Это было в царстве Чу в 3 веке до н.э. КНИГА 1. Наложница генерала, приносящего мир, часть 2

ГЛАВА 30. Шушу, не ходи на Дунъэ!

Клубы черного дыма поднимались к серому небу.

Горожане в Учжуне останавливали свои труды и приставляли ладони к глазам, чтобы рассмотреть, что там происходит.

Бай Юй и Сян Юй сквозь огонь и дым смотрели друг на друга.

Люди бегали вокруг, носили воду, загораживались руками от пламени, тащили на улицу сундуки.

Два человека были неподвижны – один, большой, в темной солдатской одежде, за порогом, и другая, маленькая, в белой длинной рубашке, в комнате.

Среди криков и хаоса время как будто замерло между ними.

Слуги во дворе делали вид, что усердно тушат пожар, но каждый хотел посмотреть, как генерал Сян, всегда такой бесстрастный, будет спасать любимую наложницу. Неужели шагнет в пламя и подхватит на руки?

– Бай Юй, выйди оттуда, – приказал Сян Юй.

– Не могу! Здесь бамбуковые рукописи! – ответила Бай Юй.

– Как хочешь, – сказал Сян Юй.

Бай Юй схватила с кровати покрывало и начала ползать на четвереньках по полу и кидать в него дощечки с записями. Потом она кинула туда же несколько лакированных чашек, расписанных киноварью, схватила из угла резных хранителей, торопливо собрала все в узел и вытащила из комнаты.

Ее господин мрачно наблюдал и боролся с желанием толкнуть ее назад в огонь.

Эта девчонка! Ни секунды не проходит, чтобы она не натворила чего-нибудь!

Это не человек, это злой демон, свалившийся ему на голову, сеющий смерть и разрушение!

Теперь она сожгла восточный флигель.

Бай Юй снова бросилась в горящую комнату и выбежала оттуда с двумя ящиками письменных принадлежностей.

О чем она вообще думает?!

Бай Юй остановилась на секунду с растерянностью в глазах.

– Там человек!

Она вдруг подумала о слуге, который остался лежать на полу в луже крови.

Бай Юй была достойной ученицей профессора Лоу – если бы здание исторического факультета загорелось, Лоу-лаоши тоже сначала спасал бы бамбуковые дощечки, а потом вспомнил бы про студентов. Может быть.

– Сян Юй, там человек без сознания!

Она даже забыла назвать его господином.

– Там человек! – крикнула Бай Юй и схватила Сян Юя за рукав.

– Бай Юй, там нет человека, – сказал Сян Юй.

– Там…

Она вдруг замолчала.

Она неуверенно обвела глазами двор. Все стояли и смотрели на нее. Ми-фужэнь, встретившись с ней взглядом, задрожала и попятилась.

– Он мертвый, – сказал Сян Юй.

– Я… Я его убила?

Мертвый… слово эхом отдалось в ушах Бай Юй.

Она убила человека?

Как такое могло случиться?

Она не могла поверить.

Она посмотрела в глаза людей, столпившихся у крыльца – и поверила. В их глазах был страх.

Силы вдруг покинули ее, Бай Юй еле удержалась на ногах.

Ей стало нечем дышать.

– Ты отправишься в холодный двор, – сказал Сян Юй. – Скажи, чтобы слуги перенесли твои вещи.

Его низкий голос звучал бесцветно.

У Бай Юй не было желания объяснять, как все получилось. В любом случае, Сян Юй не будет ее слушать. Ей вдруг стало все равно, что с ней будет дальше. Она чувствовала, что никакого наказания не будет достаточно, чтобы расплатиться за то, что она сделала. Перед глазами стояло лицо несчастного слуги, который неуклюже топтался между нею и Ми-фужэнь, как между двумя драконами.

Бай Юй низко опустила голову и ждала что еще скажет господин.

Сян Юй посмотрел на ее пустое лицо. Он посмотрел на тыльную сторону ее ладоней, покрытых расползающимися синяками от побоев.

Потом он посмотрел на дымящийся флигель, внутри которого шипели остатки пожара, и на съежившуюся за спинами у слуг Ми-фужэнь.

Бай Юй стояла, уронив руки.

Маленькая, перемазанная сажей, с обгоревшим рукавом, она безучастно стояла под тяжелым взглядом своего господина.

Сян Юй понял, что она не будет ни просить, ни оправдываться.

