Мы вышли из «Метрополя» и направились в штаб. На улицах, бульварах и площадях Москвы было оживленно.
Вот она, Москва, военная столица советского народа.
Как эта суровая, затемненная, могучая в своем величавом напряжении Москва непохожа на тот праздничный, веселый и гордый город, каким мы знали его в предвоенные дни! И все же есть что-то близкое и кровное между той и этой Москвой. Спокойное достоинство и уверенность в своем завтра чувствуется во всем.
Генерал, с которым я еще не успел обмолвиться своими мыслями, остановившись, вдруг сказал:
– Солдатская, трудовая, в суровом цвете хаки, победная Москва. Хотя мы на фронте видим, как немцы пятятся назад, но здесь еще яснее видна наша неминуемая, закономерная, кровью и страданием добытая победа.
Генерал, встретивший нас, старый конармеец, участник гражданской войны, радушно сказал:
– Поздравляю с новым назначением, ответственным и почетным, – и, не закончив своей фразы, заторопился. – Прошу за мной, товарищи, вас ждут, – и он проводил нас в кабинет генерала, возглавлявшего управление штаба.
– Вам уже сказали о новом назначении? – спросил генерал. – Нет? Дело в следующем. Завтра же вы должны вылететь в Тегеран. – И, заметив наше изумление, он добавил: – Что ж тут необычного? Вы – востоковеды и, если б не необходимость, вы с самого начала были бы посланы туда. Но, – он развел руками, – в начале войны вы были нужны здесь, а теперь – там. Садитесь.
Рядом с генералом сидел человек в штатском. Умные глаза, внимательный взгляд, добрая улыбка и радушное, крепкое рукопожатие располагали к нему.
– Познакомьтесь, – генерал назвал фамилию нового знакомого, известного востоковеда, – мы пригласили сюда товарища для совместной беседы. Одна сторона моего разговора – военная, другая – дипломатическая. Вы, товарищи, будете жить и работать в стране, которая всего год назад готовилась выступить против нас и по указке Гитлера намеревалась захватить Кавказ и Баку. Правда, это было намерение не самого народа, а лишь бывшего Шаха-Резы и клики продажных царедворцев и военных, но, так или иначе, власть и политика находились в руках этих людей и, не прими мы своевременно меры, поля Ирана стали бы ареной кровавых боев… Но обо всем этом вам расскажет Андрей Андреевич, я же скажу несколько слов о военном положении и причинах, заставивших нас снять вас с оперативной работы на фронте и направить в Иран. Если что-либо будет неясно, спрашивайте.
Генерал поднялся, медленно прошелся по кабинету и остановился у огромной карты, утыканной разноцветными флажками и пересеченной в нескольких местах красной и желтой ленточками фронтов.
– До начала гитлеровского вторжения в СССР у нас были все же, хотя и ненадежные, пути сообщения с Англией и Соединенными Штатами. Первый путь через Балтику был закрыт воюющими между собою странами, второй – через Мурманск, – был сложен и тяжел, третий – через Тихий океан, – оставался единственным… И хотя он был небезопасен, так как находившаяся с нами в мирных отношениях Япония неоднократно срывала наше судоходство обстрелом, торпедированием и прочими провокациями, но он все же существовал.
Генерал перешел к другой карте и, водя по ней указкой, продолжал:
– В декабре тысяча девятьсот сорок первого года Япония, по примеру своего партнера, гитлеровской Германии, по-разбойничьи, без объявления войны, атаковала Пирл-Харбор. Началась японо-американская война. Теперь и этот путь был закрыт… Остался один лишь Северный, через льды, моря и туманы Ледовитого океана, но и здесь шныряют десятки немецких подлодок, базирующихся в финских, норвежских и прочих фьордах и портах. Сотни бомбардировщиков дальнего действия, торпедоносцев поднимаются в воздух с аэродромов Скандинавии и идут топить торговые караваны с необходимыми нашей Родине грузами. Рузвельт и огромное большинство американского народа – наши друзья. Они стараются всеми силами помочь нам в нашей сверхчеловеческой борьбе с черными силами фашизма, но фашизм еще очень силен. Люди, создавшие и вскормившие Гитлера, не хотят разгрома гитлеровской Германии.
