Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

Глава 23. На верблюдах через степи

Даже нетерпеливый Веприк понимал, что в далекое путешествие за один час не соберешься: необходимо было проверить припасы, распределить груз на верблюдах, купить кое-чего в дорогу. Почти половину дня березовские путешественники повели на торговой площади: Чудя требовал, чтобы ему купили сапоги, да и всем остальным не мешало обновить одежду, хотя Ушибевна обещала нашить новых рубашек – не бесплатно, конечно.

Зимой в торговой жизни города наступало затишье, купеческим обозам трудно было добираться до русской столицы, но все равно на площади было, на что поглядеть: местные мастера наполняли рынок удивительными товарами для домашнего хозяйства, одеждой, едой, украшениями и всякой всячиной.

– Надо бабушке купить что-нибудь вкусненькое, порадовать, – вспомнил Веприк. – А то обижается она на нас.

– Ты ей лучше топор купи побольше, вот она и обрадуется, наша бабусечка, – посоветовал Чудя.

– Рысик!… Как там тебя? Лосик! – услышали товарищи за собой сердитый голос. – Да как же?.. А! Веприк! Стой, парень! Веприк!

Оказалось, за березовцами торопился Чернобород, седой хлопотливый мужик, тетерин киевский приятель, у которого они с отцом оставались ночевать.

– Вепря! И где ж тебя леший носил?! – вскричал Чернобород и потряс мальчика за плечи. – Я ж твое добро сторожу!.. Батька твой, Тетерька-то, волнуется: как там мой Веприк да как там моя Дунечка, а я и сказать боюсь, что сынок его пропал и вещи все у меня бросил! Навещаю я твоего батяню…

Веприк в сердцах хлопнул сам себя по бестолковому лбу: ведь у Черноборода под навесом, он сам видел, бочки были сложены для продажи – надо было спрашивать о нем на торжище!

До вечера просидели они у Черноборода в гостях и вернулись домой в сумерках с пышным грузом разных мехов. Пришлось взяться за шитье и через три дня каждому березовцу был готов роскошный меховой плащ по собственному вкусу: у Веприка – пушистый, дымчатый из черно-бурых лис, длиннее самого мальчика. У Добрилы – коричневый куничий, короткого меха. Чудя на зависть Ушибевне завернулся в ярко-рыжую лисью мантию, к которой он с двух сторон пришил еще черно-бурые хвосты. Наряднее всех, конечно, была Дуняшка в шубке из меха горностая, белого с черными кончиками на хвостиках. Горностай за красоту ценился так высоко, что русские продавали его за границу на парадную одежду для королей и императоров.

Таких нарядных путешественников Киев, наверно, никогда и не видел: разодетый в разноцветные меха отряд на удивительных снежных верблюдах. Дуньку посадили в просторную корзину на боку Горбатки. Во главе отряда ехал Добрило на Плюньке, за ним на Горбатке – Веприк с Дунькой, а следом – Чудя на Гляделке, к которому были привязаны одна за другой Белка и Сопелка, тащившие юрту и много другого груза. Позванивали бубенчики на разукрашенных седлах. Ушибевна с сыновьями махали вслед. Народ дивился и кланялся, думая, что едут чужеземные князья.

Караван прошагал деревянными киевскими мостовыми, уплыли назад богатые дома и бедные дымные землянки, защитные земляные валы, священное место с огромными деревянными идолами и поселение кузнецов, располагавшееся у самой реки, подальше от остального жилья, чтобы от случайной искры не сгорел весь город. Остался позади ледяной Днепр и верблюды, перейдя на размашистый плавный шаг двинулись по лесной дороге прочь от Киева, к югу.

Пройдя заснеженную рощу, путешественники пересекли небольшое степное пространство, а за ним – еще несколько перелесков. На ночь остановились в большой деревне, где Чудя наврал хозяйке, что он – французский король.

Дорога, приведшая их из Киева, кончалась вскоре за деревней. Дальше путь лежал в диком поле, лишь изредка украшенном голыми березовыми рощицами. Степь густо была покрыта снегом, сквозь который там и тут торчали, клонясь под ветром, сухие стебли ковыля. Ветер дул с такой силой, что иногда казалось, хочет раздеть путешественников, чтобы неповадно было от него закрываться. Гордые мохнатые верблюды шли вперед, не показывая никакого внимания ни к плохой погоде, ни к сугробам, ни к унылой пустыне вокруг.

