Застолье с визирями
Не выдержав внимательного взгляда матери старший сын, припертый к стенке, и уже привыкший по служебной необходимости прятать эмоции и предугадывать ответы на поставленные вопросы, готов был озвучивать то, что желали услышать старшие.
– Конечно, поехали, Дулатка. Только много не бухай там. Я тебя таскать пьяным на себе не буду.
– Да иди-ка ты. Кто еще больше бухает, надо выяснить.
Небольшая словесная перепалка оживила отношения. Теперь уже все за столом шутили, произносили пожелания. Самые младшие, подражая старшим, торжественно вставали и желали всем добра, чокаясь при этом стаканами с газировкой.
Мухлиса, довольная результатом, занялась теперь внуками. Самая младшая, глазастенькая с красивым именем Марьям, походила на бабушку. Если про Мухлису говорили, что ее бульдозером не сдвинешь, то младшая в спорах и в драках со старшими не уступала им и почти всегда одерживала победу. И Дулата она любила больше всех, чем остальные племянники. Часто она слышала она, как ее мама ругает его по телефону и своим детским умом не понимала, как можно ругать такого щедрого, доброго и сильного дядю.
Уставшая, но счастливая Мухлиса мыла посуду, а рядом с ней сидела Марьям, копаясь в сотовом телефоне папы с играми.
Мысли скакунами проносились в голове пожилой женщины. Внуки завтра украсят елку, детей завтра нужно отправить за мясом, за продуктами, младшего сына быстрее бы женить. Снова материнское сердце стало болеть за Дулата. Она уже старая. Кто будет ухаживать за ее сыном, за ней? Надежды на невестку старшего сына она не питала. Обязанности по дому та с неохотой выполняла, отбывая провинность. Да и не горела Ботагоз желанием приезжать в дом свекрови. Только детей она оставляла в доме свекрови, а сама удалялась в собственную алматинскую квартиру вместе с послушным перед ней мужем.
«Когда я, как мать, проглядела воспитание над детьми»? – корила себя Мухлиса. Старший сын, дерзкий и сильный мужчина, лидер в общении, дома же жена вила из него веревки.
Может она сама виновата, ее постоянный образ волевой и стальной матери так повлиял на сыновей, что они теперь привыкли не огорчать слабый пол, а быть послушными с ними, подчиняться им?
Хоть и скрывала вдова ото всех свои горестные муки одиночества и отсутствия мужской поддержки, иногда маленькие сыновья видели, как по утрам заплаканная выходит мама из своей комнаты. В такие моменты дети переглядывались между собой и клялись друг другу, что всегда будут помогать маме.
А младший, такой добрый, привлекательный. Многие девушки заглядывались на него. Даже были серьезные отношения. Но после того, как мать обожглась на невестке Болата, категорически запретила выстраивать совместное будущее с капризными, избалованными девушками, работающими с ним в стенах привилегированных учреждений. Ему нужна простая и добрая девушка, как и он сам.
Бог милостив, даст ей еще одну радость на склоне лет, – заключила она.
Глава 4 – Братья
Маленький отель, забронированный в уютном квартале Стамбула, подходил для семейного отдыха. В первый же вечер братья напились в небольшом ресторанчике, где подавали свежие морепродукты. Старший почувствовал свободу, потому что рядом не было жены, которая могла извести своими придирками. Младший за компанию.
Мама оказалась права. Вначале еще какой-то дискомфорт был в отношениях. Старший чувствовал, что он косвенно виноват, что все больше отдаляется, погруженный в свою семью и работу. Младший же ни во что не вмешивался, считая, что лучше промолчать, чем сказать.
Теперь же оставшись наедине, Дулат, как раньше, в детстве, пытался рассмешить своего всегда серьезного брата.
Дулату эта обстановка напомнила то время, когда они еще детьми ездили на соревнования в другие города и также останавливались в комнатах по двое, иногда по четверо. Старший брат, делающий успехи на боксерском ринге, затащил в спортивную секцию и младшего. И тогда же стал просить тренера, чтобы и младшего тоже брали на соревнования в его возрастной категории. Оказывая покровительство Болату, тренер охотно брал Дулата. И тогда братья вечерами болтали о простом, обсуждали просмотренные фильмы, делились мальчишескими планами на будущее.
