– Я рад Маша! – обернулся я к ней. – Так лучше будет.
– Правда, шикарно! Других слов не найду – я вам так благодарна. Вы очень добрый и хороший.
«А какая ты хорошая – не представляешь!!! У меня до сих пор руки дрожат!» – подумал я, стараясь быть спокойным, и пытаясь никак не выдать душевного волнения. Я глядел на нее, и только что увиденное, яркими образами всплывало у меня в сознании. Мои глаза видели ее вновь без этого сурового клетчатого платья. А она наивно хлопала ресницами и мило улыбалась.
– Хотела спросить, – вдруг промолвила она бросая взгляд в соседнюю комнату. – Видела у вас гитару. Вы играете?
– Немножко.
– Может, когда-нибудь, я услышу вас? – лукаво щуря глаза, сказала моя гостья.
– Моя игра тебе быстро надоест, и ты непременно попросишь спеть, – разведя руками констатировал я.
Она улыбнулась, как будто своим мыслям.
– Наверно так и будет. А что тут плохого?
– А пою я скверно и даже отвратительно, – пришлось сознаться мне.
– Совсем?! – не поверила моя гостья.
– Увы! Без сомнений. А в гитаре не важно как ты играешь – главное как ты поешь.
– Не задумывалась, – с нотками сожаления промолвила она.
– Это правда. Ты знаешь, сколько заблуждений окружают нас, – это была ключевая фраза. Спусковой крючок. Я почувствовал, что меня понесло. Если девушка нравилась мне, меня несло. И чем сильней – тем больше, и я продолжил не в силах совладать с собой, – это и в живописи и литературе так. Люди думают, если человек умеет рисовать, то он уже художник.
– Вы так не считаете?
– Человек, который может точно нарисовать, еще совсем не художник, он просто хорошо владеет карандашом. Он ремесленник, а не творец и возможно им никогда не станет. Так можно любого учителя русского языка назвать писателем. Да! Он грамотно пишет, правильно излагает на бумаге свои мысли, возможно даже прекрасно разбирается в литературе и учит учеников, как писать сочинения – но все же до писателя ему далеко. До хорошего я имею в виду.
– Пожалуй насчет учителя, я с вами соглашусь. А у вас на гитаре шесть струн или двенадцать?
– Шесть – одинарный набор.
– Жаль конечно!
Мне осталось непонятным, что ей было жаль: или то, что струн только шесть – или, что у меня голоса нет. Я не успел ей ответить, как Маша неожиданно перевела разговор:
– А что с вами? Вы тоже с ног до головы? – удивилась она, увидев мою, насквозь промокшую одежду.
– Я люблю ходить в дождь, – пробормотал я, не задумываясь, первое, что пришло на ум.
– Вы не боитесь грозы? – удивилась она, оглядывая меня недоверчиво и со скептицизмом в лице.
– Я люблю её, – заверил я без тени сомнения. – Гроза в июле – прекрасно!
– Это все равно холодно, неуютно! – неуверенно возразила девушка.
– Первую минуту! А потом здорово: только нельзя стоять.
– Бр-р-р! – сжав кулачки, выпалила она.
– Надо двигаться.
– И вы один – так долго ходили по дождю?! – изумилась она.
– Ходил. А как дети бегают по лужам и получают удовольствие, – продолжал я нести околесицу. – Это как настроиться. Вспоминаются ощущения чего-то давно забытого и утраченного. Такой заряд: энергии, бодрости… нового и свежего!
– Вы так вкусно рассказываете! – удивленно и с интересом промолвила моя гостья.
– Потому что это правда, – соврал я.
– В этом наверно, что-то есть? – предположила девушка, слегка задумавшись.
– Конечно – какие сомнения!
– Может и мне попробовать – возьмете меня? – неожиданно предложила она.
– Наверное! – смущенно улыбнулся я.
– У вас сомнения насчет меня? – сморщила она лобик, и капризно сделала губы.
– Ничуть. В следующий раз обязательно.
– В следующий? – разочарованно протянула она.
– Конечно.
– Почему в следующий? – недоумевая, спросила меня Маша.
– В очередной раз непременно.
– А зачем ждать? – сказала она, и глаза ее озорно заблестели.
– Ты серьезно? – немного опешил я.
– Конечно! Только сейчас! И сию минуту! Иначе, … иначе… в общем: или не будет дождя, или меня, или вообще ничего.
– Как же так Маша?! – недоумевал я. – Ты только просохла?!
– Я все равно пойду – если пойдете вы! – решительно промолвила она и посмотрела на меня открыто, и даже дерзко. Ее взгляд и голос привели меня в легкое замешательство. Мне показалось в эти секунды, что незримая преграда ломалось в наших отношениях. Видимо Маша, тоже почувствовала это, и в глазах ее, одновременно с вызовом и бесстрашием, читалось что-то еще. Она смотрела на меня долго и неотрывно – дожидаясь моего ответа. Наконец я не выдержал и сказал не совсем уверенно:
– Без шуток… серьезно?!
– Конечно! – глаза Маши горели огнем.