Селения стали попадаться реже и имели совсем другой вид: каждая деревня была укреплена, словно маленький кремль. Видно было, что в этих местах жители боятся нападения кочевников из степи. Вокруг селений насыпаны были земляные валы, поверх которых ставили бревенчатые стены, а по низу втыкали острые колья, чтобы печенежские кони напоролись на них. Некоторые деревни находились на вершине плоских холмов, куда трудно было забираться не только конному, но и пешему.

Земля вокруг была русская, но не стояло здесь нигде настоящих крепостей с войском, поэтому печенеги не давали населению спокойно жить: разоряли и сжигали села, угоняли скот, убивали жителей, а уцелевших – забирали в рабство.

Когда остановились на ночлег в одной деревне, защищенной деревянными стенами, Веприк с удивлением увидел, как бедно живут здесь люди: дома их были даже не домами, а непрочными землянками с дощатыми навесами. При вражеской угрозе жители в любую минуту могли бросить свое хозяйство и бежать на север, в леса, а потом построить все заново.

Степные обитатели с удивлением приветствовали березовских путешественников, отважившихся выехать в степь таким небольшим отрядом. Березовцы и сами уже удивлялись себе, заражаясь страхом и беспокойством, которые привычны были людям, живущим по соседству с кочевниками.

Глава 24. Чудо Перуна

Лысое степное безлюдье навевало тоску. Около полудня караван прошел мимо сгоревшей деревни и путешественники угрюмо замолчали. Далеко впереди из-за горизонта поднимался столбик серого дыма, словно деревни горели по всему полю. Неожиданно такой же дым появился и сбоку, гораздо ближе к березовскому отряду. Веприк своими зоркими глазами смог разглядеть на возвышении, откуда шел дым, крохотного шевелящегося человечка, словно муравей встал на задние лапки.

– Что-то костры жгут, – обеспокоенно крикнул он бортнику. – Не про нас ли враги друг другу сигналят?

Не успели они проехать и четверти часа, как из-за дальнего холма выскочили темные фигурки и сердце у Веприка сжалось. Фигурки понеслись прямо к ним и очень быстро стало видно, что это большая группа всадников необычного и очень недружелюбного вида. Одни только свист, которым всадники подгоняли своих коротконогих лошадок, мог навести страху даже на невозмутимых верблюдов. Всадники все были полураздеты, словно холод им был нипочем: на некоторых красовались кожаные рубахи без рукавов, а двое ехали раздетыми до пояса. Головы их были непокрыты, даже волосы все сбриты до блеска.

Березовцы начали поворачивать верблюдов назад, но и оттуда к ним уже с улюлюканьем несся конный отряд, скалясь на глупых русов, попавших в ловушку.

Кочевники рассыпались вокруг русских путешественников, насмешливо хохоча и показывая на них пальцами. Глаза у кочевников были узкие, сощуренные, и потому казалось, что они все время ехидничают.

– Спокойно, – дрожащим голосом скомандовал Чудород. – Мы их не видим. Едем себе и едем. Мы их не трогаем и они нас не тро…

– Не, никого не видим! – насмешливо перебил Добрило. – И вот этого, который по ноге на меня лезет, я тоже не вижу… щекотно только… ну-ка брысь, поганка!

Печенег показал, что Добрило немедленно должен отдать ему свою красивую шапку. Он пощупал куниц на добрилином плаще и, решив, что плащ ему тоже пригодится, принялся тащить его на себя. Добрило поплотнее запахнул плащ, заодно стряхнув с себя неприятеля и миролюбиво обратился к нему:

– Милый человек! Чего ты по мне лазишь? Не приставай, видишь по делу едем. Чего вам от нас надо?

– Шапка давай! – вдруг ответил печенег по-русски, хотя и не очень правильно выговаривая слова.

– Ты смотри, какой ты ученый! – удивился Добрило, но шапку отдавать не торопился. – Уважаю! А еще что-нибудь ты по-нашему сказать можешь?