***
Когда старший вошел в переходной возраст, то он стал чаще ездить на соревнования в другие города. И как всегда просил тренера, взять и Дулата с собой, в качестве помощника. Тренер, получавший спонсорскую помощь от бывших учеников, состоявших в одной из криминальных группировок города, не испытывал нужды в командировочных расходах, поэтому не отказывал перспективному спортсмену.
Находясь в одном из больших городах, однажды Дулат заметил, что Болат о чем-то шепчется с другими ребятами. На вечернюю прогулку они его не взяли, Дулат этому был и рад, потому что попалась интересная книга. А в тот вечер пацаны вернулись не с пустыми руками. На худых телах под спортивками и дешевыми стандартными куртками они прятали кроссовки, кожаную куртку, какие-то тряпки. Все это они с удовольствием, запершись в комнате, разложили на койках вместе с высыпанными из карманов мелочью, электронными наручными часами и где-то бумажными купюрами.
– Вы на гоп-стоп выходили? – ошарашенно спросил Дулат.
– Тихо, не ори, – зашипели на него молодые разбойники.
В те шальные девяностые годы резко возросло количество уличных грабежей. Пацаны с неполных, неблагополучных, бедных семей занялись на улицах города отъемом денег и вещей у слабых. Милиция, как только появлялись сигналы, что ограбленных били четко поставленными ударами, ходила вместе с жертвами по спортивным залам, выявляя малолетних преступников. Но юных боксеров не пугали проблемы с законом, больше всего они боялись своего тренера и последующими за ними санкциями в виде исключения из секции. Всю жизнь люди стараются примкнуть к значимому сообществу, оказаться выше других, тщеславие испокон веков заставляет бурлить кровь. А для юных парней принадлежность к школе боксеров давала преимущества в виде быть знаменитостью в местном районе, стать популярным среди всех девчонок двора, да и силовая поддержка ребят с зала в случае стычек не могла быть лишней. Некое чувство превосходства над всеми остальными давала атмосфера боксерского зала. Поэтому больше привода в милицию боялись спортсмены навлечь гнев своего тренера и оказаться на обочине яркой подростковой жизни.
Но желание красиво одеваться и иметь какую-либо денежку вынуждало пацанов с необеспеченных семей грабить теперь только на выездных соревнованиях в других городах.
Перебирая свои трофеи, где-то испачканные кровью и землей, провинциальные пацаны тихо приступили к дележке. Модная кожаная куртка для всех оказалась большой. Поэтому решили по приезду продать ее на рынке, а деньги поделить на всех поровну. Дулат, глядя на восторженные лица товарищей старшего брата, ревностно позавидовал, их сообществу и сплоченности, их совместной готовности идти на риск уголовного преследования, поэтому твердо сказал: «В следующий раз и меня возьмите».
«Главное – не ссы», – наказал Дулату старший брат перед выходом.
Первый уличный грабеж прошел на удивление Дулата спокойно, можно сказать, даже обыденно. Подозвав двух парней, которые подошли с протянутыми руками для рукопожатия, Болат, проигнорировав приветствие, просто молча снял наушники от аудиоплеера с головы одного парня, другой подручный тут же забрал плеер с пояса. Окружив жертвы, молодые бандиты спокойно выворачивали карманы у «пассажиров». Дулата удивила безропотность, с которой приняли посягательство на их имущество, совсем не слабые на вид юноши. Они готовы были расстаться со своими вещами, карманными деньгами, лишь бы их не побили. Такой страх не могли внушить еще щуплые фигурки напавших. Хищная бесцеремонность, с которой деловито юные пацаны грабили – вот, что вводило в ступор, отнимало волю к сопротивлению. Они могут, значит, так и положено. «Кто сверху – тот и прав», – таков закон улиц был в то время.
***
«Из всех этих молодых волчат, наверное, только один Болат, остался в живых», – с грустью неожиданно подумал Дулат.
В последний день перед возвращением Болат, прочитав сообщение на своем телефоне, явно затосковал.
– Человек ушел на тот свет. Человек с большой буквы. Крестный, так я его называл, – начал выговариваться Болат.
– Кто он? Я его знаю? – осторожно и участливо начал спрашивать младший.
