Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

Глава 44. Свободу Тетере!

В очень многих старинных русских преданиях, былинах, – поется о славном князе Владимире Красно Солнышко. Но еще больше поется о широких пирах, которые Владимир любил устраивать. Весь княжеский двор заставляли столами с угощением, выкатывали бочки меда и кваса, распахивали настежь дубовые ворота: заходи, киевский люд, всем сегодня рады.

Зиму провожать пожелал великий князь вместе с народом. Во дворе поставили разнообразное угощение, а на высоком крыльце сидел сам хозяин с важными гостями. Пировали так весело, что даже не заметили Змея Горыныча, совершавшего над городом большой круг и примерявшегося, куда бы приземлиться.

По одну руку от Красна Солнышка находился греческий купец Креонт, а по другую – жевал вареную курицу Тетеря, березовский охотник.

– Послушай меня, великий князь, – шепотом говорил Креонт. – У меня к тебе секретное дело по торговой части. Может получиться большая выгода…

– Что? – переспрашивал Владимир, в шуме праздника ничего не слыша.

– Секретное дело! – повысил голос грек.

– Курица жесткая, варить надо было лучше, – ворчал Тетеря.

– Что ты говоришь? – еще громче переспросил торгового грека Владимир, заглушая сипенье скоморошьих дудок, дувших гостям прямо в уши.

– Секретное дело! – заорал Креонт. – Редкий товар!

Все участники пира с интересом повернулись к высокому крыльцу.

– И что за товар? – поинтересовался великий князь, отпихивая скомороха с дудкой.

– Шкурки ежиков, – таинственно заговорил, наклоняясь к нему, грек. – Дивный мех, русское чудо! Предлагаю хорошую цену, только ты больше никому их не продавай – ни армянам, ни французам, – только нам, грекам.

– А что, на ежиках теперь мех растет? – хмуро спросил Красно Солнышко Тетерю.

– Да я у тебя уже столько сижу, что на них и поганки могли вырасти, – недружелюбно отвечал охотник.

Владимир вздохнул, соображая, как ему отвязаться от приставучего греческого купца.

– Значит так, – решил он. – Шкурки с ежиков обдирать запрещаю! Они от этого,.. – Владимир задумался.

– Болеют, – подсказал Тетеря.

– Болеют! – подтвердил Владимир. – Разрешаю их брить! Весь мех, какой получится, пусть греки себе забирают, нам не жалко… Так где, ты говоришь горы золотые спрятаны? – как бы невзначай спросил он, снова поворачиваясь к Тетере.

– На бороде, – невозмутимо отвечал березовец, объедая куриную ножку.

– А с ежиками что нам делать? – поинтересовался Креонт.

– А? С какими ежиками? – Красно Солнышко был недоволен, что его отвлекают.

– С бритыми, с какими же еще.

– Рубашечки им шейте, а то у них пузо замерзнет, – посоветовал Тетеря.

– Куда золото спрятал? – толкнул князь охотника. – А, Тетеря?

Но Тетеря только пожал плечами.

– Ты почему меня не слушаешь? Князь я или не князь?! – не выдержал Красно Солнышко.

– Да какой ты князь, – мрачно отвечал Тетеря, охотясь в миске за соленым рыжиком. – У тебя по Руси змей летает, а ты и не чешешься…

Раздался треск и Горыныч мимо ворот ввалился на княжеский пир.

–…вон, по Киеву, как у себя дома разгуливает! – продолжал охотник и в подтверждение своих слов указал на Змея, отряхивающего с себя обломки забора.

Люди во дворе завопили от ужаса. Грек Креонт спрятался за князя Владимира, а князь – за Тетерю. Прочие гости бегали по двору в поисках укрытия или дрались из-за места под столами.

– Давай-ка, богатырь, поговори с великим князем, – подсказал Змей Горыныч, когтем пододвигая мальчика вперед. Однако в общем шуме и движении Веприка никто не замечал.

Тогда он взобрался по змеевой шее и оттуда, как с дерева, закричал Владимиру:

– Ты зачем батьку моего в плену держишь?!

– Ты зачем батьку моего в плену держишь? – грозно повторил Горыныч, чтобы все слышали – так что оглушенный Веприк съехал ему на спину. Горыныч тремя головами кивнул на Тетерю.

