Я сказал, что не очень разбираюсь в генетике.
Девчонка помолчала. Я сосал карамельку и таращился на кошачью тропу. Никто не появлялся.
– Вы в самом деле не хотите пить? – спросила она. – Пойду принесу колы.
– Мне ничего не надо, – ответил я.
Она встала с шезлонга и исчезла в тени деревьев, чуть волоча поврежденную ногу. Я поднял с травы ее журнал и полистал его. Совсем не ожидал, что он окажется журналом для мужчин, таким… ежемесячным. На развороте красовалась женщина в тонких трусиках, через которые просвечивали все ее прелести: восседала верхом на стуле в нелепой позе, широко расставив ноги. Я положил журнал на место, сложил руки на груди и снова сосредоточился на кошачьей тропе.
Прошло немало времени, прежде чем девушка вернулась со стаканом колы в руках. Послеполуденная жара донимала. Долго просидев на солнце, я чувствовал, как заплывают мозги. Меньше всего мне хотелось думать.
– Скажите, – сказала она, возвращаясь к прежней теме, – если бы вам нравилась девушка, а у нее оказалось шесть пальцев, что бы вы сделали?
– Продал бы ее в цирк, – ответил я.
– Что, серьезно?
– Нет, конечно, – сказал я. – Шучу. Думаю, меня бы это не очень волновало.
– Даже если бы это могло передаться вашим детям?
Я немного подумал.
– Нет, для меня это, правда, не важно. Что плохого в лишнем пальце?
– А если бы у нее было четыре груди?
Я снова задумался.
– Не знаю.
Четыре груди? Этот разговор может продолжаться до бесконечности. Я решил сменить тему.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать, – ответила она. – Только что исполнилось. Перешла в повышенную школу[2 - Завершающий этап школьного обучения в Японии, так называемой системы «шесть-три-три» (шесть лет начальной школы, три года средней школы первой ступени и три года повышенной средней школы, в которой школьники готовятся к поступлению в университет).].
– Давно на занятия не ходишь?
– Нога еще болит, если много ходить. Потом эта ссадина у глаза. В школе все уже достали. Если узнают, что я грохнулась с мотоцикла, начнут болтать: то да се. Поэтому считается, что я «отсутствую по болезни». Можно год пропустить, ничего страшного. В следующий класс я не тороплюсь.
– Понятно.
– Ну, так что? Вы вот говорили, что женились бы на девушке с шестью пальцами, но четыре груди вам не подходит…
– Я не говорил, что не подходит. Я сказал: не знаю.
– Чего не знаете?
– Не знаю… мне трудно такое представить.
– А с шестью пальцами можете представить?
– Конечно. Думаю, да.
– Какая разница? Шесть пальцев или четыре груди?
Я подумал еще немного, но вразумительного ответа не нашел.
– Я задаю слишком много вопросов?
– А что, тебе такое говорят?
– Случается.
Я снова стал смотреть на кошачью тропу. Какого черта я здесь делаю? За все время не показалось ни одной кошки. Не отнимая от груди рук, я на полминуты закрыл глаза. Я истекал потом. Все тело обливали солнечные лучи, наполненные необыкновенной тяжестью. Кусочки льда в стакане девчонки при каждом ее движении позвякивали, как колокольчик на шее коровы.
– Можете поспать, если хотите, – прошептала она. – Как только кот появится, я вас разбужу.
Не открывая глаз, я кивнул.
Воздух был неподвижен, вокруг стояла полная тишина. Голубь уже улетел куда-то за тридевять земель. Я раздумывал о женщине, что позвонила мне. Неужели мы знакомы? Ее голос и манера говорить даже отдаленно никого не напоминают. Но меня она точно знает. Мне казалось, что я вижу перед собой сцену, написанную де Кирико: длинная тень женской фигуры тянется ко мне через пустую улицу, а сама женщина задвинута далеко за пределы моего сознания. У моего уха, не смолкая, тренькал колокольчик.
– Вы спите? – спросила девчонка; ее голос звучал еле-еле: я даже не был уверен, действительно ли слышу его.
– Нет, не сплю, – ответил я.
– Можно мне поближе? Мне… легче говорить тихо.
– Не возражаю, – сказал я, по-прежнему не открывая глаз.
Она двигала свой шезлонг, пока тот сухо и деревянно не стукнулся о мой.
Странно, но голос девушки звучал по-разному – в зависимости от того, открыты у меня глаза или закрыты.
– Можно говорить? Совсем тихонько, и вам не надо ничего отвечать. Можете даже спать.
– Ладно.
– Здорово, когда люди умирают.
Губы девчонки были теперь совсем рядом с моим ухом, и ее слова проникали в меня вместе с теплым влажным дыханием.
– Почему? – спросил я.
Она прикоснулась пальцем к моим губам, будто хотела запечатать их.
– Никаких вопросов, – сказала она. – И не открывайте глаза. Хорошо?