– Больше двадцати лет общались. Он меня многому научил. Во многом помогал. Если хочешь знать, «крышей» моей был. Именно благодаря ему я имею то, что сейчас имею. И место, которое я занимаю в так называемом табеле о рангах, – усмехнувшись при последних словах, произнес старший.
– Пусть земля ему будет пухом. За все то добро, что он тебе делал.
– Давай напьемся, Дула?
Алкоголь ввел обоих в состояние легкости.
– Когда жениться собираешься? Мама все дождаться не может. Чем займешься в старости? – неожиданно спросил старший брат.
– Устроюсь сторожем в доме малютке, в детском доме.
– Что? –вскинул голову Болат.
– Да, да, – серьезно ответил Дулат.
– Почему?
– Ты знаешь, я же раньше часто ездил в командировки. И завела меня нелегкая в длительную поездку на пару недель в один городок, не буду говорить название.
И путь мой от гостиницы до офиса всегда проходил по набережной реки. Минут тридцать, мне этого хватало подумать, поразмыслить. И по дороге, прям у берега реки стоит дом с надписью «Дом малютки». Ну знаешь, туда привозят отказных детей? Еще и дети младших ясельных классов там находится. Утром в примерно в районе восьми, когда весь город просыпается, зажигаются окна, в этом доме же только один-два огонька горят. Вечером, когда обратно возвращался, то же самое. Вначале обрадовался даже. Подумал, как хорошо, что такие учреждения пустуют. Значит, нету отказников, а детей с детских домов забирают в новые семьи. И захотел убедиться в своей версии, стало мне интересно. Оделся как-то однажды посолиднее, костюм, галстук и прочее, чтобы походить на сотрудника государственных органов.
– Да, правильно сделал. Без атрибутов власти ты никто для них.
– Так вот. Заказал я на пару часов в аренду машину представительского класса с водителем. Въехали во двор этого учреждения. Специально выждал пару минут, чтобы все обратили внимание, только потом вышел. Сам весь деловой такой, осматриваю фасад, еще типа по телефону разговариваю. Как и рассчитывал на психологию сотрудников таких учреждений, уже у входа меня ожидали кто-то из руководства. Наплел им, что прислан со столицы, новый член областного комитета правящей партии, курирую здравоохранение и прочее, и прочее. Главное в таких делах – указать, что со столицы. Тогда сразу многие вопросы отсекаются и дисциплинирует провинциальных служащих.
Прошлись по зданию. Я спросил, сколько сейчас детей содержится. Они отвечают: двенадцать, из них восемь малюток – отказников, всем им еще и года нет, а остальные – это дети ясельного возраста. Захотел я взглянуть на них. Они че то мяться стали, типа нельзя, с улицы заразу занесете, да и спят они. Ну ты меня знаешь, если что-то затеял я, то до конца иду. Короче, завели меня в комнату для малюток.
При этих воспоминаниях слезы выступили на глазах говорящего. Махнул Дулат коньяка, выдохнул и продолжил.
– Представь себе, в комнате восемь малюток лежат, большая половина ворочается, остальные более-менее смирно лежат, спеленатые, но все равно головами вертят. Некоторые рты разевают, но без звука. Как рыбки в аквариуме. Тишина.
Я ничего не понял вначале. Дети, как дети. Дальше пошли. В комнату, где дети ясельного возраста, мне рекомендовали не заходить. Потому что они только проснулись после тихого часа. Но взглянуть тихо через приоткрытую дверь дали. А там четверо детей заправляют свои кроватки после пробуждения. Маленькие, но такие собранные, дисциплинированно, без жалоб и хныканья, своими тоненькими ручонками разглаживают постельки.
Я сразу и уехал. Увидел, что мне нужно было и покинул здание.
Но потом, через некоторое время познакомился неожиданно с одной женщиной, бывшей сотрудницей примерно такого же заведения. Неожиданно – это я так думал. Но у Бога нет ничего случайного. Все выверено у него.
Маленький ребенок, появившийся на свет, желает человеческого тепла, чтобы его взяли на руки, укачивали, разговаривали с ним. Они требуют этого, плачут, зовут своими писками. Но в комнате малюток к ним никто не подходит, потому что в учреждении рук не хватает на всех, чтобы укачивать, убаюкивать. Да и кто будет заниматься ими!? И чтобы не привыкали они, и к ним тоже не привыкали, то не приходят к ним на зов. Только кормят их и все. Так и лежат они в ряд, отверженные. И уже своим маленьким мозгом они начинают понимать, что как бы ты ни звал, как бы ни кричал, не просил о любви к себе, никто к ним не подойдет. С самого рождения они теряют надежду на близость Человека.
