Валера
ВАЛЕРА
Под уголовно наказуемыми деяниями, совершенными из хулиганских побуждений, следует понимать умышленные действия, направленные против личности человека …, которые совершены без какого-либо повода или с использованием незначительного повода.
П. 12 Постановления ПВС РФ от 15 ноября 2007г. № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений»
Воскресным октябрьским вечером, Валера возвращался домой. Дворами он шел к Л-му проспекту, чтобы уехать на трамвае. С собой у Валеры было немного денег, плохое настроение и пакет с боксерскими перчатками.
Это был спальный район, описывать который нет никакого желания. Нагромождение каменных коробок, выстроенных в отдаленном заводском районе, было когда-то жилищем веселого, пьяного, вороватого, работящего явления под названием рабочий класс.
Вызванный к новой жизни революцией, названный гегемоном и надеждой всего прогрессивного человечества, этот класс жил, любил, страдал и был счастлив в этих кирпичных джунглях, наполнял их удивительной жизнью, где было место всему, что только бывает в жизни человеческой.
По утру, с больной головой и в наглаженной женами одежде, он отравлялся созидать. После работы, в тайне от нагладивших одежду жен, – пить с друзьями, успевая при этом поругать правительство, помечтать о полетах к звездам, поделиться секретами авторемонта в условиях отсутствия запчастей.
Когда заводы остановились, а вчерашний гегемон оказался на обочине истории, он забился в свои каменные норы и растворился в них. Редко кто дожил до старости. Водка и отсутствие работы, бывшей смыслом жизни и единственной уздой, быстро выкосили работяг. Гегемон почил в Бозе, оставив за собой слабую поросль, одним из побегов которой был Валера. Он, как и его родители когда-то, работал на заводе и внешне был мало отличим от своего великого предка. За исключением двух вещей, ушедших вместе с Советской властью: чувства собственного достоинства и причастности к общему делу.
Из всех личин, кои люди надеваю на себя в жизни, Валере достался образ пацана (в широком смысле слова). Нельзя сказать, что это был его осознанный выбор. Скорее, сама жизнь определила ему эту роль. Валера – пацан, и это его устраивало. В своей системе ценностей он знал, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно, все было разложено по полочкам. И пусть содержимое этих полочек было небогатым, зато все лежало на своих местах, не терзая душу ненужными мыслями и сомнениями.
Во дворе Валера увидел стайку молодых людей, лет восемнадцати от роду, суетившихся около серебристого «Хюндая». Это были два парня, высоких, худых, с тощими рюкзаками за спиной, в черных обтягивающих джинсах и девушка, тоже худая, в больших очках-велосипедах без диоптрий. Парни молотили ногами по колесам машины, девушка наклонилась к ее днищу, повторяя: «кис-кис». В ответ, из-под днища доносилось жалобное мяуканье. Машина мигала аварийкой, но звуков не издавала. Валера поинтересовался, что случилось. Оказалось, что котенок, по всей видимости, застрял в моторном отсеке, и теперь сердобольная молодежь пыталась дозваться хозяина автомобиля.
Оценив ситуацию на внутренних весах, Валера решительно не нашел кошачью жизнь достойной таких хлопот. Что-то фальшивое почудилось ему в происходящем. Надо сказать, что не смотря на небольшую разницу в возрасте, Валере было 26 лет, он совершенно не понимал современную молодежь. Ее жаргон, вкусы, привычки, мотивация, все казалось каким-то несерьезным.
Внезапно его осенила мысль: дело не в котенке, а в легальном поводе и благовидном предлоге попинать дорогую машину. Вероятно, застрянь котенок в моторе «Жигулей», эти бледные спирохеты и не заметили бы его страданий. Эта мысль жутко его позабавила.
Решительно подойдя к «Хюндаю», Валера со всей силы ударил кулаком по капоту, закричав при этом нарочито громко: «Ну, где этот козел?! Бедный кот скоро сдохнет!»
Увидев вмятину, оставшуюся от Валериного удара, молодежь быстро свернула гуманитарную операцию. Теперь и на их внутренних весах жизнь животного стала проигрывать последствиям встречи с хозяином машины. Все, включая Валеру, быстро удалились со двора.
Кстати, если эта история вас позабавила, смейтесь сейчас. Дальше смешно не будет. Меж тем, наш герой вышел на Л-ий проспект.
Было около восьми часов вечера: не рано и не поздно, до дома было далековато, планы на вечер отсутствовали. Сам Л-ий проспект, несмотря на название, являл собой жалкую картину. Шагнешь немого не туда – и вот она грязь, липучая глина, нечистоты какие-то… Господи, кто вообще назвал это место проспектом? Шириной метров пятьсот, пару-тройку километров в длину, проспект этот больше напоминал пустырь. Около супермаркета Валера сбавил ход, закончились сигареты. Вдруг, за его спиной, раздался голос: «Братан, спички есть?»
– Есть. Сигаретой угостишь?
Валера закурил с парнем, представившимся Вадиком. Разговорились.
– Не хочешь выпить с приличными людьми?
