А несколько месяцев спустя Богдана повесила над моим шалашом человеческую кожу, напоминая о том, чтобы я не выдавала секретов фейри. После этого я целый год держалась от смертных как можно дальше.
Потом я спасла от глейстиг одного парня. Мне было четырнадцать, ему семнадцать. Мы с ним сидели на берегу пруда в паре миль отсюда, и я тщательно избегала любых тем, которые могли не понравиться Грозовой ведьме. Он был наполовину уверен, что я мерещусь ему после того, как он накурился. Ему нравилось разводить костры, а мне нравилось за ними наблюдать. В конце концов он решил, что раз я нереальна, значит, он может делать со мной все, что захочет.
Тогда я продемонстрировала ему, что очень даже реальна, равно как и мои зубы.
После этого случая Грозовая ведьма снова принесла мне человеческую кожу в знак предупреждения о смертных, но к тому времени я и сама все поняла.
Иногда я ходила в гости к банши с волосами цвета серебра. Поскольку она относилась к слуа, местные фейри старались держаться от нее подальше, но мы с ней часами сидели вместе, пока она рыдала навзрыд.
Сначала я думала рассказать обо всем Оуку, но потом поняла, что моя жизнь только покажется ему не счастливой, а более жалкой.
– Можно сказать и так, – повторяю я.
Я беру вещи в руки, снова откладываю их в сторону. Мне хочется взять с собой все, но рюкзак слишком мал для этого. Вот сколотая кружка. Вот одинокая сережка, свисающая с ветки. Тяжелый сборник стихов за седьмой класс с крупной надписью «РЕБЕККА» на обложке. Украденный из кухни моей не-семьи разделочный нож, который Тирнан смеряет скептическим взглядом.
Я останавливаю выбор на двух маленьких ножах, которые изначально были при мне.
Остается последняя вещь, и я бросаю ее в рюкзак так быстро, чтобы никто не успел увидеть. Крошечная серебряная лисичка с хризолитовыми глазами.
– При Дворе Бабочек царят дикие нравы, поэтому даже принцу Эльфхейма опасно там показываться, – произносит Тирнан. Он сидит на бревне и острым ножиком срезает с ветки кору. Я понимаю, что они с Оуком уже не в первый раз ведут этот разговор. – Да, его жители – вассалы вашей сестры, но они жестоки, как стервятники. Королева Аннет поедает своих любовников, когда те надоедают.
Гиацинт опускается на колени возле узкого ручейка, собираясь попить. У него только одна рука, на которую можно опереться, и он не может сложить ладонь в чашечку, поэтому просто наклоняется к воде и глотает то, что попадает в рот. Услышав слова Тирнана, он настороженно поднимает голову. Возможно, пытается найти возможность для побега.
– Нам всего-навсего нужно переговорить с Чертополоховой ведьмой, – напоминает ему Оук. – Королева Аннет может указать нам путь через болота, и тогда мы найдем колдунью. Двор Бабочек всего в полудне езды на юго-восток, в сторону моря. Медлить нельзя. Мы не можем себе этого позволить.
– Чертополоховая ведьма, – эхом отзывается Тирнан. – На ее веку погибли две королевы Двора Термитов. Поговаривают, она была причастна к этим смертям. Кто знает, какую игру она ведет сейчас.
– Она жила во время правления Мэб, – напоминает Оук.
– Она была стара во время правления Мэб, – уточняет Тирнан так, словно это весомый аргумент. – Она опасна.
– Ивовый прут Чертополоховой ведьмы может найти что угодно.
Я слышу, что за этим разговором таится глубокая тревога. Я слишком хорошо знакома с подобным чувством, чтобы его не узнать. Возможно ли, что ему на самом деле гораздо страшнее, чем хочет показать он – этот принц, отправившийся в первое приключение на прелестной лошадке своей сестры?
– А что вы будете делать потом? – спрашивает Тирнан. – Вы задумали слишком сложный маневр.
Оук тяжело вздыхает и молчит, что заставляет меня снова задуматься о его мотивах, а также о той части его плана, которую он от меня скрывает. Что именно он хочет найти при помощи этой ведьмы?
Тирнан снова принимается сдирать кору с ветки и больше не изрекает никаких предостережений. Интересно, насколько ему тяжело оберегать Оука и почему он это делает: из дружеских чувств или из верности короне Эльфхейма? Если Оук весь словно состоит из золотистых переливов света и теней, напоминая солнечные лучи, проникающие сквозь лесной полог, то Тирнан похож на зимний лес, холодный и лишенный листвы.
Я уже собираюсь подняться, когда замечаю среди ветвей своего шалаша что-то белое. Это смятый листок бумаги, не тронутый грязью. Пока Тирнан и Оук заняты беседой, мне удается развернуть его под одним из грязных одеял и прочитать то, что там написано.
«От судьбы не убежишь».
Я узнаю неразборчивый, похожий на паутину почерк Богданы. Мне неприятна мысль, что она вторглась в место, где я чувствовала себя в безопасности, и меня злит смысл записки. Ведьма насмехается надо мной, давая понять, что и дальше будет меня преследовать. Она словно дает мне фору в игре, в которой точно намерена победить.