Поэтому и затихают в итоге они, лежат живые, но безгласные в своих кроватках.
Вот почему безмолвие царит в их комнатах. Страшное оно. Я это потом ощутил. А какое безмолвие царит в их сердцах, душах?
А почему меня не пустили к малышам, которые заправляли постели? Потому что при виде незнакомого человека, они все надеются, что это пришел их папа-мама и вернут им потерянную любовь. Они при виде взрослого человека, не сотрудника учреждения, бегут к нему и просятся на руки, цепко обхватывают его и ни один силач в мире не может разомкнуть объятия сирот.
Вот что мне рассказала эта женщина.
Тут уже Дулат перестал стесняться, алкоголь помог ему в этом, и уже откровенно он начал плакать, некрасиво утирая глаза руками.
– Вот почему хочу устроиться туда на работу. Как сторож буду там работать, опавшие листья во дворе мести метлой по утрам, а днем держать на руках малюток по очереди, разговаривать, рассказывать им сказки, – плачущий пьяный взрослый мужчина делился своим сокровенным с братом.
В тихой комнате два человека предавались скорби. Один по ушедшему, другой – только по вошедшим в этот мир.
На следующее утро братья, опохмелившись остатками коньяка, решили пройтись по набережной, подышать свежим воздухом. Острая тоска по покинутым местам, по родным людям охватила обоих.
На одной из узких улиц, над зданием Дулат заметил вывеску с надписью «Cinema».
– Болат, пошли зайдем, кино посмотрим?
– Ты что понимаешь их язык?
– Нет. Но тем более интереснее будет смотреть. Включим воображение.
– Я только с девушками хожу в кино. А ты, если и был бы девушкой, не тянешь даже на единичку по моей десятибалльной шкале оценок, – рассмеялся довольный Болат над своим братишкой.
– Да иди-ка ты, сам Квазимодо, – улыбаясь, поддержал атмосферу Дулат.
– А пошли. Все равно делать нечего.
На утреннем сеансе было мало народа, поэтому братья, выбрав удобные места, с удовольствием окунулись в атмосферу таинства и ожидания, что дарит просмотр кино. Лучший фильм – тот, с которым ты забываешь, что смотришь киноленту и возвращаешься в состояние нетронутости. В прошлом, совсем юные, они регулярно ходили на детские сеансы, примеряли на себя образы героев, вместе с ними мысленно дрались на шпагах, спасали красавиц, стреляли и падали, подкошенные предательской пулей. Вот и сейчас, глядя на актеров, они, как когда-то в детстве, смеясь, подшучивали друг на другом, показывая на экран: «вон очкарик на тебя похож», «а вон та обезьяна – вылитая ты».
Действия фильма крутились в морском городе, вокруг семейств, которые кипели страстями. Сцены менялись, герои входили в конфликты. Вскоре картинки перемещались одна за другой, и взрослые зрители перестали шутить, их увлекла другая жизнь, хотя они и слова не могли не понять.
Даже не понимая языка, друзья понимали, что происходит борьба поколений, борьба героев за отстаивания «своего я», рождаются и предаются чувства. Трагедия с потерями развернулась на экране. Двое зрителей оделись в чужие одежды, серьезно рассматривая сцены и домысливая каждый сам про себя диалоги.
Задумчивые мужчины вышли из кинотеатра. Притихшие, они искали похожие моменты из своей жизни и персонажей, размышляли над открывшимися тайнами, которые двигали выбором героев.
Прикурив от одной зажигалки, оба молча курили, иногда бросая друг на друга искоса взгляды.
– Дулат, что хотел сказать режиссер этим фильмом? – после глубокой затяжки спросил Болат.
– А сам как думаешь?
– Слушай, я там себя увидел, так мне показалось. А ты что увидел? Что тебе дало это кино?
– Дай мне пару минут собраться с мыслями, сейчас расскажу по дороге, – выбрасывая окурок, произнес Дулат.