Знаете ли вы, товарищи, что уже не раз кто-то неоднократно направлял германские подлодки и торпедоносцы на пути, по которым должны идти советско-американские караваны, в то же самое время снимая конвой и посылая его ловить и топить германские подлодки куда-нибудь вдаль. Конечно, в тех секторах, куда уходили удивленные такими приказами моряки, никаких «подлодок» не обнаруживалось, зато на лишенные охраны караваны обрушивались самолеты и нападали подлодки немцев.
Голос генерала был спокоен, но подергивающиеся губы выдавали его волнение. Востоковед сидел неподвижно.
– Как видите, слишком уж тесно переплелись нити, связующие капиталистические монополии воюющего мира.
В связи с событиями в Иране у нас открылся новый путь, по которому президент Рузвельт направил все то, что мы закупаем у США. Но и этот путь, отдаленный от театров войны, оказался под ударом. Трансиранская дорога от Персидского залива и до Бендер-Шаха на Каспийском море также небезопасна, но тут уж я передаю слово уважаемому Андрею Андреевичу, который введет вас в курс дела, – генерал повернулся в сторону молча курившего востоковеда.
– Военная обстановка в Иране вам уже ясна, – отложив папиросу, сказал Андрей Андреевич, – мне остается ввести вас в курс политических событий и рассказать предысторию нынешнего положения в Иране.
Как вы знаете, низложенный Шах-Реза с самого своего появления на политической арене был и оставался ярым врагом Советского Союза и неизменным поклонником германского фашизма.
Еще в 1924 году германская авиационная компания «Юнкерс» открыла в Иране воздушные линии. В 1927 году немец Линденблатт был назначен директором Национального банка Ирана, а на должность финансового советника – другой немец, Шнивенд. После установления фашистского режима в Германии активность немцев в Иране усилилась, чему открыто помогал Шах-Реза. Он содействовал германскому проникновению в области торговли, промышленного, железнодорожного и военного строительства. Все это привело к тому, что уже в 1937 – 1938 годах Германия заняла второе место во внешней торговле Ирана, оттеснив Англию на седьмое место, а в 1939 году Шах-Реза, отказавшись заключить с СССР новый торговый договор, предоставил Германии вести с Ираном торговлю и все деловые связи. В Иране обосновались многочисленные представители различных германских фирм. Немцы стали строить стратегические шоссейные дороги, аэродромы, промышленные предприятия. Во всех важнейших государственных учреждениях и предприятиях Ирана они занимали руководящие места. Шпионаж и разведка – это главное в работе этих «специалистов». Поставляя Ирану вооружение, немцы засылали под видом инструкторов и коммерсантов своих офицеров и агентов СС. Под видом технических специалистов и представителей фирм в Иране находилось свыше восьми тысяч гитлеровских агентов и шпионов, часть которых, пользуясь торговыми связями Ирана с СССР, проникала к нам под видом экспертов и представителей иранских фирм. Эта банда шпионов и диверсантов находилась под началом германского посланника в Тегеране – фон Эттеля. Начальник гитлеровской разведки адмирал Канарис неоднократно приезжал в Тегеран и совместно с фон Папеном и небезызвестным Шахтом был принимаем шахом. Не довольствуясь этим, Реза в августе 1940 года устроил пышную встречу руководителю гитлеровского «Юнгсбунда» Бальдуру фон Шираху, наградив его большой звездой «Льва и Солнца» первой степени. Иран, руководимый реакционером и деспотом Реза-Шахом, быстро катился к фашизму. С момента нападения гитлеровской Германии на СССР, несмотря на формальное провозглашение Ираном нейтралитета, правительство Реза-Шаха проводило резко антисоветскую политику. Иран превратился в базу деятельности фашистских агентов на Среднем и Ближнем Востоке. Мало того, реакционные, профашистские элементы, подстрекаемые гитлеровскими агентами, решили, что настал благоприятный