Наконец Арбели приступил к осуществлению своего плана. В кофейню Фаддулов был отправлен посыльный с запиской о том, что кувшин Мариам готов. И в тот же день она явилась в мастерскую, даже не сняв фартука, насквозь пропитавшегося темным ароматом обжаренного кофе. Как всегда при виде ее, сердце Арбели слегка сжалось от сладкой боли, словно вздохнуло: «Ну что ж поделаешь». Подобно многим мужчинам в их районе, он был немного влюблен в Мариам Фаддул. До чего же повезло Саиду, постоянно греющемуся в лучах этих ярких глаз и счастливой улыбки, вздыхали ее многочисленные поклонники. Но никто из них, даже те, кто без всякого почтения относился к чужой собственности, и помыслить не мог, чтобы присвоить часть ее прелестей себе. Ведь каждому было совершенно ясно, что сияние этой улыбке придает бесконечная вера Мариам в то, что ее окружают только прекрасные люди. И что улыбка может потускнеть, если кто-нибудь заставит женщину усомниться в этом.
– Мой добрый Бутрос! – воскликнула она. – Ну почему же вы так редко заглядываете в нашу кофейню? Поскорее скажите мне, что дела ваши идут прекрасно, заказы множатся и у вас нет ни одной свободной минутки, поскольку другого объяснения я просто не приму.
Арбели покраснел, смешался, улыбнулся и пожалел, что его язык так неповоротлив и неловок.
– Дела и правда идут неплохо, – пробормотал он, – и я один уже не справляюсь с заказами. Вот пришлось взять помощника. Хочу познакомить его с вами. Он приехал в Америку всего неделю назад. – Ахмад! – позвал он. – Иди сюда и познакомься с Мариам Фаддул!
Из кладовки в мастерскую вышел Джинн. Ему пришлось низко наклониться, чтобы не удариться о притолоку. В руках он держал кувшин.
– Добрый день, мадам, – произнес он, протягивая ей сосуд. – Я очень рад познакомиться с вами.
Женщина буквально онемела при виде незнакомца. Какое-то время она просто смотрела на него во все глаза. Смотрела так, что на мгновение Арбели, пристально наблюдавший за обоими, забыл о своих страхах и почувствовал приступ ревности. Неужели только красота Джинна до такой степени выбила ее из колеи? Нет, было в нем еще что-то, что и сам Арбели почувствовал во время их памятной первой встречи: какой-то особый пугающий магнетизм, странная настороженность сильного животного, еще не понявшего, кто перед ним: враг или друг.
Потом Мариам обернулась с Арбели и больно шлепнула его по плечу.
– Ой!
– Бутрос, ну что мне с вами делать?! Спрятал его от всех и никому не сказал ни слова! Ни теплой встречи, ни приветствия! Наверное, он считает нас ужасными грубиянами и сухарями. Или вы стыдитесь своих соседей?
– Прошу вас, миссис Фаддул, – вмешался Джинн. – Арбели не виноват: он молчал по моей просьбе. Я заболел еще в море и только несколько дней назад смог подняться с постели.
В то же мгновение возмущение на лице Мариам Фаддул сменилось глубоким сочувствием.
– Ах, бедняжка! Вы приплыли из Бейрута?
– Нет, из Каира, – покачал головой Джинн. – На грузовом судне. Я заплатил матросу, и он спрятал меня в трюме, там я и заболел. Мы причалили к берегу в Нью-Джерси, и мне удалось незаметно улизнуть на берег, – легко продолжал он заранее подготовленную историю.
– Ведь мы могли бы вам помочь! – не унималась Мариам. – Как страшно, должно быть, заболеть в чужой стране, где всех знакомых у вас – один Бутрос.
– Он прекрасно за мной ухаживал, – с улыбкой возразил Джинн, – а мне не хотелось быть никому обузой.
– Негоже быть таким гордым, – покачала головой Мариам. – Мы все здесь помогаем друг другу, иначе нам просто не выжить.
– Теперь-то я вижу, что вы правы, – охотно согласился Джинн.
– А где же вы познакомились с нашим неразговорчивым мистером Арбели? – вопросительно выгнула бровь женщина.
– В прошлом году в Захле я познакомился с кузнецом, у которого Арбели обучался ремеслу. Он и рассказал мне о своем ученике, который уехал в Америку.
– И представьте себе мое удивление, – подхватил историю Бутрос, – когда в один прекрасный день в мою дверь постучался едва живой парень и спросил, не тут ли живет жестянщик из Захле!
– Чего только не случается на свете! – покачала головой Мариам.
Арбели пристально вглядывался в ее лицо, страшась обнаружить признаки сомнения. Поверила ли она в их тщательно придуманную историю? Многие сирийцы попадали в Нью-Йорк довольно фантастическими путями: пешком через канадские леса или перегоняя груженые баржи из Нового Орлеана. Но теперь, услышав собственную выдумку, высказанную вслух, Арбели засомневался. Слишком уж невероятной она показалась. Да и Джинн чересчур румян и силен для человека, едва оправившегося после тяжелой болезни. Скорее, он похож на парня, который может запросто переплыть Ист-Ривер. Впрочем, менять что-то уже поздно. Арбели улыбнулся Мариам, от всей души надеясь, что она ничего не заподозрит.
– А вы сами из Захле? – продолжала расспросы женщина.
– Нет, я бедуин, – объяснил Джинн. – В Захле я просто доставил партию овечьих шкур.
