И тут же об этом пожалела, потому что Дима из-за спины как заправский ковбой щёлкнул пультом, и на экране появилась какая-то исполнительница из числа тех, что я не знаю. Ну то есть вообще любая, потому что в музыке я разбиралась ещё хуже, чем свинья в живописи. Хотя и в живописи я точно так же разбиралась…
– Я на тебя не полезу, – предупредила я сурово.
– В сугробе ты то же самое сказала, – напомнил Дима.
– В сугробе я тебе вообще ничего не говорила, – возмутилась я. – И я не полезла, я прыгнула, это вообще-то разные вещи!
– Ага, ага, – фыркнул он. – А серия вообще-то идёт.
– Часики тикают, – огрызнулась я, думая, с какой стороны бы к нему подобраться. – Дим, а ты щекотки боишься?
– Нет, – сразу же ответил он.
– Я бы тоже сказала, что нет, а если я проверю? – я поджала губы.
– Проверяй, – милостиво разрешил он.
Я сунула руку и пощекотала его бок. Ноль эмоций. Пощекотала подмышку. Он улыбнулся, но насмешливо.
– Ну ты машина какая-то, – поморщилась я. – Бессовестная бесчувственная машина, отдай пульт, верни канал!
– А что мне за это будет? – не сдавался Дима.
– Ну чего ты как маленький, что ты за это хочешь? – взвыла я, выходя из себя. – Ногу тебе поцеловать, ужин тебе приготовить?
– А что, прям ужин можешь? – заинтересовался он, поёрзав на месте.
– Я всё могу, только не хочу и попытаюсь тебя отравить, – буркнула я. – Достал, отдай!
Я как бы понимала, что это глупо и что именно такой реакции он ожидал, но всё равно полезла отбирать пульт. Минут пять мы просто катались по дивану и пыхтели, потому что он был сильный, а я вёрткая, так что он не мог меня нормально поймать, а я не могла ничего ему в ответ противопоставить. В итоге мы скатились в сторону пледа и он, поймав мои запястья, прижал их к дивану, заодно зафиксировав бёдрами мои ноги, чтобы я не пиналась.
Я и не собиралась пинаться, конечно.
– Какое клише, – выдала я, тяжело дыша и отворачиваясь.
– Клишированным становится только то, что людям нравится, – парировал Дима, наклоняясь к моему лицу. – Сама же это знаешь.
В каком-то смысле он был прав, конечно. Некоторые клише я горячо любила, как бы глупо они ни выглядели. Клишированность в каком-то смысле – понятность, а это расслабляет и успокаивает. Куда большая вероятность, что после целого дня зубрёжки я предпочту на ночь почитать какой-нибудь не претендующий на гениальность эротический роман, а не Слово о полку Игореве, и ничего стыдного в этом не будет. Наоборот, люди, которые утверждают, что никогда подобной неэлитарной литературы в руки не брали, либо врут, либо стрёмные какие-то.
– Ну знаю, – я фыркнула. – А теперь или делай свои грязные дела, или пульт отдай.
– Презервативы в куртке остались, – не моргнув глазом, с максимально серьёзным выражением лица сообщил мне он.
Очарование момента было убито вплотную и из дробовика. Я возмущённо взвизгнула и начала брыкаться как бык на родео, так что Диме потребовалось ещё минуты три, чтобы меня скрутить и прижать к дивану.
– Я не готова, – заворчала я, пытаясь повернуть голову так, чтобы шее было удобнее.
– Что, – явно не понял меня Дима, потому что делать со мной он ничего не собирался.
– К шуткам такого плана я не готова, не нравится мне, не делай так, – точно так же ворчливо договорила я. Дима отпустил меня почти сразу же.
– Прости, – он действительно выглядел виноватым. – Я переборщил.
– Попался! – торжествующе завопила я, хватая пульт, который лежал рядом с его ногой. – Но вообще мне серьёзно не нравятся такие шутки.
Улыбка у Димы получилась удивлённая, а потому ещё более очаровательная, а я с видом победительницы вернула тот канал, по которому шёл Блич.
Правда, насладиться серией (которую я, слава богу, уже видела) мне не удалось – как у Чуковского, «вдруг зазвонил телефон». Да ещё и не просто так, а его телефон.
Дима посмотрел на дисплей, потом на меня, потом опять на дисплей; встал с дивана, подтянул сползшие джинсы и вышел из комнаты.
Ну, логично, когда я разговаривала, он из комнаты тоже вышел. И, кстати, по-хорошему надо ещё раз матери позвонить, а то уже вечер незаметно наступил.
Номер был занят. Ну и с кем она там разговаривает, когда я ей звоню? Не то чтобы желающих было недостаточно, конечно – с её работой она всегда в разъездах да на телефоне. Частные предприниматели такие частные предприниматели. Никогда не пойду работать в недвижимость.
Нет, ну нафига она меня тут оставила, в самом-то деле? Я, конечно, не образец идеальной дочери, но дома-то сама могу посидеть.
Дима вернулся минуты через три.
– Наташа звонила, – сообщил он мне, садясь рядом.
– Почему тебе, а не мне? – возмутилась я, но как-то немного расстроено.
– Потому что она спрашивала, может ли она оставить тебя на ночь. Там какие-то нелады, вот она и не может приехать.
– А денег на такси она…
– Я ей предложил, если что. Она попросила, чтобы я сегодня за тобой присмотрел.
– У меня самый возраст, чтобы за мной присматривать, – я ощетинилась, хотя и понимала, что вот Дима в этом всём точно не виноват.
– Нууу, вообще-то, самый, – он примирительно поднял обе руки, показывая, что он сдаётся. – Когда мне было шестнадцать, я такой ад дома в отсутствие родителей устраивал, что я могу понять её опасения.
– Я тоже могу понять, но я не ты и мне обидно, – я сложила руки на груди.
Он ничего не ответил.
Молчали мы минут пять. Я смотрела в экран, а Дима так нервно и часто поглядывал на время на телефоне, что я не выдержала.
– Рожай, – объявила я нетерпеливо.
– Чего? – удивился Дима.
– Ну, ты мне что-то сказать хочешь, но не знаешь, как, – сказала я. – Рожай.
На самом деле, я на все сто процентов уверена не была, конечно, но попробовать стоило. И, как оказалось, я не ошиблась.
– Ну, у меня сегодня планы на вечер были, – Дима замялся, как я обычно заминалась перед матерью, когда пыталась отпроситься, например, на ночёвку к подруге. Сравнение меня настолько позабавило, что я с трудом сдержала смешок.