– Шуба давай! – немедленно отозвался печенег.

– Ишь ты! А верблюда? – с любопытством поинтересовался медоход.

– Верблюд давай! – подтвердил узкоглазый разбойник. – Мальчишка давай! Жена давай!

– Какая я ему жена! – возмутился Чудород. – Я ж мужик!

– Мужик давай! – не стал спорить печенег.

Могучий бортник понурился и испустил из своей груди такой шумный горестный вздох, что его верблюд вздрогнул.

– А я вот темный мужик, деревенский, – признался он. – Бортники мы, в лес за медом ходим… не умею я на чужих языках разговаривать… Рад бы, да не могу. Я вам лучше так покажу, поймете? – задушевно спросил Добрило. Он ловко скрутил из толстых пальцев необыкновенных размеров кукиш и сунул его под нос ближнему кочевнику. Кочевники, похоже, Добрилу хорошо поняли: они злобно затараторили по-печенежски и принялись грозить путешественникам кривыми саблями. Медохода это ничуть не напугало, он стал отвечать противникам по-русски и грозить кулаками.

В продолжение разговора погода над равниной менялась: ветер утих и при полном безветрии на небе стали собираться грозные фиолетовые тучи. Очень скоро наступили сумерки, словно был уже вечер, а не белый день, только кое-где на землю проникали редкие солнечные лучи. Воздух посвежел, как перед дождем.

Попасть в руки к враждебно настроенным кочевникам означало конец жизни для пленника: вещи отберут, а самого разденут, привяжут на веревке к лошади и угонят в плен. Могут в степи держать, бить и заставлять работать вместе с животными, а могут продать, как лошадь или собаку.

Веприк в отчаянии стиснул зубы, чтобы не расплакаться перед разбойниками: столько трудностей и бед свалилось на него и вот теперь, когда путешествие, кажется, наладилось, оно тут же и закончилось. Сидели бы дома в деревне – ни верблюдов, ни шуб, ни сапог, зато сами целы. Как можно было верить, что несмышленый мальчик вместо силача-отца, вместо князя с его дружиною, вместо славных богатырей земли русской – найдет управу на самого Змея Горыныча? Что могут сделать его упрямство и любовь к родителям? Жизнь – не сказка и не песня, добро не победит, зло не будет наказано. Маманюшка так и останется томиться в норе у поганого змея. Батя умрет в княжеском подвале. А Дуняшка… ой, мамочки! Дуняшку-то он зачем с собой потащил? Пропадет Дуняшка с ним вместе в плену у печенегов.

Веприк тоскливо поднял глаза к небесам и остолбенел. Тучи совершенно заволокли небо, так что нигде ни единого лучика не пробивалось больше на землю, только одно большое и круглое окно в облаках зияло над самой головой. В облачном окне виднелось синее степное небо, озаренное по ту строну туч ярким солнцем. И в этом огромном небесном окне появилось над степью человеческое лицо… Оно было так велико, что накрывало собой, казалось, полмира. Черные волосы с серебряными нитями вились и клубились, как дым. Огненно-рыжая борода задорно пламенела, перемешиваясь с тучами. Суровые фиолетовые глаза с любопытством взирали на людей…

– Перун! – заорал, не помня себя мальчик, узнав бога по рыжей бороде, как на идоле у них в деревне. – Перуне! Слава тебе! Спаси нас! Поглядите, Перун!

Ни на него, ни на божество в небе никто не обратил никакого внимания: печенеги скалили на русских зубы, ругались и размахивали саблями, Добрило увлеченно крутил вокруг себя кукишем, Чудя стараясь всех перекричать, призывал русский и печенежский народ объединиться в борьбе против поганого змея, который ворует женщин, не спрашивая у них ни роду ни племени.

– Акхм! – откашлялся Перун, раздраженный, что его не видят и не слышат. – М-да!

Его голос прозвучал, как гром, и слегка встряхнул землю. Крики разом стихли. Кочевники застыли с открытыми ртами и глазами, выпученными от ужаса. Чудород с Добрилой тоже застыли с открытыми ртами, но глаза их были выпучены не от ужаса, а от радости.

