Несчастливый брак

– Его преподобие действительно поддерживает моральный дух матросов?

– О да, веры на борту предостаточно. – «И рома тоже», – мысленно добавил он, но вслух, конечно, этого не сказал.

– Узнав о прибытии вашего судна, – проговорил Энтони, обращаясь к капитану, – я счел необходимым приехать и лично поприветствовать вас. Конечно же я о вас слышал. Ваше имя хорошо известно в этой части света.

Капитан удивленно поднял бровь:

– Неужели? Вы мне льстите, мистер Маккензи.

– Ваш корабль выглядит изрядно потрепанным.

– В нескольких днях хода от Вирджинии разразился шторм, по силе превосходящий все известные для тех широт и времени года. Мы отклонились от курса и потеряли свой конвой. Все же ущерб минимален и скоро будет устранен.

– Куда вы направляетесь?

– На Мартинику, а потом в Лондон. Я не намерен терять месяц или два, ожидая, когда соберется другой конвой, хочу попытать счастья и нагнать тот, с которым мы разминулись.

– Очень мудрое решение, – одобрил Энтони.

Будет великой удачей, если крупное торговое судно вроде «Жемчужины океана», идущее с грузом, сумеет избежать столкновения с пиратами всех наций, в больших количествах бороздящих европейские и американские воды. Именно по этой причине была организована система конвоирования для всех кораблей, за исключением разве что особенно быстроходных.

– Мы пополним запасы продовольствия и пресной воды, а затем продолжим путь. Я у вас в долгу, мистер Маккензи.

– Мы очень вам рады, капитан Фитцджеральд, и просим отужинать с нами сегодня вечером. Заодно расскажете мне новости о том, что сейчас происходит в колониях. Мне конечно же доставляют газеты из Вирджинии и Лондона, уж лучше старые новости, чем вообще никаких, но со сведениями из первых уст ничто не сравнится, так ведь? Позже я пришлю за вами и мистером Синглтоном экипаж.

Капитан Фитцджеральд развернулся, чтобы уйти, и его взгляд снова остановился на Шоне, все еще остающейся на прежнем месте. Он холодно посмотрел на нее из-под полуопущенных век. Внутренний голос предупреждал, что для свободолюбивого холостяка эта женщина представляет наихудшую угрозу, и, прими он приглашение Маккензи поужинать, не избежать словесной баталии с ней. Но она так привлекательна! Захария предпочел забыть об осторожности.

Шона выпрямила плечи и слегка подняла подбородок, пытаясь разрушить чары его колдовских глаз.

Отсалютовав ей рукой и слегка поклонившись, капитан отправился в город.

Не дожидаясь приказа Энтони, Шона развернула лошадь и поскакала домой.

Вечер выдался тихим и теплым, с той особой мягкостью, какая присуща лишь Карибским островам. Из Мелроуз-Хилл, резиденции семьи Маккензи, открывался прекрасный вид на залив. К дому вела длинная изогнутая подъездная аллея, обрамленная с обеих сторон кокосовыми пальмами. Мелроуз-Хилл был большим двухэтажным особняком с белыми стенами, защищенным от мира высокогорьем и росшими вокруг деревьями. Его опоясывала широкая, утопающая в цветах веранда, по решетке которой карабкались вверх плюмерии и бугенвиллеи, радующие глаз яркими красками. Солнце уже скрылось за холмами, и особняк стоял в тени, но на веранде горели несколько больших фонарей.

Войдя в большой просторный холл, Зак был поражен. С высокого потолка свисала продолговатая хрустальная люстра, подрагивающие призмы которой рассыпали по полу и стенам мириады танцующих радуг.

В доме пахло канифолью и мастикой. Через приоткрытую дверь в столовую можно было наблюдать последние приготовления, совершаемые двумя темнокожими лакеями под бдительным присмотром мажордома-мулата.

Выполненная во французском стиле мебель и картины в золоченых рамах были очень элегантными. В столовой помещались сокровища со всего света: толстые абиссинские ковры и персидские коврики, итальянский мрамор, лакированные шкатулки, восточные статуэтки из нефрита и слоновой кости и многое другое. Высокие, от пола до потолка, французские окна выходили на усаженную цветами террасу и сады в задней части дома. Легкие занавеси трепетали от ночного ветерка, неся в дом прохладу. Зак подумал, что роскошью обстановка ничем не уступает убранству особняков аристократов, владеющих сахарными плантациями.

Готовясь к вечернему приему, Шона сидела за туалетным столиком, пока Мораг старательно укладывала ее волосы в элегантную прическу. Почему-то ей хотелось выглядеть сегодня наилучшим образом. Уж не из-за особого ли гостя, приглашенного Энтони? Корсет из легкой газовой ткани плотно облегал тело, высоко поднимая округлые груди. Все было готово. Надевая платье, она ощущала странную смесь напряжения и восторга.

Атласный корсаж был расшит кружевом, пышные рукава до локтей были приспущены, оставляя плечи обнаженными. Талию опоясывал широкий кушак темно-синего цвета, концы которого спускались на атласные юбки, также украшенные кружевом цвета слоновой кости.

– Выглядите великолепно, – оценила Мораг, заметив, сколь критично Шона изучает свое отражение в зеркале и поправляет вырез платья.

По мнению служанки, мисс Шона была редкостной красавицей, почти никогда не оказывающейся в затруднительном положении. Если она найдет себе мужа, тот будет очень ею гордиться и еще больше ее вожделеть.