Он вздохнул.

Он сказал:

– Бай Юй, сейчас у меня нет времени, завтра я ухожу с войсками на Чэнъян. Шу-фу тоже уходит… Слушайся Ми-фужэнь.

Сян Лян уходит?

Это было, как смерть, в которую человек не верит до последней минуты. Каждый знает, что придется умереть, но не хочет понимать, что это правда, иначе жить было бы невозможно. Она знала, что Сян Лян рано или поздно уедет, но все равно не верила и надеялась на чудо.

Так вот по какому поводу пировали.

Сян Юй в последний раз посмотрел на свою младшую наложницу.

На том месте, где она только что стояла, никого не было!

Ее маленький силуэт с белой рубашке исчез в воротах двора.

Сян Лян в это время был занят, раздавая приказы перед завтрашним выступлением.

Солдаты и командиры приходили и уходили, в мужской половине усадьбы царила суета, неизбежная перед большим походом. С городской окраины доносился звон металла из походных кузниц и удары сборных барабанов.

Войско Циня вышло из-за западных застав и двигалось к северной границе Чу, уничтожая очаги сопротивления во всех подвластных землях и убивая вожаков. Из царства Ци уже прислали за помощью. Город Дунъэ готовился к осаде.

Цинь был еще силен, но для этого похода они собрали последние силы, пора было нанести им решающий удар.

Он вдруг понял, что все во дворе замолчали и больше не смотрят на него.

Сян Лян обернулся.

В двух шагах за его спиной стояла Бай Юй, босиком, в домашней рубашке, измазанная сажей, с огромными круглыми черными глазами, не отрывающимися от него.

Так, словно ее небесная душа потеряла земную душу.*[89].

Сердце его невольно сжалось от жалости.

Не успев подумать, что он делает, Сян Лян одним движением развязал на себе верхнюю рубаху и укутал ею наложницу приемного сына. Его рубашка была ей почти до пят, как платье.

Сян Юй потемневшими глазами наблюдал за ними из ворот.

Все остальные, кто был во дворе, быстро убрались подальше, потому что не хотели быть свидетелями неподобающей сцены.

– Сян Лян.

Голос не слушался ее, он был еле слышен.

– Сян Лян, не ходи на Дунъэ!

Двое мужчин, оставшиеся во дворе, тяжело вздохнули.

– Шушу, пожалуйста! Шушу, не ходи на Дунъэ!

Глаза Бай Юй начали наполняться слезами, она комкала грубую ткань солдатской рубашки, покрывавшую ей плечи.

– Тебя убьют, – прошептала она.

– Бай Юй, – нахмурившись медленно сказал Сян Лян. – Не бойся, девочка. Не надо тебе думать про такие вещи.

Он посмотрел на Сян Юя, прося о помощи, но Сян Юй только сузил глаза и промолчал.

Сян Лян не знал, плакать ему или смеяться.

Конечно, он не воспринимал ее слова всерьез. Сян Лян видел перед собой неразумную молоденькую девочку, напуганную тем, что мужчины идут на войну. Вот почему мудрые говорят, что женщинам не следует рассуждать о делах за пределами своих дворов. Сплошные слезы и страхи, кому это сейчас нужно?

– Возьми с собой Сян Юя, пускай Лиу Бан один идет на усмирение Чэнъяна! – упрямо сказала Бай Юй.

– Ты знаешь Лиу Бана? – нахмурившись, спросил Сян Юй.

Знаю ли я Лиу Бана?! Давай ты прочитаешь восемь томов "Исторических записок" Сыма Цяня и 128 биографий из "Книги Хань"*[90] , а потом ты, чертов двоечник, будешь спрашивать меня, знаю ли я Лиу Бана, первого императора династии Хань! Сейчас он твой друг и побратим, а через год вы развяжете с ним войну между Чу и Ханем, и он убьет тебя! Твою мать, я еще как знаю Лиу Бана! Это ты, Сян Юй, его не знаешь.

– Бай Юй, тебе не о чем волноваться, – попытался объяснить Сян Лян. – В армию Циня набрали каторжников, это не войска а отбросы. Их командующий всю жизнь занимался сбором податей, он не знает военного дела. Мы должны покончить с Цинем раз и навсегда, понимаешь?

Он улыбнулся ей, как маленькому ребенку, и лучистые морщинки засияли в уголках его карих глаз.

