Жизнь в стиле ранней бедности

В груди у меня заныло.

Он сопел, не в состоянии успокоить дыхание. Потом попытался что-то сказать, но вместо слов вылетали лишь невнятные звуки – слишком много воздуха и боли было в легких.

Наконец Гус поднялся, сел и вытер нос.

Он посмотрел на меня. Показаться в таком виде было стыдно, позорно и некрасиво.

– Они у-ударили меня в спину, – сказал он, сопя.

– Я знаю. Я видел.

– Это вы их прогнали?

– Да.

Он не поблагодарил. В этом не было необходимости. От сидения на корточках ноги мои затекли. Я сел на землю.

– Меня зовут Гус. – Он старался быть вежливым.

Я не знал, какое имя ему назвать, и собирался выпалить первое пришедшее в голову, но неожиданно для себя произнес:

– Меня зовут мистер Розенталь.

Он вздрогнул:

– Меня тоже так зовут. Гус Розенталь.

– Не странно ли? – промолвил я.

Мы улыбнулись друг другу, и он еще раз вытер нос.

Я не хотел видеть своих отца и мать. Я их помню. Этого достаточно. Я хотел побыть с маленьким Гусом. Но однажды ночью я пробрался на задний двор дома номер 89 по Хармондрайв на пустырь, где позже возведут пристройку.

Я стоял в темноте и смотрел, как они ужинали. Вот мой отец, Я не помню его таким красивым. Мать что-то ему говорит, а он ест и кивает. Они в столовой. Гус лениво ковыряется в тарелке.

Не порть пищу, Гус, иначе не разрешу слушать «Люкс представляет Голивуд».

Но у них идет «Утренний патруль».

Тем более не порть пищу.

– Мама, – пробормотал я, стоя на холоде, – мама, в России голодают дети.

Я встретил Гуса у киоска.

– Привет!

– О! Привет!

– Любишь комиксы?

– Угу.

– А ты читал «Человека-куклу» и «Малыша из вечности?» – Да, класс. Но они у меня есть.

– Только не последние выпуски.

– И последние тоже.

– Готов поспорить, у тебя есть только за прошлый месяц. Мы дождались, пока продавец просмотрит по списку все имеющиеся у него журналы, после чего я купил Гусу «Воздушного мальчика», «Комиксы Джингл Джэнгл», «Синего жука», «Комиксы Виза», «Человека-куклу» и «Малыша из вечности».

Потом я сводил его в Ислэй, где мы отведали мороженого с горячим сиропом. Мороженое подали в высоких бокалах, а сироп принесли в маленьком кувшине. Когда официантка отошла, маленький Гус спросил:

– Откуда вы знаете, что я люблю тертые орешки и не люблю взбитые сливки и вишню?

Я откинулся на спинку высокого стула и улыбнулся.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Не знаю, – он пожал плечами.

Кто-то опустил никель в автомат, и зазвучала «Нить жемчуга» Гленна Миллера.

– Ты когда-нибудь задумывался об этом?

– Нет… угу. Я люблю мультики, может быть, я стану рисовать комиксы.

– Это здорово, Гус. На искусстве можно заработать большие деньги.

Я оглядел молочное кафе: стены с плакатами кока-колы, миловидные девушки с мальчишескими прическами, нарисованными художником по имени Гарольд В. Мак-Коли; его стиль завоюет весь мир, а имя так и останется неизвестным.

Гус посмотрел на меня:

– Но ведь это еще и интересно, правда?

Я смутился. Я первым делом подумал о деньгах, а он – о счастье. Я добрался до него раньше, чем он избрал путь. Еще была возможность сделать из него человека, который всю жизнь будет вначале думать о радости.

Официантка принесла мороженое. Я рассчитался. Когда она отошла, Гус спросил:

– Почему они называют меня грязным еврейским слоном?

– Кто тебя так называет, Гус?

– Мальчишки.

– Те, с которыми ты тогда подрался?

– Да. Почему они говорят «слон»?