– Да если бы я знал, что он тебе батька,.. – в великом испуге начал оправдываться князь. – Разве ж он в плену? Да он же у меня в гостях сидит!.. с прошлой осени… Ну и детки у тебя, Тетерев, – шепотом заметил Владимир соседу. – Они у тебя все трехголовые или только этот? В маму что ли?

У Тетери у самого язык отнялся при виде новоявленного сыночка.

– Какой я тебе батька?! – закричал он наконец. – Гад ты ползучий.

– Не ползучий, а летучий, – с достоинством поправил Горыныч.

Тетеря прицелился кинуть в Горыныча рыжиком.

– Говори, где жена моя Смеянушка?!

Тут сошла на землю и сама Смеяна, одетая для удобства сидения на драконе в арабские легкие шаровары, расшитые серебряными звездами и полумесяцами.

– Ого! – восхитился князь Владимир, высовываясь из-за Тетери. – А вы, наверно, иноземная гостья! Парле ву франсе, мадемуазель [12]?

– Не мадемуазель, а мадам [13), – холодно поправила Смеяна. – Я за мужем своим любимым, за Тетеревом Людмилычем, прилетела.

––

[12] мадемуазель – (франц.) обращение к незамужней девушке

[13] мадам – (франц.) замужняя женщина, обращение к замужней даме

––

– Ох! – испугался князь. – Конечно, конечно – я ж его не держу. Очень хороший муж, одобряю ваш выбор. И сыночек трехголовенький, славный такой мальчонка. Мордочки смышленые, мамина радость… Как хорошо было бы, если б его тоже отсюда кто-нибудь забрал!

Но князя не слушали: на Тетерю с одной стороны налетела Смеяна, с другой – Веприк, с третьей – Дуняшка, а с четвертой – подлез Чудя, и все вместе, хохоча и обнимаясь, они покатились по двору.

– Ты, кажется, хотел у Тетерева Людмилыча что-то про клады узнать? – напомнил князю Змей.

– Кто? Я?! – Владимир сделал удивленные глаза, пожал плечами и нечаянно стукнул зубами от страха. – Да зачем мне клады? Я же князь – у меня денег и так куры не клюют. Я решил никогда больше клады не откапывать, а лучше буду-ка я их закапывать, а другие пускай ищут!

Одуревший от счастья Тетеря то целовал и кружил свое семейство, то сам себя щипал, чтобы проверить, не во сне ли все происходит.

– Ну ладно, побаловались и хватит, – заявил наконец Пелгусий. – Пора нам! Родная деревня пропадает без старосты, а вы только и знаете, что обниматься!

Он попробовал оттащить от Тетери хотя бы Дуньку, но та свирепо пообещала Пелгусию "Ам!" и снова повисла на отце.

Смеяна ухватила со стола греческий глиняный кувшин, размахнулась и шмякнула его об землю.

– Вот так пусть наше горе-беда разбивается, подальше от нас разлетается! – радостно воскликнула она.

Тетеря схватил кувшин побольше и тоже расколотил его.

– Эй, мужик, – донеслось из-под стола. – Ты потише горшками кидайся – мы тут не для того от змея прячемся, чтоб нам в лоб черепки летели.

– Милый человек, – раздался из-под стола другой голос. – Там где-то на столе щука с кашей оставалась. Подай ее, пожалуйста, нам сюда, а то соскучились уже без дела сидеть.

Счастливое тетерино семейство долго могло бы еще обниматься и колотить посуду перед княжеским теремом, но пора было и домой: других участников перелетного отряда тоже ждали родные.

Березовцы залезли на Змея Горыныча и весело помахали оттуда киевлянам.

– Приезжайте к нам в Березовку! – крикнули они на прощание.

– Ну да, сейчас прямо и поедем, – сердито ответили люди под столами. – Вы давайте лучше летите отсюда вместе со змеей вашей, а то нам дальше пировать охота.

Раздалось громкое хлопанье крыльев – словно холсты мокрые стряхивали – и вот уже можно было полюбоваться, как змей летел в голубом небе, противно выгибаясь коромыслом и качая на спине, сидевших гуськом семерых отважных березовцев.

Понеслись под его чешуйчатым брюхом милые русскому сердцу прозрачные весенние перелески, пригорки с прошлогодней мокрой травой, низинки с нерастаявшим снегом, речушки и ручейки, заросшие кустами овраги и солнечные полянки, на которых светились уже желтые цветочки мать-и-мачехи. Вот и показалась за темным ельником деревня Березовка. А за ней – еще Березовка, а за той – родная Березовка, где героев дожидались милые подруги.