– Твой шушу выдержал в жизни сто битв.* (身经百战) Одним походом больше, одним меньше, стоит ли переживать? На этот раз мы ударим вместе с войсками из Ци, так что победа нам обеспечена…

– Шушу, послушай меня, – с мольбой заговорила Бай Юй. Она торопилась сказать, пока ее не прогнали. – Сейчас у Чжан Ханя войск мало, это так, да и тех пригнали с каторжных работ на горе Лишань*[91], но лучшие императорские войска уже выходят ему на помощь… Послушай, союзники из Ци бросят тебя после битвы при Дунъэ, и под Динтао твои войска окажутся против объединенной армии Циня! Шушу, послушай меня!

Мужчины удивленно переглянулись.

По крайней мере, они ее слушали!

Бай Юй ухватила Сян Ляна за руку – за эту сильную руку, которая поддержала ее, когда она попала в новый незнакомый мир:

– Сян Юй и Лиу Бан в это время будут у Чэнъяна и не смогут тебе помочь!

Сян Юй безнадежно покачал головой. Он уже заметил, что эта маленькая придурковатая наложница, которая не умела себя вести и не знала простейших правил, иногда обнаруживала, что разбирается в вещах, о которых женщинам вообще думать не положено!

Она не могла пристойно поклониться и выглядела, как чучело, зато читала и писала, рисовала, резала по дереву и проявляла необычный интерес к военному делу.

Чему только учил ее Бай Шэнь?

Теперь оказалось, что она знает города Поднебесной и имена военачальников. И чего только уже не напридумывала!

Женщины.

Лучше бы причесалась!

И не бегала босиком без верхней одежды!

(Сян Юй, с усталым вздохом:) – Все будет хорошо, небо нам благоволит. Даоцзунь Фэн Цзы*[92] гадал по испарениям и беседовал с духами.

Старый псих Фэн Цзы? Вот вы кого слушаете?!

Бай Юй поняла, что все, что она им говорила, было бесполезно!

Слезы переполнили глаза и полились по щекам.

– Шушу… ну, послушай меня!…

Слезы мешали ей говорить.

Ощущение своего бессилия разрывало грудь, как будто Сян Ляна уже убивали у нее на глазах!

– Ыыыыы… Шушу-у-у…

Бай Юй позорно разревелась, цепляясь за локоть Сян Ляна.

Два огромных мужчины беспомощно смотрели на ее жалкую фигурку.

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!

– Бай Юй, девочка… – Сян Лян хотел что-то сказать.

В это время другая сильная рука взяла ее за запястье и оторвала от Сян Ляна.

Сжимая пальцы, как стальные тиски, Сян Юй, с неподвижным лицом, молча шагал через усадьбу и тащил за собой рыдающую Бай Юй. Ослепшая от слез, она спотыкалась на каждом шагу, но он ни разу не обернулся.

В дальнем углу усадьбы, в заваленном хозяйственным хламом дворе, он втолкнул ее в дощатую комнату.

– Никуда отсюда не выходи! – угрюмо приказал он.

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!

Бай Юй стояла посреди комнаты и ревела в голос.

Сян Юй еще помедлил на пороге, как будто хотел что-то сказать.

В конце, он ничего не сказал и захлопнул дверь.

Она слышала, как удаляются его тяжелые шаги.

Она села на пол, прижала ладони к лицу, но слезы протекали между пальцами.

Как она плакала!

Все четыре моря вылились из ее глаз.

Соленые слезы стали горькими, как горечь в ее сердце.

Ветер плакал вместе с ней, и обезьяны жалобно завыли в лесах.*[93]

Она плакала по Сян Ляну, который не вернется с этой войны.

Она плакала по всему древнему Чу, мужчины которого погибнут на поле боя.

По всему миру, который останется без их силы, их защиты, без их любви.

Обессилевшая, она заснула под бой сборных барабанов, кутаясь в дядину солдатскую рубашку.

На рассвете она узнала, что войска уже выступили в поход.

––

*[89] 亡魂失魄 (букв. "душа хунь потеряла душу по") – имеется в виду состояние крайней тревоги и волнения ("душа хунь" – "облачная душа", отлетает на небо в момент смерти, "душа по" – "простая душа", остается погребенная в земле вместе с телом)

*[90] 《前汉书》,《後汉书》"Книга Раннего Хань" и "Книги Позднего Хань"– исторический труд Бань Гу (1 в. н.э.) и Фань Е (5 в.н.э.), содержащий биографии деятелей эпохи Хань (3 в до н.э. – 3 в.н.э.)