Путники молча неспешно побрели по узкой дороге, вымощенной древними булыжниками…
Глава 5 – После Нового Года
Братья, возвратившие третьего января, нагруженные закупленными подарками, в предвкушении встречи с родными, были рады возвращению на родину. Еще в аэропорту Стамбула, накатив перед длительным рейсом виски, они опухшие, помятые, но довольные осматривали улицы Алматы.
– Тишина то какая в городе после Стамбула.
– Бухают все, – выдала неудовольствие жена Болата, встретившая их в аэропорту на машине.
Красивая Ботагоз с неудовольствием осматривала лицо мужа. Раздражение, накопившееся тем, что она не смогла провести три дня вместе с мужем в Стамбуле, отдохнуть, пройтись по магазинам, старалось вырваться. Как всегда, на самого безобидного и не дающего отпора.
– Ты почему за старшим братом не следил? Если сам бухаешь, то зачем ему наливал?
От возмущения у Дулата перехватило дыхание. Но это жена старшего брата, поэтому он просто молча проглотил обиду и продолжил осматривать спящий город. Такое настроение испортила. Вот и женись теперь.
Ирония – любимое, а главное, единственное оружие беззащитных
Впрочем, увидев маму в прихожей родительского дома, все обиды ушли. Как раньше, возвращаясь с улицы или со школы, маленькому человеку, обиженному на весь мир несправедливостью, стоило увидеть маму, как неприятности отступали. Хотелось, как в детстве пожаловаться ей на зло. Тот же запах, то же тепло от плеча. И пусть с возрастом мама не становилась сильнее, не могла противостоять противникам, главное – это знать, что самый близкий человек на свете всегда за тебя, не отвернется.
Трое детей тут же облепили папу, громко крича, перебивая друг друга, хвастались подарками, полученными от Деда Мороза и требуя обещанные турецкие сладости.
Новогоднее настроение царило в доме, представители трех поколений одного семейства, разные по характерам и впечатлениям, объединились для празднования, деля радость на всех.
События, разворачивающиеся на западе страны в начале года, были далеки от счастливого большого семейства, да и ото многих граждан. Даже, когда четвертого января появились первые сообщения о стихийных митингах теперь и в Алматы, большинство жителей страны по своей простоте думали, что скоро все обойдется, что это временно.
Праздничное новогоднее настроение не покидало маленький домик на окраине Алматы. Болат с Ботагоз были нарасхват в домах друзей, поэтому они вдвоем уезжали по гостям, а дети оставались с бабушкой и Дулатом. Болат по утрам отсыпался от обильных возлияний со старыми друзьями, а днем с Ботагоз они снова собирались в гости. Дулат же водил маму и племянников по торгово-развлекательным центрам, по досуговым заведениям. Счастливая Мухлиса замечала, что ее младший сын не хочет, чтобы она себя утруждала себя домашней стряпней, поэтому прогулки растягивались на весь день и проходили от одного ресторана до другого. И дома они, уставшие, но довольные от гуляний и впечатлений, долго пили чай со сладостями и разговаривали.
Утром пятого января стали собираться в дорогу старший сын с семьей. У Дулата же был отпуск аж до десятого января, поэтому он просто наблюдал за приготовлениями, постоянно следя за новостями в телефоне.
– А вы никуда не улетите, – ошарашенно произнес младший.
Тревожное и напряженное безмолвие охватило дом, неумолкающий до этого дня. Раз за разом перечитывая тревожные новости на телефонах, большая семья оглядывала друг друга.
– Хаос, – лаконично заключил Болат, связавшийся с акиматовскими сотрудниками и ответственными работниками с места своей работы.
– Хаос, – еще раз повторил он, – по всей стране.
Растерянность охватила обоих мужчин и молодую женщину. Только мать, выросшая в ауле, прошедшая дефицит при Союзе и зарождение капитализма после его развала, знала из жизненного опыта, что нужно всегда надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Поэтому она стала отдавать распоряжение сыновьям.
– Продукты. Все, что можно купите. Воды.
– Лекарства?
– Не надо, слава Богу, еще при пандемии всего набрала. В город не выезжайте, здесь в районе возьмите.
Машина, выехав на центральную улицу поселка, недавно присоединённого к городу, набрала скорость по направлению к мегаполису.
– Э, ты что? Мама же сказала, не выезжать, – обеспокоенно сказал Дулат.
– Мама сказала, мама сказала, – передразнил младшего Болат.