Сминаю записку и засовываю ее в рюкзак рядом с серебряной лисичкой.
– Все собрали? – спрашивает Оук, и я виновато поднимаюсь, закидывая рюкзак за плечо.
Порыв ветра развевает подол моего истрепанного платья, которое теперь еще грязнее, чем раньше.
– Если вам показалось, что мы скакали слишком быстро… – начинает принц с озорной улыбкой.
Я неохотно иду к лошади, смирившись с мыслью, что придется снова залезать в седло.
В это мгновение из темноты вылетают стрелы.
Одна из них вонзается в ствол клена неподалеку от нас, другая проносится прямо над моей головой. Третья впивается в бок лошади Тирнана, и животное издает истошное ржание. Несмотря на панику, я замечаю, что древки стрел сделаны из необработанного дерева и увенчаны вороньими перьями.
– Палочники! – кричит однокрылый солдат.
Тирнан бросает на него полный ярости взгляд, как будто он виноват в происходящем.
– По коням!
Оук протягивает мне руку и помогает забраться на Летунью. В этот раз я сижу спереди, прислонившись спиной к его защищенной металлом груди. Хватаюсь за узелки на лошадиной гриве, и вот мы уже мчимся сквозь ночь. Стук копыт подобен грому, а стрелы со свистом рассекают воздух где-то внизу, у наших пят.
Вскоре палочники появляются в поле моего зрения. Это чудовища, созданные из веток и сучков. Некоторые из них напоминают гигантских волков, другие – пауков, а у еще одного три головы, угрожающе щелкающие ртами. Мне никогда не доводилось видеть подобных существ. Несколько из них отдаленно походят на людей и вооружены луками. В груди каждого палочника торчат камни, окруженные утрамбованной землей, а их тела связывают виноградные лозы и комки мха. Но хуже всего то, что среди древесины и перегноя я замечаю нечто похожее на человеческие пальцы, кусочки кожи и остекленевшие глаза.
Меня охватывает волна ужаса.
Я в панике оглядываюсь на раненую лошадь, на которой скачут Тирнан и Гиацинт. Ее бок покрыт кровью; она спотыкается и сбивается с хода. И хотя бежит достаточно быстро, палочники ее догоняют.
Видимо, Оук тоже это понимает. Он тянет Летунью за поводья, разворачиваясь лицом к врагам.
– Можешь перелезть мне за спину? – спрашивает он.
– Нет! – кричу я. Я с трудом держусь в седле. Изо всех сил вжимаюсь бедрами в лошадиные бока и пригибаюсь к шее Летуньи, вцепившись пальцами в ее гриву.
Оук обнимает меня рукой за талию и притягивает к себе.
– Тогда нагнись так низко, как только можешь, – просит он. Второй рукой достает из седельной сумки арбалет и зубами вставляет в него болт.
Он стреляет, но даже близко не попадает в цель. Болт валится в грязь между Тирнаном и несколькими оленями, на которых скачут палочники. Времени на перезарядку арбалета нет. Но принц и не пытается, лишь делает резкий вдох, словно чего-то ожидая.
Я чувствую, как сжимается сердце. Мне отчаянно хочется уметь не только развеивать чужие чары, но и делать что-то другое. Обладай я силой Грозовой ведьмы, могла бы призвать молнии и сжечь палочников дотла. А если бы лучше умела обращаться с собственной магией, возможно, мне бы удалось создать иллюзию и спрятать нас за ней.
Внезапно болт, который выпустил Оук, взрывается синим мерцающим огнем, и я понимаю, что он все-таки не промахнулся. Палочники вспыхивают и падают со спин своих деревянных скакунов, а одно из паукообразных чудовищ бросается в сторону леса – его тоже лижут языки пламени.
Лошадь Тирнана почти нагоняет нас, когда Оук пускает Летунью в галоп. Спиной ощущаю, как принц напрягается, и оборачиваюсь к нему, но он качает головой. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы не упасть.
Одно дело – слышать о силе леди Ноури, но, увидев кусочки плоти внутри этих существ, я вдруг поняла, с какой легкостью она может собрать свой урожай. Она будет добывать части человеческих тел в городах смертных, словно горную породу в каменоломне, и вырубать леса, чтобы создать из них армию. Жителям Эльфхейма есть из-за чего беспокоиться. Миру людей есть из-за чего дрожать от страха. Все гораздо хуже, чем я думала.
Мы оставляем лес позади и оказываемся на пригородной дороге, потом пересекаем трассу. Уже поздно, и поэтому машин почти нигде нет. Тирнан накладывает на нас чары – не совсем маскировку, скорее легкий дурман. Смертные заметят нас краем глаза, но просто не поймут, что это мы. Подумают, что увидели белого оленя. Или, может быть, большую собаку. Примут нас за нечто обыденное, за то, что хорошо вписывается в их картину мира. От магии у меня чешутся плечи.
Мы скачем долго. По моим ощущениям, проходит несколько часов.