*[91] Гора Лишань – место строительство мавзолея 1го императора Циня Шихуанди.

*[92] 道尊 даоцзунь – уважительное обращение к даосскому священнику, подчеркивающее его опыт и статус

*[93] Вой и плач обезьян – образ горя и тоски.

––

❀ Благодетели, ставьте лайки, это полезно для кармы! ❀

ГЛАВА 31. Этот древний символ она видела не раз

Через два месяца пришло известие о гибели Сян Ляна.

Бай Юй все время видела его и во сне, и наяву – как он лежит и смотрит незрячими карими глазами в осеннее небо. Ветер с реки перебирает его волосы, первый иней застыл на траве и на ресницах. Сосны качаются над берегом.

Дикие гуси плачут над ним, мигрируя с севера на юг. Может, какие-то из них пролетели там, над Динтао, а теперь летят над Учжуном.

Не принесут они никаких вестей.

Некому больше присылать письма с севера.

Войско Сян Ляна было разбито армией Циня.

Бай Юй знала, что Хуай-ван, недалекий правитель Чу, напуганный поражением, скоро отзовет все войска в Пэнчэн, и боевые действия прекратятся до конца весны.

В поместье Сянов многие плакали и говорили с ненавистью "Проклятый Цинь!" Бай Юй тоже оплакивала Сян Ляна, но она, образованный человек 21 века, интеллектуал с ученой степенью, понимала, что неразумно поддаваться слепой ненависти.

Они с Чан ЯньЮанем много раз ездили в провинцию Шэньси, которая находилась на территории древнего Циня, – там в предгорьях Тибета был тренировочный альпинистский лагерь их университета. Она знала многих ребят из местных вузов. Сейчас в Цине точно так же обычные люди жили своей жизнью и занимались своими делами, и никого не убивали.

И все равно эти слова, "Проклятый Цинь", эхом отзывались у нее в душе.

Наверно, на нее действовало настроение людей вокруг. Это был мир, где за смерть мстили смертью, и даже в "Книге обрядов" было написано, что с убийцей отца нет места под одним небом.

Или дело было в том, что у нее никогда прежде не убивали любимого человека.

В тот год холода пришли рано.

Холодные дожди поливали землю, а потом ночные заморозки сковывали мокрую грязь.

Бай Юй и Цуо Су все еще были в поместье Сянов.

Небесный Дао как будто издевался над ними.

В результате обильных гроз озеро Тайху переполнилось и вышло из берегов. Южное Чу – равнинная территория с уклоном в сторону побережья Восточного Китайского моря. Вода из Тайху хлынула в речные долины и затопила многочисленные деревни. Дороги были перерезаны. Поля размыло. Тысячи семей лишились крова.

Наступила пора сбора урожая, но работать в поле было некому, потому что многие люди пострадали из-за осенних наводнений, а другие – бросили свои хозяйства и ушли на запад – в Сычуань и даже в Цинь, где войны сейчас не было. Влиятельные семьи Чу потребовали от правителя Хуай-вана запретить переселение, потому что они рисковали потерять урожай и провизию на целый год вперед. Теперь за беженцами охотились вооруженные отряды, которые допрашивали всех и заставляли крестьян возвращаться в свои деревни.

Бай Юй и Суо Цу понимали, что далеко им не уйти.

Им приходилось ждать весны.

Было еще одно обстоятельство, которое задержало побег.

Все началось с древнего символа, нацарапанного на амулете старого Фэн Цзы, который Бай Юй нашла в своих прежних покоях.

После того, как мужчины ушли с войсками на север, Бай Юй не сразу вспомнила про амулет. Потом он попался ей на глаза среди бамбуковых рукописей. Она торопливо достала нефритовый диск би*[94], который часто носила на поясе и положила оба камня на столик. Она долго смотрела на них, думала и вспоминала.

Символ на амулете Фэн Цзы был похож на елочку, как ее рисуют маленькие дети, но с двойным стволом – две вертикальные линии. От правой линии вправо вниз отходят четыре наклонных кривых "ветки", от левой линии – четыре таких ветки отходят налево.