Глава 45. Большая радость на проводах зимы

Жители родной Березовки все были заняты любимым делом: водили хоровод вокруг соломенного чучела. Чучело изображало зиму-злодейку. Проводы зимы всегда были для русского землепашца очень важным праздником и хоровод надо было водить старательно и весело, с громкими песнями. Потом следовало есть блины и жечь чучело, обзывая его, кто как мог придумать.

Все эти праздничные забавы были полны большого смысла и пользы: зиму надо было проводить надежно, так, чтобы она больше не возвращалась и не вздумала погубить поздними заморозками посевы на полях. Надо было обозвать старую ведьму покрепче, чтобы обиделась и ушла. Называли ее каргой, старухой, злодейкой, сопливой, горбатой и всякими другими обидными прозвищами. Одновременно привечали весну-красну, славя ее каждым блином. Круглые румяные блины являли собой изображение молодого солнца, которому пора было согреть землю.

Березовцы, одетые зверями и страшилками, пели, перекрикивая друг друга:

– Уходи, зима сопливая!

Лысая голова,

Деревянная нога!

В лапоть садись, да под горку катись!

На тебе – вместо шапки горшок!

На тебе – вместо рубахи мешок!

На тебе – по спине палкой!..

Увидев несущегося в их сторону Змея Горыныча, березовцы даже и прятаться не стали, только плюнули с досадой.

– Тебе самому-то не надоело? – спросили они у приземлившегося чудища. – Чего ты все к нам летаешь?! Медом тебе тут что ли намазано? Мы, конечно, понимаем, что ты – змей и душа у тебя подлая, но три раза в одну деревню летать – это ты уже не змей. Это ты уже свинья!

– А я исправился! – объявил Горыныч. – Я теперь хороший!

– Хорошие змеи горынычи в одну деревню три раза не летают, – возразили березовцы.

– Я доброе дело хочу сделать! Посмотрите, кого я вам привез! – сказал Горыныч и на землю, кряхтя и ойкая, загородив дорогу остальным воздухоплавателям, слез дед Пелгусий.

– Так, – сказал он односельчанам и погрозил пальцем. – Я вижу, что без меня вы даже праздник по-человечески отпраздновать не умеете! Это что за чучело? Кто ж такие чучелы тощие делает? А блины? ну-ка… мням! – Пелгусий выхватил блин у ближнего селянина. – Какой кривой блин!… мням! – он ухватил у соседа еще один и откусил сразу половину. – Эй, девушки, кто пек этот блин?! мням! Поди-ка сюда! Не бойтесь, я ругаться не буду, я просто посмотреть на нее хочу, бестолочь криворукую, этакий несуразный блин нагородила!.. Богов вы не уважаете, вот что! Послушания в вас мало…

– Ничего себе ты доброе дело сделал, – с укоризной сказали березовцы Змею Горынычу. – Что ж ты его не сожрал?

– Да я как-то больше щуку с кашей люблю, – признался Горыныч.

– Батька! Глядите: это ж наш батя! – заорали молодые бортники Бобр с Бобрецом и в один миг стащили Добрилу с драконовой шеи.

– Батя! – радовался Бобр. – Ты что, Змея поганого победил и служить себе заставил? А чем же мы такую скотину трехротую кормить будем?

– Батянька! – кричал Бобрец. – Живой! Я же говорил: вернется, а ты все "убьют" да "убьют"!– крикнул он задорно Бобру.

В тот же миг богатырская отцова рука отвесила Бобру такую оплеуху, что тот чуть с ног не свалился.

– Батя! – завопил он – Он врет, а ты слушаешь! Нашел, кого слушать, болтуна дырявого!

Добрило отвесил оплеуху второму сыну, а потом обнял их обоих сразу – так, что кости затрещали, но отпустил, обнаружив спешащую к нему ненаглядную внученьку Малушеньку.

– Деда! Деда! – кричала счастливая девочка.

– Малушенька! – крикнул Добрило, протягивая руки навстречу внучке. – Крупиночка моя!

– Деда! – завопила Малушенька, подбежав. – А Злобынька у меня зайку отнял, что ты из делева вылезал!

– Иди к деде, милая, – ворковал бортник, пытаясь поймать бойкую девочку, которая вертелась у него под руками. – Я тебе другого зайку сделаю.