момент для возрождения стародавних посягательств на советское Закавказье и Кавказ. Такие видные купцы, как Бадр, Микпур, Манук-Мартин и другие, на деньги, отпущенные Гитлером, завербовали в число своих агентов ряд депутатов меджлиса, министров, генералов и других руководителей, направлявших внешнюю и внутреннюю политику страны. Летом 1941 года в Иран прибыл руководитель Средневосточного отдела германской разведки фашист Гамотта и его помощник Майер. Они создали диверсионные отряды для переброски на территорию СССР. Из белогвардейцев, дашнаков и муссаватистов, бежавших в свое время в Иран, они подготовили группы, которые должны были быть переправлены в нефтяные районы Баку и Грозного. Придвинув при помощи Шаха-Резы к границам СССР части иранской армии, гитлеровцы стали производить топографические съемки, фотографировать. Участились пограничные инциденты. В Иране широко развернулась антисоветская пропаганда, в Тегеране стал издаваться фашистский бюллетень, большинство газет развило безудержную антисоветскую травлю. На пятницу 22 августа 1941 года был назначен военный переворот, первым действием которого было бы убийство всего состава посольства СССР и поголовное избиение всех проживающих в Иране советских граждан. Советское правительство трижды, специальными нотами от 26 июня, 19 июля и 16 августа 1941 года, предупредило о могущих быть последствиях, но шах и правительство Ирана не обратили на эти предупреждения никакого внимания и продолжали свою преступную политику, готовя удар в спину советского народа. Тогда, 25 августа, на основании статьи 6-й Советско-Иранского договора от 1921 года, наши войска в целях защиты своих границ вступили на территорию Ирана. Одновременно с запада и юга с той же целью вошли и английские войска. Кабинет Али Мансура подал в отставку, было образовано новое правительство с премьером Форуги, а 16 сентября, убедившись в провале своей политики, Реза-Шах отрекся от престола в пользу своего сына Мохаммеда-Резы, после чего выехал из Ирана. Часть германских фашистов бежала, другая была задержана, но большая половина их ушла в подполье, продолжая свою деятельность. Как вам, вероятно, известно, в 1942 году американцы высадили свои войска в Иране, заняли порт Бендер-Шахпур и всю Трансиранскую железную дорогу от Персидского залива и до Тегерана. Вслед за этим госдепартамент и военное министерство США послали в Иран две военные миссии, одну для иранской армии, другую – для жандармерии. Притаившиеся на время фашистские шпионы и диверсанты подняли головы. В то время как на Западе и Юге нашей страны идут кровопролитные бои, в Иране вновь взрываются склады с боеприпасами, в которых так нуждается наш фронт. Горят закупленные у Америки за золото припасы, провиант, обмундирование. Подрываются железнодорожные мосты, гибнут сотни тонн купленного, принадлежащего нам имущества, а американская охрана, несмотря на принимаемые меры, не в силах найти виновных и пресечь преступления.
Ввиду этого для совместного контроля и охраны грузов и путей в Иране создается смешанная на паритетных началах Англо-Американо-Советская комиссия… – Андрей Андреевич умолк, а генерал продолжал его речь:
– Полноправным членом с советской стороны назначен генерал-майор Степанов, полковник Дигорский – заместителем. Теперь вы понимаете, почему вас отозвали с фронта? Там, в Иране, на крайне ответственном месте, должны находиться люди знающие, смелые, знакомые с языками, бытом и историей страны. Люди военные, политически подкованные, такие, которым Родина может доверить это крайне сложное дело. После зрелого обдумывания командование нашло ваши кандидатуры самыми подходящими, но помните, что ваша командировка кратковременная. Как только вы создадите нормальные условия для охраны, установите правопорядок и организуете нормальную службу пути, вас сейчас же отзовут обратно. Вы нам нужны и здесь. Все!