Это был очень знакомый символ, который повторялся на керамике археологической культуры Банпо. Символы Банпо никто не смог расшифровать, скорее всего, это были просто декоративные элементы, которыми жители деревни любили украшать свои горшки за 4 тысячи лет до начала новой эры. Фотографии этих симметричных "деревьев" или "веток" на керамике Банпо были в каждом учебнике по истории Китая в разделе "неолит" (поздний каменный век), ничего удивительного, что Фэн Цзы тоже мог видеть такой рисунок.

Удивительным было то, что на нефрите Бай Юй был такой же знак!

Она нахмурилась, переводя глаза с амулета Фэн Цзы на нефритовый диск и обратно. Диск би был украшен облачным узором и символами, которые располагались по кругу, напротив друг друга, как на даосских и буддистских талисманах. Однако, это были совсем другие символы.

На даосских талисманах обычно изображали иероглифы восьми вселенских элементов: земля, небо, воздух, вода, огонь, металл, дерево и человек.

Восемь символов на диске, который лежал перед Бай Юй, не были иероглифами, это были скорее картинки, причем четыре были одинаковые, расположенные друг напротив друга: человек – человек – человек – человек. Человеческая фигурка состояла из черточек: туловище, ручки, ножки и палочка вместо головы. Между человечками располагались еще рисунки, смысл которых был непонятен. Бай Юй условно назвала их "двойная елочка", "домик", "сетка" и "луна". Бай Юй в детстве рисовала такие послания папе Баю, когда не хотела учить китайский алфавит.

Самое загадочное было то, что в момент гибели Бай Юйшу в прошлой жизни у нее в рюкзаке лежал точно такой же диск!

Ошибки быть не могло – жемчужный нефрит, из которого диск был вырезан, упоминался в легендах, но в жизни никто его не видел. Он не содержал никаких примесей, придающих камню зеленый или красноватый оттенок, он был совершенно белого цвета, молочно-прозрачный, с розоватым свечением на полированных гранях.

За два дня до смерти один коллекционер принес ей этот диск би для анализа и оценки. У Бай Юй тогда даже ладошки вспотели – так ей не терпелось подержать в руках легендарный камень. Она сделала множество снимков и самого камня, и символов на нем, сфотографировала кристаллическую структуру под электронным микроскопом и с помощью спектрометра построила таблицу химического состава камня. Результаты были неожиданными и требовали проверки.

Коллекционер отдельно попросил ее как специалиста по сакральной символике высказать идеи насчет значения пиктограмм.

Бай Юй уже думала о том, что переселение ее души в древний Китай связано с таинственным диском би, недаром люди верят, что нефритовые би служат воротами в другой мир. Она иногда разглядывала его, гадая, нельзя ли с его помощь вернуться обратно в свое время – терла, как лампу Аладдина, дышала на него, поворачивала, как компас, но камень молчал и хранил свои древние секреты.

Но если символы на нем действительно что-то значат, если она сможет их расшифровать, может быть и правда она откроет ворота в 21 век?

Бай Юй на несколько секунд закрыла глаза и сидела неподвижно, ждала, чтобы волнение в ее душе улеглось.

Потом она открыла глаза.

Чтобы узнать о древнем китайском знаке, самое логичное было спросить у древнего китайца.

(Бай Юй:) – Ли Лэ, пойди сюда. Ты знаешь, что это нарисовано?

Ли Лэ, конечно, знала.

(Ли Лэ:) – Елочка.

(Бай Юй:) – Так, свободна. Иди стирай рубашки.

Однако, призвать злого духа легко, а прогнать его совсем не легко.

Ли Лэ светилась молодым энтузиазмом.

(Ли Лэ:) – Это флаги на могиле!.. Это две гусеницы ползут и трутся животами!.. Они хотят ребеночка… Это…

(Бай Юй, закатывает глаза:) – …

(Ли Лэ, страшным голосом:) – Это волосатые руки тянутся убить тебя! У-у-у!

Сказав так, она протянула к хозяйке обе руки и полезла обниматься.

С трудом отлепляя от себя веселую служанку, Бай Юй спросила:

– Ты сегодня не видела Фэн Цзы и-ши?

Когда Бай Юй нашла его, старый псих Фэн Цзы ходил взад-вперед по большому двору и искал, кого бы намазать мышиным говном.

– Почтительно вижу Фэн Цзы и-ши, – с поклоном сказала Бай Юй.

– Молодая госпожа, – кислым голосом ответил старец.