На ее счастье, Ми-фужэнь уже уползла в свое логово, только вездесущий юный слуга ошивался неподалеку.
– Мальчик, – позвала его Бай Юйшу.
– Как тебя зовут? – спросила она, когда мальчик подошел.
Он поклонился и сказал, не сводя с нее преданных глаз:
– Госпожа, меня зовут Мао Цзэдун.*[49]
– Это… – Бай Юйшу ненадолго потеряла дар речи.
Когда она пришла в себя, она сказала:
– Послушай, Мао Цзэдун, ты знаешь Хань Синя?
Мальчик-слуга тоже потерял дар речи. Он открыл рот, хотел что-то сказать и безмолвно его закрыл.
Потом покачал головой и медленно проговорил:
– Сестричка, что ж ты такая тупая?
––
*[49] Мао Цзэдун ??? – 1й Председатель ЦК компартии Китая, 1й Председатель Китайской Народной Республики (Великий кормчий)
––
? Благодетели, ставьте лайки, это полезно для кармы! ?
ГЛАВА 18. Сестричка, мы мертвые!
Юный прислужник чуть не свалился на землю от смеха.
– Fuck! – стонал он. – (передразнивает) Детям нельзя такие слова говорить… ой… я сейчас умру… ох, ты меня до инфаркта доведешь!.. Я тебе сто раз пытался намекнуть, все бесполезно! Как в танке!.. Больше всего… Ха-ха-ха! (он доверительно склонился к ней) Больше всего мне понравилось, как ты первым делом принялась искать травку, чтобы покурить… Ха-ха-ха! Самым первым делом!.. Умная такая. Не успела умереть, уже косяк ищешь!…
Он утер слезы, которые от смеха лились по его симпатичному лицу и постарался принять серьезный вид.
– Жалко, что тебе нужна была просто крапива, – покачал он головой. – Пффф!..
Он снова согнулся пополам от смеха.
– Мальчик, поди сюда. Как тебя зовут… – простонал он, издевательски имитируя голос Бай Юйшу. – Меня зовут Мао Цзэдун!.. Ха-ха-ха!
Он наконец поднял взгляд на Бай Юйшу.
Ее лицо было мертвенно-бледным, даже губы побелели, только огромные черные глаза, страшные и неподвижные, были как провалы.
Юноша перестал смеяться.
– Сестричка, – сказал он. – Да тебя только что дошло? Мы мертвые.
Бай Юйшу следила за полетом стрекозы.
Стрекоза то зависала в воздухе, вибрируя крылышками, то начинала кружиться над лужей, а потом опять замирала на весу, только крылья чертили размытое золотистое облако.
Солнце все так же беззаботно освещало усадьбу и проникало на задний двор, где они прятались за сараем. Не проникало оно только в душу Бай Юйшу.
Ее душа застыла.
Время остановилось.
Мир лишился красок.
Конечно, прожив здесь столько дней, Бай Юйшу знала, что это никакой не сон, а реальность – такая же как ее жизнь в Шанхае. Но признаться себе в этой реальности означало распроститься с надеждой вернуться в свою прежнюю, настоящую жизнь.
Она цеплялась за эту надежду, пока могла.
Больше не могла.
– Что ты сказал? – спросила она, еле двигая побледневшими губами.
– Мы мертвые.
Я мертвая…
Иволги песнь,
Ласточки песнь,
Тянется день бесконечно.
Двор опустел, и царит тишина,
Я в этом мире совсем одна
С душой, угасшей навечно! *[50]
– Эй, сестричка, – сказал мальчик, беря ее руку и ободряюще пожимая. – Умереть – это, конечно, не очень приятно. Но посмотри на светлую сторону: нам дали второй шанс!
Я умерла…
Зачем мне второй шанс, если я никогда больше не смогу увидеть тех, кого люблю? Мне не нужна эта жизнь.
Слез не было, но сердце болело так, словно умерла не она, а все ее любимые, оставшиеся в Шанхае. Они все превратились в бесплотные тени, затерявшиеся в глубинах истории.
В сакральных текстах, хрониках, в мифах и фольклоре Бай Юйшу встречала десятки упоминаний о переселении душ. Значит, Тиень дао, Небесный дао*[51], продолжает вершить судьбы, и он так жесток, как люди про него говорят…
Сраный Небесный Дао, не соответствующий марксистско-ленинскому мировоззрению и научному атеизму!