Мы поднялись с мест, генерал жестом усадил нас обратно и продолжал:
– Работать будет нелегко, в сложной и запутанной обстановке. Вас будут окружать люди, из которых кое-кто станет стремиться сорвать вашу работу и дискредитировать Советскую страну в глазах простого иранского народа. Мы знаем о покушении на вас, будьте уверены, что это не последнее… Если на фронте, на нашей территории, эти мерзавцы пытались уничтожить вас, то там, в Иране, они повторят свои попытки. Вы – востоковеды, боевые офицеры, испытанные люди, и заменить вас сразу такими же подходящими кандидатами нелегко, а неделя или месяц без нашего глаза и контроля это значит – тысячи тонн погибшего необходимейшего для нас груза. По соглашению с союзниками, вы оба и уполномоченные вами люди будут беспрепятственно пропускаться по всем шоссейным путям, караванным дорогам, станциям и караван-сараям, а также и по всей Трансиранской дороге. Американцы несут ответственность за грузы, доставленные до Тегерана, а от него до Бендер-Шаха вся ответственность за грузы ложится на вас. Это значит, что германо-иранские фашисты центр всех диверсий перенесут на этот отрезок пути. Мы по договоренности платим американцам только за те грузы, которые в исправном состоянии будут переданы нам в Тегеране. Американцы приняли все меры к тому, чтобы в их зоне действия подобных инцидентов не было. Но никто не гарантировал нас – генерал усмехнулся, – что на территории, отведенной нашей зоне, диверсии прекратятся.
– Насколько беззастенчивы почувствовавшие себя безнаказанными фашисты, вы можете судить уже по одному тому, что крупный германский шпион Артель, фашист и бывший представитель фирмы «Крупп» фон Раданович, бывший «представитель» фирмы «Сименс», а на самом деле убийца и диверсант Вольф, гестаповец и палач Краузе, прикрывавшийся документами «Иран-экспорта», переменив подданство на испанское и португальское, сейчас приняты на работу в различные торговые и нефтяные общества. Думаю, что вам придется встретиться с этими негодяями, так как новое подданство и документы служащего нефтяного общества или концерна могут предохранить их от наказаний, – сказал Андрей Андреевич.
Мы проговорили до вечера.
За обедом, в ресторане отеля, я предложил генералу пойти в Большой театр.
– Не могу. Ночью я должен быть в штабе.
– Очень жаль, – сказал я, – придется идти одному.
Мы пообедали и вернулись в свои комнаты.
Спустя полчаса я пошел в театр, а генерал снова поехал в штаб.
Шел «Сусанин». Я пробрался к своему месту и едва успел сесть в кресло, как потух свет и оркестр величественно начал увертюру.
Новое назначение, такое неожиданное и почетное, взволновало меня настолько, что даже гениальная музыка Глинки не могла рассеять мои мысли.
«Вот она, судьба солдата. Вчера война, фронт, сегодня Москва и Большой театр… завтра – Тегеран».
– Простите, нет ли у вас программы? – спросили сбоку.
Тут только я заметил, что сидел рядом с красивой, хорошо одетой дамой, державшей в руке маленький перламутровый бинокль.
– К сожалению, нет… я еле успел к началу, – ответил я. Сидевшая слева женщина, расслышавшая наш шепот, взяла у своего соседа программу и, не сводя глаз со сцены, коротко сказала:
– Пожалуйста!
Я передал программу даме справа и снова погрузился в свои мысли и то возбужденное одухотворенное состояние, которое создает музыка.
В зале была напряженная тишина.
Ко мне на колени легла программа, и тихое «благодарю» чуть донеслось до меня.
В антракте я пошел покурить. Зрители были на три четверти военные. Погоны, ордена, нашивки. Женщины и мужчины заполнили курительную комнату.
Докурив папиросу, я пошел к выходу и тут снова встретил мою соседку. Она стояла ко мне спиной и не видела меня. В зеркале, висевшем на стене, я хорошо рассмотрел ее. Это была красивая женщина среднего роста, свободно и спокойно державшаяся в толпе. Не докурив папиросы, она небрежным движением бросила ее и пошла в фойе. Шла она быстро, не глядя по сторонам, по-видимому, торопясь на свое место. Я шел поодаль, лавируя между прогуливавшимися людьми. Почти у самого входа из сумочки моей соседки что-то мягко, без стука выпало на ковер. Это был бинокль. Пока я поднимал его, соседки уже не было.
Войдя в зал, я увидел ее в кресле.
– Простите, гражданка. Посмотрите, не потеряли ли вы чего, – сказал я.
– Кажется, ничего… а в чем дело? – раскрывая сумку, сказала она. В голосе ее были недовольные нотки.
Лицо ее изменилось.
– Бинокль… я потеряла бинокль.
– Вот он! Вы уронили его в фойе. – Я вынул из кармана изящную вещичку и отдал ее.