– Длугого не нада! – сердито отвечала Малушенька. – Пусть моего зайку отдает. И кляпивой его по заду настегай!… Злёбыня! Деда Доблила плилетел! – с ликованием закричала она и, так и не давшись в руки любимому дедушке, понеслась по склону к избе. – Уж он тебя тепель кляпивой настегает!..

На полпути она остановилась, что-то вспомнив. Добрило раскрыл объятия.

– А Бояшка опять печку лизал! – сообщила Малушенька и была такова.

Чудя в это самое время лежал на широкой Матрениной груди, а Матрена плакала над ним и брала с него обещания дальше огорода не уходить. Чудя тоже всхлипывал и приговаривал:

– Матренушка! Яблочко мое! Репонька! Шишечка моя сосновая!

– Кто?! – подозрительно переспросила Матрена, готовясь уже разораться.

– Шишечка! – нежно повторил Чудя. – Да не простая шишечка, – спохватился он, немного испугавшись при виде наливавшегося малиновым цветом лица любимой подруги. – Огромная! Вкусная! В Африке на кустах растут… Ой, Матрешенька, не бей меня!.. Ой! Только не по носу! На вот лучше – за бороду дерни. Ай-яй-яй!.. Ой! Матреша, не надо, березонька моя, ягодка, ши… нет, не шишечка, я не то хотел сказать – ой! – я хотел сказать: ши… "шизая моя голубка"! "сизая" то есть… ой!.. ну не сизая, ну – полосатая!.. ай! Пошутил!.. Белая! Черная! Зеленая!.. Мужики, да держите же ее кто-нибудь, всю бороду ведь повыдергала, голубка моя вкусная, огромная… ой!..

Долго еще березовцы радовались, здоровались с путешественниками, обсуждали новости и кормили блинами Змея Горыныча.

– Ну ладно, – сказало наконец чудище. – Полечу я, пожалуй. Где я живу не забыли? Пустыня Сахара, черные пески. То есть были черные, стали зеленые. В самой середине пустыни – месяц пешком по барханам, с какой стороны ни пойдешь… Будете неподалеку, милости прошу в гости.

– Да и ты нас навещай, – ответили березовцы. – Дорогу ты знаешь.

Они помахали змею вслед и начали расходиться.

И Лешаки тоже пошли домой, в маленькую свою избушку. Сколько радости было, что бабушка жива и здорова! Рассказов о своих приключениях хватило у каждого до самой ночи. А в гнездышке под крышей спала, сунув голову под крыло, ручная тетерина голубка – словно и знать не знала, как помогала путешественникам на многотрудном их пути.

Глава 46. Последнее слово богов

Веприк вскочил в темноте, еще рассвет не начинался. Схватил теплую рубашку и выбежал из избы. Батяня у забора привязывал собаку Муху. Охотники спустились с ближнего пригорка, перешли еще один и пошли вдоль темного мокрого леса. Когда начало светать, свернули в деревья и зашлепали по лужам у лесных оврагов.

Чем ярче разгоралось утро, тем приветливее становился лес, небо голубело, темный снег таял и растекался. Несмотря на тяжелую ношу оба Лешака, большой и маленький, веселились и шумели всю дорогу: пели, хохотали, стучали палками об лед на лужах, – так что распугали вокруг себя не только белок, но и клыкастые кабаны вепри, ушли подальше от таких безобразников.

Весенний лес был свеж и влажен: вокруг деревьев натекли разливы холодной воды, кора промокла насквозь и потемнела от снега и растительных соков. Каждая маленькая ветка в лесу была мокрой и на конце ее дрожала круглая капелька. Тысячи капелек переливались, отражая розовеющее солнце и ослепительное голубое небо, как жемчуга на свадебном наряде. Стоило задеть веточку, как с каждого куста срывалась блистающая россыпь, так что очень скоро Тетеря с сыном промокли до нитки. Ноги они тоже давно промочили, но это их нисколько не огорчало.

Обойдя болото, пешеходы прибавили шагу и через пару часов вышли к лесному кургану.

Серые обитатели кургана были все на месте – сидели у входа в свои жилища. Охотники приближались с опаской, но волки не проявляли враждебности, а только смотрели на гостей – как внимательная стража у городских ворот.

По знакомым подземным коридорам охотники пролезли в комнату, где лежал мертвый богатырь. Тетеря с Веприком низко ему поклонились.

