Откровенные романы. Или исповедь от первого лица

Мы еще раз, прощально оглянулись на пустую дорогу, пытаясь уловить несуществующие звуки, всего того, что могло двигаться, но тщетно.

– Ведите! – сказала она и попробовала натянуто улыбнуться, но из этого ничего не вышло.

– Тогда нам туда! – показал я рукой направление и мы тронулись в путь. Я выбрал короткую дорогу: через пролом в ограде, школьный сад, что садили выпускники и дальше через березовую рощу, лог и озеро. Это сократило бы наш путь почти вдвое. Девушка повиновалась.

Углубившись в сад, мы прошли мимо школьного крыльца с одним светящимся окном в холле, и свернули к роще. Черная гряда деревьев уступами спускалась к озеру. Ветра не было. Когда мы оказались меж берез, темнота опять плотно окружила нас. Листья берез почти неслышно шумели у нас над головами.

Я шел впереди, но уже не так уверенно. Девушка порой налетала меня, и я чувствовал ее упругую грудь у себя на спине, и легкий озноб пробегал у меня под лопатками. Хмель еще немного кружил мне голову. Удивительно, но я ни о чем не мог думать, как только о том, когда она вновь коснется меня. Это была, как будто, наша маленькая игра. Я уже не так спешил – и порой специально задерживал шаг, ждал, – и она не обманывала меня; она легко и испуганно дотрагивалась до меня вновь, и вновь; и мне опять от этого было необыкновенно радостно и приятно. Иногда – когда мы касались немножко дольше обычного – с ее губ слетало чуть слышное:

– Простите!

«Если бы ты знала как это приятно! – думал я и улыбался, – ты бы точно не извинялась. Какая же она все-таки хорошая!» Я мысленно представлял в темноте ее нежные губы говорящие это, выражение лица, даже чувствовал незримый ток, электричество, которое исходило от нас и возвращалось. Нам ничего не надо было говорить. Мы общались молча, жестами, прикосновениями… И совсем редкими, ничего не значащими, словами. Но в каждом таком незначительном событии был заключен глубокий смысл, который мог быть прочитан и он читался нами. Я был абсолютно уверен, что она чувствует, также как и я.

Ее «Простите», звучало иногда так тихо, а отстранялась она так медленно, что я думал, что могу постоять так чуть дольше, и она будет упираться в меня своей маленькой грудью, и я буду чувствовать ее всю, сквозь тонкую материю. Мне очень хотелось так постоять – и ощущать ее тело!

Пройдя березовую рощу, мы, наконец, начали спускаться к речке и озеру. Повеяло сыростью, болотными запахами и холодом. А когда мы подходили к мосту, вдруг что-то неуловимо изменилось. Исчезло наше единение! Исчезло то, что соединяло нас. Мы как бы стали опять сами по себе. Чужие путники, которые просто шли рядом. Мало того, что-то произошло еще. Необъяснимое. Я это понял без слов. Возникло тревожное необъяснимое чувство. Наконец она сказала:

– Господи! Что это? Чем пахнет?

– Это болото. Так пахнет всегда. Раньше было озеро. А потом берега заросли рогозом, камышом. Рыба пропала – остались одни лягушки.

– Почему вы мне не сказали о болоте?! Мы можем пойти скорей?! – проговорила она с нотками беспокойства и тревоги в голосе.

– Конечно, давай попробуем, а что случилось? – недоумевал я, пребывая в растерянности.

– Давайте быстрей, еще быстрей! Прошу вас, – умоляющим голосом попросила она.

– Да-да! Конечно! Это можно! – бормотал я, теряясь в догадках, и скоро мы почти бежали, взявшись за руки. Гулкие доски деревянного моста громко разносили топот наших ног. Хмель выветрился из моей головы.

– Умоляю – быстрей! – просила она со сбивчивым дыханием.

Я бежал уже во всю прыть, на что был способен. Девушка не отставала. Мы делали все возможное. Просто летели по деревянному настилу.

Закончился мост, дорога круто пошла вверх и девушка стала слабеть. Мы уже не могли бежать. Перешли на быстрый шаг. Я помогал ей как мог, но это получалось все хуже и хуже.

– Быстрей, быстрей, – шептала она, но ноги ее не слушались, появились какие-то хрипы в голосе.

– Что происходит? Что с тобой? Тебе, правда, плохо?

– Быстрей, – шептала она как заведенная, а вскоре остановилась и осела на землю. У меня с собой были спички. Я зажег сразу несколько штук. Осветил ее лицо и невольно отшатнулся. Лицо девушки было распухшим, надбровные дуги стали водянистыми, глаза заплыли, и под ними образовались мешки.

– Что случилось? – испуганно закричал я, не понимая что происходит. – Скажи, что с тобой, тряс я ее за плечи.

Разобрать, что она отвечает, не удавалось. Меня одолела паника. Я растерянно метался, а потом бросив приличия, взялся за нее как мог, сзади, обхватил и потащил наверх.

Как я тянул ее, и сколько это продолжалось, трудно сказать. Иногда она мне помогала – шла ногами – но большую часть пути я тащил ее волоком, а иногда на спине, забросив ее руки себе на плечи. Ее руки были как плети, безжизненны и вялы. Это был очень тяжелый марафон в моей жизни, но я старался, падал, спотыкался и поднимался вновь. Проклятая гора съела остатки моих сил, и казалось, мне не удастся выдержать этот крутой подъем. «Надо! Надо восстановить дыхание! – вертелась назойливая мысль. – Но как же она?! Что с ней! Нет! Все потом! Я смогу! У меня все получится! Только не останавливаться! Вперед! Вперед! Уже близко – обманывал я себя, пошатываясь от веса тела девушки. – Да когда же кончится этот подъем! Уф-фф! Ну теперь и правда совсем маленько осталось! Уже почти выбрались!» Спотыкаясь, на дрожащих от напряжения ногах, я вытянул ее к бетонному забору лесопилки. За углом уже начиналось шоссе, улица Объединения.