– Перуне! Слава тебе! – завопил Чудород. – Яви чудо, всесильный! Ниспошли на врагов огонь синий небесный… дай им как следует!

– Являю чудо! – объявил Перун, с неудовольствием косясь на болтливого Чудю.

По мановению его косматых бровей с небесного свода сорвалась вдруг молния и врезалась с грохотом прямо в одного из печенегов, в голову. С недоступной глазу быстротой, разрывая воздух треском и сверканием, с неба упали еще несколько огненных веток и начали ходить по степи с такой скоростью, что за каждой оставалась в воздухе пламенеющая стена. Молнии рассекали туловища врагов и их лошадей, ни на мгновение не прекращая своего ужасного движения. Очертив десяток кругов вокруг путешественников, небесный огонь утих и опал в землю. Никто не успел даже шевельнуться. Ошеломленные противники молча смотрели друг на друга.

– Что-то молнии золотые, а не синие, – наконец озабоченно сказал Чудород. – Перуне! Ты что же не синие молнии послал?

– Перепутал, – с некоторым смущением ответил Перун, обозревая последствия своих стараний.

Повсюду, куда упал животворящий золотой огонь, природа радовала изобилием. На снегу расцвели ромашки и колокольчики. Немытые, покрытые шрамами кочевники засветились красотой и здоровьем. Вся их одежда оказалась постирана и аккуратно заштопана. Голые макушки обросли буйными густыми волосами, черными, как смоль, с подбородка у каждого свесилась кудрявая борода до пояса. Щеки мгновенно налились приятной полнотой, а из бород высунулись пухлые улыбчивые губы. В руках они с изумлением держали богатые дары: снопы пшеницы, поросят, корзины со спелыми фруктами, букеты, пирожки, крашеные вареные яйца. У одного на руках даже оказался голенький младенец. В гривы и хвосты их коренастых лошадок были вплетены десятки разноцветных бантиков. На головах всадников красовались венки из весенних цветов и веток березы.

– Слава тебе, Перуне! – сказал Добрило. – Спасибо. Защитил.

При его словах печенеги словно проснулись: все как один соскочили с коней, пали на колени и склонились перед русскими путешественниками и их грозным божеством. Младенец громко агукнул.

Первым опомнился Чудя.

– Ага! – сказал он. – Видали? Вот он, гнев-то небесный! На этот раз вам предупреждение, а больше так себя не ведите! Вот какими вы сейчас стоите, чистыми да нарядными чтобы так всегда и ходили! Бани себе постройте! Свеклу, репу сажайте. Песни пойте! Богов уважайте! А то, знаете, была одна девочка…

– Ладно, дяденьки, ходу отсюда, – шепнул Веприк.

– Потом доскажу! – крикнул Чудя. – В другой раз. А теперь идите по домам!

(Известно, что чудины заветы оказались для печенегов непосильными и, не прошло и сотни лет, печенеги совсем исчезли из русских степей.)

– Спасиба, спасиба, – вежливо кланялся Добрилин главный обидчик, пятясь от него.

– Пожалуйста. Еще приходи, гостям всегда рады, – буркнул медоход. – Шапку отдай!

– Я вот думаю, – проговорил Чудя, рассеяно глядя вслед разбегающимся кочевникам. – Не попросить ли Перуна, всесильного и могучего, и по нам стукнуть своей золотой молнией? Что-то у меня зуб болит, подлечить бы…

– Да ну его! – вполголоса ответил Добрило. – Опять перепутает, костей потом не соберешь.

– Добрило! – подал с неба голос Перун. – А я все слышу! За неуважение быть тебе наказанным!

И не успел Добрило оправдаться, как новая золотая молния с треском врезалась ему в макушку и пропала, оставив Добрилу помолодевшим на десять лет, с цветущей веточкой черемухи, игриво засунутой богатырю за правое ухо.

– Да что такое! – возмутился грозный бог. – Что за день у меня сегодня, все кувырком!

И он ушел за облака, которые долго потом лились на путников противным холодным дождем – посреди зимы. Подхалим Чудя ехал и упрямо твердил, косясь на небо:

– Дождь – не снег, спасибо тебе, Перуне! Помыться-то нам давно пора… Эх, водичка хороша – не теплая, не холодная, в самый раз, приятно как по спине течет… Апчхи!

