаэль, Корни постарался погрузиться поглубже в теплую мутную воду. Женщина из волшебного народа, подстригавшая ему волосы и умащивавшая кожу ароматическим маслом, вышла, не дожидаясь приказа.

– Ты теперь весьма мил, – промолвил Нефамаэль.

Его желтые глаза отражали мерцающее пламя свечей.

Корни неловко пошевелился. Неприятное ощущение от масла, пропитавшего кожу, не оставляло его даже под водой. Шея чесалась там, где срезанные волосинки прилипли к маслу.

– Придать мне привлекательный вид – все равно что превратить свинец в золото, – пробормотал Корни, надеясь, что эта фраза прозвучала остроумно.

– Ты голоден? – спросил Нефамаэль. Голос у него был густой и сочный. Корни хотел узнать, как там Кайя, однако не решился задать этот вопрос сейчас, когда рыцарь приближался к нему медленными, размеренными шагами.

Корни кивнул, боясь, что голос подведет его. Он пока не совсем верил, что Нефамаэль привел его сюда, вырвав из прежней жалкой и убогой жизни.

– В этой стране произрастают плоды, которые на вкус превосходят все, что ты мог бы отведать в смертных землях. – Губы рыцаря искривила улыбка.

– И мне позволено?..

– Весьма, весьма вероятно. – Нефамаэль указал на груду одежды. – Одевайся, и я отведу тебя.

Корни был одновременно признателен и разочарован, когда Нефамаэль предоставил ему одеваться самому. Не обращая внимания на мокрое тело, Корни натянул синюю бархатную тунику и плотно облегающие штаны.

Нефамаэль ждал в коридоре. Он взъерошил пальцами волосы Корни, а затем снова пригладил их.

– Полагаю, комплименты сейчас неуместны.

Корни не мог отвечать, когда эти руки касались его…

– Идем, – сказал Нефамаэль, и Корни последовал за ним.

Потеки свечного воска тянулись вниз по стенам, подобно сталактитам в пещерах. Откуда-то издали до Корни доносились музыка и смех. Он и Нефамаэль прошли через открытую дверь, обрамленную серебряным плющом, и оказались в саду, где ветви деревьев склонялись почти до земли под тяжестью серебристых яблок. Меж деревьев прихотливо вилась узкая дорожка, выложенная белыми камешками. Над садом изгибался сияющий свод, и от него в саду было так светло, как будто они находились не в подземном царстве. Корни ощущал запахи вскопанной земли, скошенной травы и гниющих плодов.

– Иди же, – произнес Нефамаэль, кивнув в сторону деревьев. – Ешь все, чего пожелаешь.

Но Корни уже не был уверен, действительно ли он голоден. И все же из вежливости и страха он сделал несколько шагов и сорвал с одного из деревьев яблоко. Оно словно само легло в его протянутую руку. На ощупь кожица яблока была теплой, как будто под ней текла живая кровь.

Корни бросил взгляд на Нефамаэля, который разглядывал белую птичку, усевшуюся на яблоню. Осторожно, почти опасливо, молодой человек откусил кусочек яблока.

Плод имел вкус изобилия и страстного стремления, жаждущих раздумий и желаний, и проглоченный кусочек оставил внутри Корни сосущую пустоту. Ухмыляясь, Нефамаэль смотрел, как Корни жадно лижет надкушенное яблоко, поглощает его мякоть и, упав на колени, высасывает бледную сердцевину.

Несколько фейри из Сонма собрались вокруг, чтобы наблюдать это зрелище. Зрители смеялись, но Корни не мог остановиться. Он едва замечал, что Нефамаэль хохочет над ним уже не таясь. Женщина с тонкими изогнутыми рогами бросила Корни перезрелую сливу. Слива лопнула в грязи, и Корни опустился на четвереньки, слизывая мякоть вместе с крупицами почвы.

Черные муравьи ползали по липким переспелым паданцам, и Корни поедал их тоже, жадно выискивая сладкие крошки.

Через некоторое время Нефамаэль подошел к Корни и поднес к его губам сухарь. Корни бездумно впился в этот сухарь зубами. На вкус он напоминал опилки, но Корни проглотил его.

Сухарь, казалось, в мгновение ока заполнил его желудок, и ощущение всепоглощающего голода ушло. Корни сидел на корточках под деревом, отчетливо осознавая, что он только что делал. Он смотрел на свои грязные руки, на испачканную одежду и глотал слезы, чтобы не разрыдаться беспомощно и жалко, словно ребенок.

– Идем, идем. – Нефамаэль похлопал его по плечу. – Бедный Корни. Ты кажешься таким слабым, я боюсь, что твое сердце просто разорвется. – Голос у рыцаря был довольным.