«Все!» Я, как подрубленное дерево, свалился у бордюра. Девушка растянулась рядом. Пот лился с меня ручьем и мы лежали грязные, беспомощные, но живые. Сердце мое выскакивало из груди. Я жадно хватал ртом прохладный воздух. «Сейчас! Сейчас я приду в себя! Мы справились!»

Прошло не меньше пяти минут, как неожиданно мои уши уловили далекий шум, а потом показались прыгающие по дороге огни. Это был лучик надежды. Я с трудом, пошатываясь встал и переместив ее к себе, сел посреди дороги. Машина быстро приближалась. Увидев нас, в такой позе, шофер замедлил ход. Я призывно замахал рукой, стал бить ей в грудь, показывать на лежащую ничком девушку, но водитель не остановился. Ловко сделав зигзаг, машина объехала нас. Молодой парень – с белым, перекошенным от страха, лицом – нажав на газ, скрылся. Когда он умчался, мне показалось, наступила еще более жуткая тишина.

Я испугался, нагнулся к ней, послушать ее дыхание. Но девушка дышала. Это придало мне новые силы. «Теперь, когда ты отдохнул, а она жива, ты сможешь продолжить! – сказал внутренний голос. – Давай! Это уже без подъема! Будет легче. Соберись!» «Ага! Помолчал бы уже!» – хотелось ответить ему.

Но делать нечего. Я опять взвалил ее на себя, и, покачиваясь, побрел к брусчатым двухэтажным домам, благо до них оставалось идти не так много. С неимоверным трудом, мне удалось добраться до первого дома. Я опустил тяжелую ношу на землю и в изнеможении постучал в окно, потом постучал в другое окно, потом в третье, четвертое. Не знаю, сколько прошло времени, пока открылась одна из форточек и грубый мужской голос проворчал что-то нелицеприятное в мой адрес. Не удивительно, постучать в окно в половине третьего и ждать от людей другого.

– Прошу вас, выйдете! Помогите, пожалуйста! Она умирает! – просил я, и не узнавал собственного голоса, такой он был противный и жалобный.

Но никто не выходил. Я опять продолжил, тарабанить уже сильней.

Наконец, спустя какое-то время, зажглись окна, скрипнула дверь, в доме. Послышались шаги, скрип крыльца. Это вышли две женщины в ночных рубашках и легких накидках на плечах. У одной я заметил в руках длинную деревянную скалку, которой обычно катают пельмени в больших семьях. Они осторожно и подозрительно подошли, и некоторое время стояли, молча, глядя на лежащую девушку.

– Ей надо помочь! – не столько сказал, как простонал я, опускаясь на корточки рядом с ней.

– Она жива? – спросила одна, что была коротконогая и в мужских сандалиях.

– Что с ней? – спросила другая.

– Не знаю, – с трудом выдавил я в ответ.

– Как это ты не знаешь?! – спросила первая и нагнулась к девушке ближе, стараясь послушать ухом.

– Не верю я ему, ни одному слову! – процедила та, что была со скалкой.

Я решил подняться и чуть отступил.

– Вызовите скорую! – попросил я, стараясь держаться уверенней и в тревоге кося глазом на маячившее сбоку деревянное оружие неуравновешенной женщины.

– Вызовем, вызовем, – проговорила с нотками угрозы, та, что стояла со скалкой, – ну что живая? – обратилась она к нагнувшейся женщине.

– Вроде бы да! Дышит, но слабо! Надо идти к Митрофанычу – у него телефон.

– Ну, иди, буди, а я за этим фраером «пестрожопым» пригляжу.

Такое обращение в мой адрес, мне совсем не понравилось. Но сейчас от меня ничего не зависело. Выбора не было. Спустя минут пять, во дворе собралось человек шесть-семь полусонных, наспех одетых людей. Все спрашивали: «Что с ней?!», и не получив ответа, шушукались, отойдя от меня шагов на десять.

Надо было ждать «скорую», а обстановка неожиданно начала накаляться. Пришло еще двое мужиков и с ними очевидно владелец телефона – Митрофаныч, высокий жилистый старик с окладистой бородой. Заслушав импровизированное вече, он отделился от собравшихся и раскачиваясь, на плохо гнущихся ногах, направился ко мне. За ним, как по команде, гуськом, потянулись остальные жители дома.

– Кхе! Кхе! … прокашлялся он, внимательно рассматривая меня. – Ишь ты! Эт ты ее притащил? – спросил он, хотя вопрос был лишним.

– Я, кто же еще! – недовольно сказал я.

– Хоть не бросил, – неопределенно покачал он головой. – Кто она тебе?

– Никто! – после паузы, выдавил я из себя, хотя это было не совсем правдой. – Я ее не знаю.

Сказав это я почувствовал себя не своей тарелке. Мне стало стыдно за свои слова. Вроде как это было предательство с моей стороны. Двадцать минут назад я думал совсем по другому.

– То есть ты даже имя у нее не спросил? – с нескрываемым сарказмом продолжил он и опять покачал головой.