Глава 25. В гостях у кочевников

Местность вокруг березовского отряда незаметно менялась. За один день разницу увидеть было невозможно, но по прошествии недели путешественникам уже не верилось, что выезжали из Киева по глубокому снегу: все возвышенности были бесснежные, обдутые ветром, кое-где даже высовывалась закоченевшая травка. Воздух и в самом деле потеплел – не обманули греки. Верблюды шагали все легче и быстрее.

Однажды вечером березовцы хотели остановиться и поставить юрту, но верблюды не послушались: еще некоторое время они упрямо топали вперед и наконец привезли седоков к кочевому селению. Мужики сначала испугались, но печенеги встретили их улыбками и поклонами, так что, оказалось, ночевать можно и у кочевников – и с большим удобством.

– Шайтан [5]! Шайтан! – кричали печенеги, показывая на русских путешественников пальцами.

––

[5] шайтан (тюрк.) – нечистый дух

––

– Здрасьте, я шайтан! Молодцы, что узнали, – бахвалился Чудя.

– Шайтан! – говорили печенеги, показывая на Добрилу.

– Нет, он не шайтан, куда ему! – махал руками Чудя и тыкал себе в грудь. – Я шайтан! Меня и слушайте!.. Песни сегодня пели? В бане мылись? Ну-ка ты, рыжий, подойди сюда, шею-то покажи, небось грязная?..

Добрило только головой качал, любуясь на болтуна-Чудорода, а кочевники кивали и кланялись. Весть о небывалых колдунах и их небесном божестве летела по степи далеко впереди березовцев, поэтому повсюду их принимали со страхом и уважением.

Круглые печенежские юрты были теплыми и хорошо защищали от ветра. В центре жилища всю ночь горел костер, а дым от него выходил через дыру в потолке. Печенежские хозяйки кормили березовцев невероятно вкусным кушаньем под названием "плов" – кашей, перемешанной с мясными кусочками и сушеными фруктами. Добрило в ответ угощал узкоглазеньких кривоногих чумазых детишек велесовыми сладостями и медом.

– За что они тебя так все любят, ума не приложу, – позавидовал Чудород, наблюдая, как суетятся вокруг бортника полдюжины печенежских малышей, Дуняшка, верблюд Плюнька и еще пара кочевников устрашающего вида, которые, наверно, никак не могли отправиться в набег на мирное селение, не получив по засахаренному персику.

Добрило, старательно деля угощение на равные части, чтобы лакомки не передрались, ответил со вздохом:

– У меня пятеро детей и двенадцать внуков… если не знать все их прожорливые детские повадки, в нашем семействе живым не останешься… Как они там без деда, шмелятки мои?…

Плюнька, чувствуя, что хозяин загрустил, нежно чмокнул его в ухо, а один из устрашающих печенегов, потеряв терпение, потянул моченое яблоко из добрилиной руки. Добрило рассеянно выпустил яблоко, глядя поверх чужих детишек на холодную степь, откуда березовцы приехали и за которой среди лесов тонула где-то в сугробах родная деревня… А в деревне стоял построенный еще добрилиным прадедом большой теплый дом с просторным двором. А во дворе бегали, валялись, ездили друг на дружке, падали с забора, таскали друг друга за уши, дразнились, ябедничали и кричали двенадцать курносых медоходиков, дедушкина забота и отрада…

Глава 26. Зеленая Таврика

На исходе второй недели березовский отряд приехал к обширному водному пространству, круглым пятном лежащему вровень с травяной долиной. В речке Березке, пробегавшей мимо родного селения, даже заяц утонуть не мог, так что деревенским жителям никогда не приходилось видеть так много воды. Изумлению их не было предела, но изумлялись они напрасно: это был всего лишь мелкий морской залив, он скоро остался позади и чудесные верблюды зашагали по земле плодородного полуострова, именовавшегося в те времена Таврикой [6]. Путешественников окружила приморская зима – прохладная, но приветливая и на удивление зеленая. Черное море, омывавшее Таврику с трех сторон, грело ее все холодное время года, поэтому по равнине стелилась трава и повсюду виднелись низкорослые можжевельники и кустики со странными, скатанными в трубочку, колючими листиками, которые не опадают с них круглый год. Далеко впереди, в сторону утреннего солнца – там, куда уверенно несли людей волшебные верблюды, – вставали зеленеющие округлые горы с редкими скалами на макушке. В трещинах скал, на высоте, лежал белый снег, и можно было иногда видеть, как его взметают и кружат короткие метели.