– Вы являете собой подлинную усладу глаз, – добавила она.

Шона улыбнулась горничной. Эта женщина служила в их семье, кажется, целую вечность. Мораг родилась в Глазго, на остров приехала совсем юной девушкой в качестве горничной матери Шоны. Когда та умерла, Мораг стала преданно служить Шоне.

– Какой забавный выбор слов, Мораг. Кое-кто еще сегодня сказал мне то же самое.

– Вот как? Я знаю этого человека? – спросила та, взбивая кружево на рукавах платья Шоны.

Шона склонила голову, чтобы скрыть румянец, внезапно появившийся на щеках при мысли о капитане Фитцджеральде. От осознания того, что уже через несколько минут она вновь окажется в его обществе, у нее участился пульс, по телу прошла дрожь. Вопрос Мораг вывел ее из задумчивости.

– Увы, нет. Он должен ужинать с нами сегодня вечером. Капитан Фитцджеральд с судна «Жемчужина океана».

– А он красивый, этот капитан Фитцджеральд? – Мораг, приметив блеск в глазах Шоны, была уверена, что так оно и есть.

Вскинув голову, Шона ослепительно улыбнулась:

– О да, Мораг, он очень красивый. Чрезвычайно красивый.

– В таком случае хорошо, что и вы выглядите наилучшим образом.

Мораг принялась застегивать крошечные пуговки на спине Шоны. В комнату тихо вошла Кармелита.

– Ты готова? – резко спросила она, едва скрывая зависть при виде Шоны в роскошном платье.

Мораг поспешно застегнула последнюю пуговку и бесшумно скрылась за дверью.

Кармелита была миниатюрной яркой дамой с длинными черными волосами и жгучими карими глазами. Женщины не поладили с тех самых пор, как Шона вернулась из Англии и узнала о женитьбе брата. Когда они впервые увидели друг друга, спина Кармелиты напряглась, плечи изогнулись, а волосы, казалось, встали дыбом. Шона тогда сравнила ее с кошкой, подозрительной, разгневанной и пугающей.

– Ну и посмешище ты из себя сделала сегодня днем, – неодобрительно произнесла Кармелита, осуждающе глядя на золовку. – В самом деле, Шона, твое своеволие ужасно огорчает твоего брата. Вот и сегодня он был тобой недоволен.

От этого упрека Шона напряглась, но ничего не ответила, зная, что, начни она спорить с Кармелитой, лишь раззадорит ее еще больше. Кармелита ненавидела возлагаемую на нее ответственность за Шону, а Шона, в свою очередь, терпеть не могла тиранию невестки. Однако открытые стычки случались между ними крайне редко. Шоне было гораздо проще выносить Кармелиту, игнорируя ее и считая дни до возвращения в Англию.

– Если ты станешь и дальше вести себя столь неподобающе, – продолжала Кармелита, – боюсь, Энтони придется запретить тебе появляться в городе. Не будь ты его сестрой, тебя никогда бы не приняли в цивилизованных кругах. Пора бы уже остепениться, вместо того чтобы при любой возможности слоняться по острову.

Долгие месяцы Шона училась в присутствии Кармелиты маскировать душевные переживания за маской вежливости, она не произнесла ни слова. Кармелита, прищурившись, приблизилась к ней на шаг.

– Мы обе не можем быть хозяйками в этом доме, – сказала она тихим голосом, в котором явственно звучали угроза и ненависть. – Ты должна это понимать. Я намерена сделаться здесь госпожой во всех смыслах и не позволю тебе встать у меня на пути.

Кармелита явно хотела воевать, и Шона не собиралась облегчать ей жизнь.

– Уверяю тебя, Кармелита, что не стану выходить замуж только для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Мелроуз-Хилл все еще мой дом.

– Возможно, но теперь я здесь хозяйка. Если ты с этим не согласна, то знаешь, что нужно делать. – Она повернулась к двери. – Дом большой, но недостаточно велик для нас обеих. Так что не зли меня, мерзкая девчонка, иначе очень скоро останешься без крыши над головой. Тогда и гордость твоя не понадобится! – Взметнув вихрь подолом голубого платья, она зашагала через комнату к двери. – А вот и Энтони. – Она бросила на мужа полный отчаяния взгляд. – Хоть ты поговори со своей сестрой, Энтони. Меня она слушать не желает. Чем скорее она выйдет замуж и родит детей, тем лучше будет нам всем.

Оставив, таким образом, последнее слово за собой, Кармелита вышла. Она в самом деле имела в виду каждое сказанное ею слово. В Мелроуз-Хилл не было места двум хозяйкам, и, хотя слуги подчинялись Шоне, дом никогда не будет принадлежать ей по-настоящему.

После ухода Кармелиты Шона позволила себе ослабить оборону. Ее плечи поникли.

В такие моменты она особенно отчаянно тосковала по отцу. Внезапность его смерти поразила ее, даже теперь было трудно принять этот факт. В возрасте шестидесяти пяти лет он был полон жизни и вдруг неожиданно умер. Прибыв из Англии на Санта-Марию, она обнаружила, что Мелроуз-Хилл больше не ее дом, не ее надежная гавань. Она очень ценила время, проведенное в Англии, и подруг, которыми обзавелась, поэтому была полна отчаянной решимости вернуться и готова была ради этого пойти почти на все. Однако, будучи честной с самой собой, она не могла не признать, жизнь на Санта-Марии не лишена своей прелести.