– Вот как? – Она еще раз оглядела его с головы до ног. – Это поразительно! Бедуин-беженец в Нью-Йорке! Непременно загляните к нам в кофейню. Все захотят с вами познакомиться.
– Почту за честь, мадам, – поклонился ей Джинн и вернулся в заднюю комнатку.
– Какая невероятная история! – вполголоса сказала Мариам Арбели, провожавшему ее до дверей. – И какая выдержка нужна, чтобы проделать такое путешествие! Но вы поразили меня в самое сердце, Бутрос. Уж вы-то должны быть разумнее! А если бы он умер у вас на руках?
Арбели съежился от неловкости, которая была притворной лишь отчасти:
– Он был очень настойчив, а я не хотел огорчать больного.
– Да, он поставил вас в непростое положение. Но, конечно, все бедуины очень гордые. – Она быстро взглянула на него. – А он правда бедуин?
– Думаю, да, – подтвердил Арбели. – Во всяком случае, он почти ничего не знает про города.
– Очень странная история, – произнесла женщина, словно разговаривая сама с собой. – Непохоже, чтобы он…
Она замолчала, и лицо ее на миг омрачилось, но скоро на нем опять засияла привычная улыбка. Женщина тепло поблагодарила Арбели за прекрасную работу. И в самом деле, старый кувшин выглядел превосходно. Арбели выправил все вмятины, тщательно отполировал его, а потом заново нанес прежний узор с мельчайшими подробностями. Довольная женщина расплатилась и ушла, потребовав на прощанье:
– Как бы то ни было, вы просто обязаны привести Ахмада к нам в кофейню. Поверьте, несколько недель все только о нем и будут говорить.
Но судя по небывалому притоку посетителей в мастерской, Мариам не стала дожидаться обещанного визита, а со свойственным ей энтузиазмом немедленно оповестила всех своих друзей и клиентов о бедуине, ставшем учеником Арбели. Теперь собственный кофейник жестянщика непрерывно булькал на плите, а в дверь то и дело заглядывали соседи, желающие собственными глазами увидеть новичка.
К счастью, Джинн прекрасно справлялся со своей ролью. Он охотно развлекал гостей рассказом о морском путешествии и о болезни, но в излишние подробности не вдавался, чтобы не запутаться. Вместо этого широкими мазками он рисовал портрет прирожденного странника, который в один прекрасный день, практически ни с того ни с сего, решил повидать Америку. Уходя, гости качали головой и поражались причудам Провидения, которое, похоже, и правда хранит глупцов и маленьких детей. Многие удивлялись тому, что Арбели согласился принять такого странного молодого человека в подмастерья, но ведь Арбели и сам был чудаком, так что, если разобраться, ничего невероятного тут не было.
– А кроме того, – рассуждали мужчины в кофейне, сидя за нардами, – Арбели вроде бы спас ему жизнь, или что-то в этом роде, а у бедуинов на этот счет правила строгие – оставаться в долгу они не любят.
– Ну, будем надеяться, что Арбели не прогадает и из парня получится хороший жестянщик, – кивал второй игрок, бросая кости.
Бутрос Арбели вздохнул с облегчением, когда поток любопытных обмелел и превратился в ручеек. Он устал от необходимости постоянно лгать, а кроме того, столько времени тратил на разговоры, что совсем запустил работу. А ведь каждый из его гостей считал своим долгом принести с собой какую-нибудь утварь, нуждающуюся в починке, и теперь мастерская была завалена погнутыми лампами и прохудившимися кастрюлями. Большинство работ были чисто косметическими, и владельцы, очевидно, принесли вещи в ремонт, просто чтобы поддержать соседа. Арбели испытывал к ним благодарность и мучился угрызениями совести. Судя по забитым полкам, всю Маленькую Сирию вдруг охватила эпидемия неуклюжести.
Джинна такое внимание забавляло. Он хорошо выучил свою историю, а большинство гостей были слишком вежливы, чтобы требовать подробностей. По словам Арбели, бедуинов окружал некоторый ореол, который сейчас работал в их пользу.
– Напусти на себя загадочности, – советовал Арбели, когда они готовили свой план. – Побольше рассуждай про пустыню. Это произведет впечатление. И кстати, – вдруг спохватился он, – тебе ведь понадобится имя.
– Какое ты предлагаешь?
– Какое-нибудь обычное, я думаю. Башир, Ибрагим, Ахмад, Гарун, Хуссейн, – начал перечислять он.
– Ахмад? – прервал его Джинн.
– Тебе нравится? Хорошее имя.
Джинну не то что нравилось, но просто оно вызывало меньше возражений, чем другие. Если вслушаться, его повторяющееся «а» немного напоминало шум ветра в пустыне, словно было эхом его прошлой жизни.
– Если ты считаешь, что мне нужно имя, сойдет и это.
– Имя тебе определенно необходимо – значит, будешь Ахмадом. Только не забывай отзываться, когда услышишь.
Джинн и не забывал, но эта часть придуманного Арбели плана, единственная, вызывала у него чувство неловкости. Смена имени означала такие глубокие перемены в нем, словно и сам он стал совсем другим, не тем, чем был прежде. Он старался поскорее прогонять эти мрачные мысли, думать вместо этого о правдоподобии своей истории и о правилах вежливости, но все-таки часто, вполуха слушая болтовню гостя, он повторял про себя свое настоящее имя и находил в его звуке утешение.