Около полудня березовцы нагнали престарелого монгола в полосатом халате, везшего на ослике запас веток для очага.

––

[6] Полуостров сейчас называется Крым.

––

"Ну и одежда. Женская юбка пришита прямо к рубахе. И не стыдно ему, едет, как будто так и надо," – думали русские путешественники, разглядывая монгола, его халат, бритую голову и узкие, как у печенега, глаза.

Монгол остановился у дороги и кланялся. "Богатый караван, – думал он. – Наверно, русские князья едут."

– Эврика! – приветствовал чужеземца Веприк, употребив единственное знакомое ему нерусское слово.

– Африка! – добавил на всякий случай Чудя.

"Африканские, оказывается, князья, – решил престарелый монгол. – А вроде на русских похожи. Болтают по-африкански, ничего не понятно."

– Эврика-эврика! – приветливо согласился он и поклонился, опасаясь, как бы незнакомцы не ограбили его посреди дороги. – Африка-Африка!

– Мама! – крикнула из корзины Дуняшка.

– Мама-мама! – подтвердил монгол.

– Гм! – с сомнением произнес Горбатка.

– Гм-гм! – поспешил согласиться старик и снова поклонился…

– Хорошо поговорили, – решил Добрило, когда их отряд, миновав монгола с осликом, продолжил путь. – Душевный народ тут живет.

Следующий, кто им встретился, был одет очень просто – голубая рубаха с пояском, штаны и крепкие лапти, – и было это совсем не удивительно, потому что встретился березовцам русский человек по прозванию Копыто. Человек этот служил у киевского купца и шел из Сурожа с деловым поручением.

– Эврика! Африка! – сразу же приступил к переговорам Чудород, кланяясь с верблюда.

– Эврика! – ответил на всякий случай Копыто. Потом он, будучи мужиком ехидным и видя, что незнакомцы по-русски ни бельмеса не смыслят, состроил доброе лицо и добавил: – Охламоны!

– Охламоны-охламоны! – подтвердил Веприк, стараясь быть вежливым и подражать обычаям местных жителей.

– Болван! – добавил Чудя.

– Ты чего ругаешься? – шепотом спросил его бортник.

– Если по-здешнему "охламоны" значит что-нибудь вроде "приятного вам пути", тогда, может "болван" – это "счастливо оставаться", – прошептал Чудя и улыбнулся Копыте.

"Противные какие чужеземцы, – подумал тот. – И язык у них дурацкий."

Вскоре навстречу березовцам попалась целая компания греческих писцов, которые шли в отдаленный монастырь переписывать книги.

– Эврика Африка, охламоны! – приветствовал их Веприк, решив, что уже достаточно освоился с местным языком.

Греки поняли слово "эврика" и очень удивились.

– Ты слышишь? – тихо спросил один из них соседа. – Эти чужеземцы говорят "Я нашел Африку!"

– Уважаемые путешественники, вы что-то перепутали! – крикнули греки. – Не хотим вас огорчать, но вы едете совсем с другой стороны! Там Киев, а не Африка.

– Но это ничего, Африку уже нашли три тысячи лет назад, нет необходимости опять ее искать, – добавил один из писцов.

Березовцы, хотя ничего из греческой речи и не поняли, услышав имя родной столицы оживленно закивали.

– Болван! – добродушно сказал Добрило.

Писец, понимавший немного по-русски, обиделся.

– Ты ответишь за болвана! – крикнул он бортнику по-русски и показал кулак, но рассмотрев широкие добрилины плечи, уточнил: – Перед своей совестью ответишь! Стыдно тебе должно быть, что хорошего человека дразнишь!