Жизнь Кочевая. Стихийные Творения

В травке валяются,
солнце собой отражая.
Я их на вкус, к сожаленью,
вообще-то не знаю.

Так и хожу, за соседским
забором плоды вожделея.
Все, что увижу,
попробовать как-то хотела.

Но лишь рябина в копилке
моей вкусовой остается.
И в супермаркет за ними
слуга ваша верная прется.

Местный народ всеми этими
фруктами так разбалОван,
Фрукт здесь валяется,
портится, но никому не нужОн он.

Сердце мое от картины
такой не на месте.
Что тут поделаешь?
Местные здесь вот такие балбесы.

Эти деревья – гранаты,
лимоны и прочие все апельсины —
Как украшение их дома и сада,
да просто такая витрина.

Фрукты же все
покупают в своих магазинах.
Видимо, веская есть
для решения такого  причина…

Мне, так привычной к зиме
в Алматы, все так странно…
Стиль этот я назову
DOLCE VITA ITALIANO.

Пальмы и зелень деревьев,
кустов и газонов.
Щедрость природы в любом,
даже зимнем, сезоне.

Песни гор

На запад солнце уходило,
И небо так завечерело,
Что проступили тени звезд.
Они еще не засверкали,
Как будто силу набирали,
Чтобы построить звездный мост.

А мы сидим с сестрой на крыше,
Забрались от земли повыше
И смотрим на картину гор.
Они нас окружили разом,
Амфитеатром, для показа
И между ними будто спор.

– Я первый, я всех вас главнее!
Я расскажу всю эпопею! —
Шумел с небес Талгарский Пик.
– Зато мы ближе и роднее!
А также знаем все о деле! —
Доносится и снизу крик.

А мы сидим, глазам не верим.
Это ж невиданное дело,
Чтоб спор таким горячим был!
Ведь были молчаливы горы,
Так что же спорят до упора
За право рассказать нам быль?

Эй, горы! Горы! По порядку!
Мы выслушаем ваши сказки!
Не спорьте, с вами мы всегда!
Начните слева или справа,
Не говорите хором, право!
Мы в ожидании, да-да!!

Смирились горы и решили —
Начнут с Востока свои были
Рассказывать все же сперва.
Обросшая еловым лесом,
Где жили духи и принцессы,
Свой сказ вдруг начала гора.

Другие горы поддержали,
Свои истории вставляли
В этот эпический рассказ.
И эпопея расширялась,
Пространства мало ей осталось,
И задрожал весь горный кряж!

Волна пошла земною твердью,
Остановилась перед дверью
Домишки, где сидели мы,