– Ну так опасно. Ты же видел видео, что творится на улицах.
– Да недалеко только. Надо осмотреться. Если что, нам придется на машине валить отсюда.
– Только недалеко.
– Помолчи, а.
Дулат внимательно оглядел старшего брата, который сам был растерян. Обычно собранный и уверенный, он теперь вращал головой по сторонам, выискивая любую опасность.
– Вот! Смотри, смотри, – показал пальцем старший.
– Емаа, – удивленно протянул Дулат, долго проживший на западе страны и сохранивший привычку ее жителей, выражать свое изумление таким возгласом.
В метрах пятидесяти от них по широкой улице бежало множество полицейских. Но не исполнение служебного долга гнало их вперед за кем-то, а страх был основным мотивом их бегства. С прижатыми в плечи головами, вымотанные за несколько дней физическим и нервным напряжением, они по инерции пытались ускоряться, но потом переходили на усталый шаг. А вслед за ними летели камни, палки, обрушивающиеся на головы, спины. Некоторых отстающих догоняли агрессивные парни и толпой избивали по одному. Самое страшное, что никто из убегающих не возвращался назад, чтобы отбить своих. Никто друг другу не помогал. Все думали только о своем выживании.
До братьев в машине доносились крики о помощи, стоны лежащих, яростный мат избивающих.
Болат, вцепившись в руль побелевшими пальцами, вглядывался в картину происходящего. Дулат, оцепенев, как кролик перед удавом, не мог пошевелить и пальцем. Впервые на глазах такое происходило в их жизнях. Жуткий страх, переданный убегающими, заполз в салон машины и сковал братьев.
Как загипнотизированный, Болат, постоянно повторяя одну и ту же фразу: «Бисмилля ир рахман ир рахим» и не отрывая взгляда от разворачивающейся трагедии, пытался переключить рычаг на заднюю передачу скорости, но онемевшие руки не слушались.
Нападавшие обратили внимание на одинокую машину, стоящую на перекрестке. Несколько парней стали показывать руками на братьев. Это и помогло снять нервный паралич у случайных свидетелей душегубства, развернувшегося на их глазах.
– Гони, гони! – Дулат стукнул кулаком в плечо старшего брата.
Болат, наконец-то совладавший с рычагом, утопил ногу в педали скорости. Испуганные взрослые и сильные мужчины, не обращая внимания на дорожные знаки и света светофоров, мчались подальше от города в безопасное место, к семье.
Остановившись у районного магазина, братья, прежде, чем зайти внутрь, жадно стали курить. Пытались по привычке сплевывать никотин, но пересохшие от страха рты выдавали только тонкую тягучую желтую слюну.
В магазине они машинально брали все попадающие под руку продукты и несли на прилавок. Дулат, всегда опрятный и чистюля, перед которым стояла картина избитого, лежащего в крови полицейского, подсознательно взял коробок стирального порошка.
Испуганная продавщица, глядя на действия мужчин и все возрастающую гору продуктов, незаметно закрыла кассу и потихоньку пробиралась к черному выходу, но потом узнала их.
– Вы сыновья Мухлисы?
– Да, апай.
– Вы из города? Что там происходит!?
– Там полный капец. Опасно сейчас там. Никуда не выезжайте.
– Ой бай! – испуганно вскрикнула пожилая женщина, продавщица и хозяйка районного магазинчика.
Сама она давно продала свой небольшой домик в поселке и перебралась в квартиру в город к дочери. И каждый день моталась, открывая рано утром магазин и возвращаясь поздно вечером обратно в город.
Братья не раз пожалели потом о том, что напугали своим видом и предупреждением хозяйку магазина.
После их ухода она все, что могла, особенно алкогольные напитки, загрузила в свою машину, заперла крепко магазин и уехала в город. По пути она еще оставляла голосовые сообщения своим подружкам и родственникам о том, что очень опасно. И кое-что добавляла уже от себя. Как это делают нереализованные, не совсем порядочные тетки, желающие признания, движимые жаждой тщеславия. Кому-то сообщила, что к ней ворвалась толпа мужчин и ограбила весь магазин, унеся всю выручку, весь алкоголь. Кого-то проинформировала, что сыновья Мухлисы, избитые и окровавленные, еле унесли ноги с города, а она им помогла, водички дала попить.