– Радость у нас, – сообщил хозяину помещения Тетеря. – Вернулась Смеянушка! Вернулось счастье мое ненаглядное!.. А мы вот пришли с подарком: долг тебе отдать хотим, чтобы ты, богатырь, не сердился.

Тетеря перевернул кожаный мешок, который принес на спине и на землю хлынули алмазы, изумруды, рубины – все, что подарил Лешакам на прощанье Змей Горыныч.

– Сразу на душе легче стало, – признался Тетеря сыну.

– Батянь, а не зря мы все самоцветы отдали? – с сомнением спросил Веприк, когда они шагали по лесу домой. – Мехов-то у нас совсем не осталось и до зимы новых не наохотничаем… Не обеднеем мы?

– Да ты что, Вепря! – радостно возмутился батяня. – Весна-то идет – в поле зовет! Сейчас хлебушка побольше посеем, маманька репку, горох посадит – что ж мы, не проживем что ли?.. На что тебе камни эти?

– Да вот, хотел я в Киев еще сходить, – признался мальчик. – Греки торговые звали меня к себе, обещали науке своей научить… Очень мне хочется, как дядя Фукидид, грамоту знать.

– Сходишь в Киев, – пообещал ему Тетеря. – Ты сначала русскую науку выучи – Чернобород грамотный, он и тебе покажет… В Киеве-то жителей грамотных много…

– Меня б еще научил кто-нибудь корабль водить и парус ставить, – пожелал мальчик. – И мечом, как Свен, драться. И песни сочинять. И – как ее? – на арфе играть… Арабская математика еще, говорят, интересная штука…Так мне хочется белый свет посмотреть, и в Афины заехать, и в Константинополь – а то я их только издали видел… Я потом, может, и книгу напишу про загадки природы…

– А охотничать-то со мной кто будет? – Тетеря даже растерялся.

– Я! – горячо заверил его Веприк. – Летом буду путешествовать, а зимой с тобою в лес ходить… А еще, знаешь, батяня, люди сказывают, живут в Африке удивительные звери – вот бы на них поохотиться! Коровы со змеей вместо носа, лошади полосатые! Я сам камень с ногами видел! И ты, батянюшка, поехали тоже со мной! Поедем – наловим чудесных зверей, а потом князю нашему Владимиру продадим, пусть удивляется!

– Ну уж князю нашему Владимиру мы кукиш с постным маслом отдадим! – тут же рассердился Тетеря. – Лучше к французскому королю поедем.

– Правильно! Заодно и на землю французскую полюбуемся!

– А князю нашему диких пчел в коробочке принесем, пускай они ему рожу накусают!

Вечерело, но охотники и не думали останавливаться на ночлег – так им хотелось поскорее добраться до дома. Они надеялись, пока есть свет, выйти из леса, а потом дотопать до Березовки вдоль опушки. А там их уже ждали: красавица Лада сидела на дубовом пне и покачивала изящной ножкой, обутой в маленький новый лапоток. Лапти, русская расшитая рубашка да пшеничная коса-девичья краса – богиня как будто сама в Березовке родилась и выросла. Сияние только волшебное разливалось по опушке.

Тетеря с сыном встали на колени у ног богини. Тетеря от волнения ни слова не смог сказать, смотрел и смотрел на прекрасную богиню.

– Вот – проститься с вами пришла, – сообщила Лада с грустью. – Приключения ваши закончились, значит и чудесам пора кончаться.

– Мы летом в Африку едем, – сообщил неожиданно Веприк. – И… какие еще земли бывают?

– Америка бывает, – сказала богиня. – Только ее еще не открыли.

– Да! И в Америку! – хором согласились березовцы.

– Ну, тогда еще увидимся, – рассмеялась Лада и потрепала мальчика по макушке.

– Бегите домой, вас там заждались.

Не в силах оторваться от прекрасного зрелища Тетеря и Веприк еще немного полюбовались на красавицу, а потом встали с колен, поклонились и медленно направились прочь.

– Тетя Лада, – остановился Веприк. – А как же Горыныч теперь? Жалко мне его что-то… кто его, хвостатого, полюбит?

– Да не змей он – человек! – вздохнула красавица. – Горыня! Горный богатырь, великан, давно богам служит. Много девушек его любили, да видишь – хочет он найти себе такую, чтобы не за силу и красоту его полюбила, а за душу нежную. Вот и обернулся чудищем поганым, спрятал в чешую красу свою молодецкую. А вместе с красотой и сердце верное свое, отважное, и душу прекрасную туда же запрятал! Чуть было навек чудовищем не стал… А мы с тобой, молодцы – спасли его! Найдет свое счастье Горыня! – богиня весело хлопнула в ладоши. – Он теперь поэму сочинил и полетел читать ее в Японию для одной девушки. Девушку эту я хорошо знаю: красотой она не славится, зато пишет удивительные стихи. Будет им, о чем поговорить.