Корни встал, стискивая кулаки.

Корни ощущал, как помимо воли отзывается на этот сочный голос, как стыд и смущение ослабевают, отходят на задний план и становятся незначительными…

– Иди сюда, мой зверек. Ты весь измазался. – Нефамаэль поднял руку и поманил Корни к себе.

Один взгляд в эти желтые глаза – и всякое желание сопротивляться пропало. Корни ступил в кольцо рук Нефамаэля, наслаждаясь прикосновением шипов.

Сегодняшнее пиршество проходило более скромно. Никаких неистово играющих скрипачей или шумных хороводов. Никаких наваленных грудами плодов или медовых пряников. Слышались лишь шепот и приглушенный смех. Свет исходил от жаровень, расставленных по всему бру, да от мелких фейри, летавших над толпой, словно светляки.

Думать было трудно. Ноги Кайи, ступавшие по земляному полу, уже замерзли. Завеса магии медленно спадала с нее, но чем слабее становились чары, тем сильнее ее давил страх.

Она скоро умрет. Уже не важно, мерзнут ли у нее ноги.

Кайя видела только спину Ройбена, ведущего ее сквозь толпу. Его серебристые волосы блестели как ртуть, ниспадая на плечи.

«Я не собираюсь умирать, – напомнила себе девушка. – Это игра. Всего лишь игра».

Неосознанно она прикоснулась кончиком пальцев к своим губам, непривычно мягким и распухшим. Кайя хорошо помнила настойчивость и нежность губ Ройбена, но сразу же в памяти всплывало выражение его лица, когда он отшатнулся от нее, – ужас или, быть может, отвращение. Девушка встряхнула головой, чтобы привести в порядок мысли, однако ясность так и не пришла.

Некоторые из тех, мимо кого она проходила, смотрели на нее жадно, и Кайя попыталась представить, как вольные фейри станут делить то, что от нее останется.

Девушка глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Еще вдох. Совсем не забавно.

Ладонь Ройбена стиснула руку девушки выше локтя. Рыцарь вел Кайю мимо созданий одновременно прекрасных и уродливых. Земля под босыми ногами Кайи была влажной, и девушка сосредоточилась на этом ощущении, чтобы успокоиться.

Королева стояла в центре круга, напоминающего огромную серебристую танцплощадку. Круг состоял из нескольких частей, и каждую из них украшали выгравированные изображения связанных людей и фейри. Эти части были искусно подогнаны друг к другу, словно кусочки головоломки. В центре круга Кайя увидела узорные кандалы, прикрепленные к толстым коротким цепям. В отличие от пола кандалы и цепи были железными. Кайя чувствовала исходящий от них запах.

Многослойные черные одежды Никневин, сшитые из полупрозрачной ткани, развевались от легкого сквозняка. Самый длинный слой – шлейф платья – поддерживали три гоблина. Жесткий воротник, словно прозрачный черный плавник, поднимался за головою королевы. Кайя проследила взглядом очертания этого воротника, затем внимательно рассмотрела высокую, затейливо уложенную прическу из алых кос госпожи… Она старалась смотреть куда угодно, лишь бы не встретить этот смертоносный синий взгляд.

Ройбен опустился на одно колено, и Кайя без приказаний последовала его примеру.

– Поднимитесь, – повелела королева.

Кайя и Ройбен встали.

Королева махнула Ройбену рукой в знак того, что отпускает его. В ее жесте сквозило нетерпение. Поколебавшись несколько мгновений, рыцарь шагнул к королеве и вновь преклонил колено.

– Я отдал бы все, что угодно, за ее освобождение, – произнес Ройбен столь тихо, что лишь стоящие рядом расслышали его слова.

Он смотрел вниз, не то на земляной пол, не то на изящную туфельку королевы. Искренность в голосе Ройбена испугала девушку. То, что он сказал, было опасным для него. Неужели он ведет себя так, чтобы вернуть ей, Кайе, какой-то выдуманный им долг? Неужели он решился на это только из-за того, что поцеловал ее?

Никневин провела ладонью по темени Ройбена. Голос ее был так же тих и даже нежен, но в глазах сверкало свирепое наслаждение. Она смотрела мимо рыцаря, куда-то в темноту за пределами бру.

– Разве ты уже не являешься моим слугой во всем? Есть ли у тебя что-то, чем я еще не обладаю?

Рыцарь поднял голову и посмотрел в синие глаза Зимней королевы. Кайя хотела крикнуть, предупредить его, но не могла пошевелиться, словно закованная в лед.

– Быть может, я могу предложить свое усердие, – сказал Ройбен. – Вы часто жаловались на его отсутствие.