– А в обморок она не упадет, когда трехголового гостя увидит? – спросил Веприк.

– У нее не только душа прекрасная, но и сердце отважное, – засмеялась богиня. – И глаза зоркие. Хорошая девушка! Конечно, немного испугается с непривычки, но, думаю, сумеет увидеть сокровища, которые богатырь наш за мерзким обличьем прячет.

Дивясь на горынину судьбу, охотники побрели домой. Чем дальше они шли, тем быстрее становился их шаг и в конце концов они, обгоняя друг друга, понеслись бегом по темному косогору, проверяя направление по запаху блинов, доносившемуся из родной деревни.

Не успели Тетеря с Веприком скрыться за пригорком, из-за деревьев к Ладе шагнули четыре товарища.

Перун, повелитель молний и грома, явился в виде сурового могучего мужика с черными лохматыми бровями и ярко-рыжей бородой. Хозяин ветров Стрибог выглядел молодым парнем со светлыми, почти что белыми, длинными волосами и шальными глазами. Темный Велес, управляющий богатством и животными, больше напоминал не человека, а лесное чудо-юдо из сказки – столько на нем было повсюду волос. А солнце-Даждьбог был очень похож на бортника Добрилу, только волосы и борода у него были не темные, а золотисто-русые, кудрявые.

– Нет, вы слыхали, какие нахальные козявки – в Америку вздумали плыть? – с неудовольствием спросил Велес. – Может, им еще на Луну захочется?!

– Не ворчи. Знаешь, какие они веселые, эти люди?! – свистнул Стрибог. – Собрались уже отплывать, а тут один мне на потеху взял да и обмотал голову парусом, а потом в воду прыгнул! Уж мы смеялись! Он еще притворялся, что тонет около берега.

– Да ну их, – сердито ответил Велес. – Я им таких верблюдов смастерил, а они их первому встречному продали.

– Но не для корысти же! – вступился Перун. – Ты на них не обижайся, это мужики серьезные, зря ничего не делают. Я знаешь как по одному синей молнией стукнул – а ему ничего, только ухо почесал… Или молния золотая была? Что-то не вспомню.

– Мне они тоже понравились, – согласился Даждьбог. – Я для них в пустыне груши, бананы вырастил, помидоры – все в один присест съели! Такие молодцы! Люблю, когда дети хорошо кушают.

– Ну ладно, – Велес сменил гнев на милость. – Хорошие ребята, хорошие. И не жадные. За богатство свое не держатся, о потерянном не плачут, над кладами не трясутся. Работа им в радость, а забота – в тягость. Богатство таких и любит. Будет у них уют и достаток в доме – даже и без моей помощи… Да я думаю и к змею они без нас бы добрались.

– Это точно, – согласился Перун. – Я же вам говорю – мужики стоящие. Может, не один бы год добирались, но Горыню все равно нашли бы.

– Только без нас Горыне худо бы пришлось, – усмехнулся светлый Даждьбог. – Чует мое сердце, пристукнули бы они его сосной, церемониться не стали бы.

– Чем дальше, тем нахальнее эти люди, – проворчал Велес. – Ничего не боятся.

– А интересно-то как на них смотреть! – Стрибог крутанулся на месте, так что по опушке пронесся вихрь, а в лесу всполошились и загомонили птицы. – Весело с ними!

– Чем они интереснее, тем они нас меньше уважают, – настаивал Велес. – Забывают нас, все сами да сами!

– Да… Будут ли о нас помнить через сто или через тысячу лет? – согласился Перун и его синие глаза немного погрустнели.

– Да и Перун… ты то есть с ними! – махнул рукавами удалой Стрибог. – Лишь бы уроков наших и примера нашего не забыли. Лишь бы смелость не потеряли!

– И силу, – добавил Перун.

– И ум, – напомнил мохнатый Велес.

– И сердце доброе, – улыбнулся Даждьбог.

– И любовь, – сказала Лада. – Главное, чтобы любить не забывали.

И все другие боги с ней, конечно, согласились.

https://vk.com/hatkabobra