Валера с интересом окинул Видика взглядом: с приличными людьми, боже мой! А ты, видимо, один них, приличных… Кандидат в собутыльники смахивал на БОМЖа, ну или на человека, которому до этого звания рукой подать. В другой раз ответ Валеры был бы очевиден. Пьянка не входила в его планы, завтра на работу. Но случай с машиной взбодрил его, хотелось, что называется, продолжения банкета. Поколебавшись несколько секунд, Валера согласился. Купив три бутылки водки, новые друзья отправились в девятиэтажку на другой стороне Л-кого проспекта.
Поднявшись на четвертый этаж, Валера и его новоиспеченный приятель оказались перед металлической дверью. На стук достаточно быстро дверь открылась, и дама лет тридцати пяти впустила их внутрь.
– Привет Ир, давно не виделись. Это Валера, хороший человек. Знакомься!
Ира никак не отреагировала на эту презентацию, но одобрительно покосилась на водку в руках пришедших. Похоже, это было проявлением расположения к гостям. Разделись. Вслед за Вадиком, Валера прошел в зал, где их ждал накрытый стол, приставленный к дивану. Пакет с боксерскими перчатками Валера машинально взял с собой.
Новый член коллектива присел на стул. Выпили за знакомство. Вадик предложил налить гостю штрафную, но никто этого предложения не поддержал. Закусив, кто чем, компания приободрилась. Закурили. Валера несколько расслабился и повнимательнее оглядел окружающих.
Собрание было жалким, обстановка – убогой. Напротив него, в одном широком кресле, расположилась семейная пара, Витя и Ира, открывшая им дверь. Это были хозяева квартиры, точнее комнаты. По причине незначительности их роли в дальнейших событиях, останавливаться на их описании не стану.
Слева, на диване уселся новый Валерин знакомый, Вадик. Про себя Валера окрестил его Угрюмым, за характерное выражение лица, или точнее – отсутствие какого-либо выражения.
Справа на диване сидел парень болезненного вида, худой и постоянно кашляющий. По виду было сложно понять, сколько ему лет. Похоже, что какая-то болезнь наложила на него нехороший отпечаток. Щеки были впалые, на лице нездоровый румянец, пробивающийся через мертвенную бледность. Звали парня Миша.
Валере показалось, что он раньше где-то его видел, но где именно, вспомнить не мог. Впрочем, такие лица часто бывают у завсегдатаев мест лишения свободы. Возможно, он просто кого-нибудь из них напоминал. Особое же внимание Валеры привлекла девушка, сидевшая рядом с Михаилом, посередине дивана. Она сама поинтересовалась, как зовут гостя и представилась: Женя.
Первым Валеру поразил голос Жени. Мягкий и словно звенящий, он ласкал слух своей прозрачной чистотой. Кажется, Джоконда или сама Богородица должна была говорить именно таким голосом.
На вид Жене было лет двадцать пять. Одета она была просто, но опрятно. Черное трикотажное платье и серая кофта, хоть и не вышли из модельного дома «Прада», очень ей шли.
У нее были светло-русые волосы, серые глаза и практически идеальное лицо. Для полного умиления, ей не хватало, наверное, ямочек на щеках. Но будь они, это был бы уже перебор. Ее движения были мягкими, без малейшего намека на жеманность. С окружающими она общалась коротко, но очень приветливо.
Когда рюмки в очередной раз поднимались к ненасытным ртам, Женя тоже брала свою, чокалась и подносила к губам, но содержимое почти не пила. За вечер она один раз закурила сигарету, но сделав пару неглубоких затяжек, затушила ее. Во время разговоров, она надолго углублялась в свой телефон, маленький кнопочный аппарат в прозрачном чехле. Валеру удивляло, что могло ее так интересовать в этом техническом анахронизме. Ее пальцы, не знавшие забот нейл-дизайнеров, но красивые от природы, тихо перебирали телефонные клавиши, и свет маленького экрана подсвечивал ее лицо слабым голубым светом, делавшим его еще милее.
Подумав, какое единственное слово могло бы описать Женю, скажу – женственность. Не деланная, отрепетированная перед зеркалом, она действительно была вторым ее именем. Эта женственность не была оружием, которое достают дамы, собираясь в атаку на мужчин, не была маской, надеваемой стервами на лица с выпуклыми скулами. Женственность жила в каждой клетке ее организма и безраздельно царствовала в ее душе.
Здесь необходимо немного отвлечься и рассказать о том, как Валера относился к женщинам вообще. Пацанская философия смотрела на них исключительно, как на объект. Практически все проявления чувств беспощадно высмеивались и объявлялись либо слабостью, либо извращением.
Валера, со своей стороны, эту философию одобрял, поддерживал, но всегда с некоей оговоркой. Что это за оговорка? Был у Валеры в детстве один эпизод. Лет в 11-12, он очень любил рисовать, и мать настояла на том, чтобы он пошел в художественную школу. На протяжении полугода Валера таскался туда с мольбертом и красками, пока не убедил преподавателей в своей бездарности.
Художника из Валеры не получилось, но прикосновение к прекрасному, пусть и мимолетное, все эти капители коринфских колонн, пыльные гипсовые слепки с древнеримских бюстов, мутные офорты и эстампы, натюрморты с кувшином и яблоком, кисти, палитры, стеки… все это оставило в душе Валеры свой след. Нет, он не стал эстетом, боже упаси. Но какая-то причина отделять себя от массы себе подобных прочно укоренилась в его сознании. Пусть на долю процента, но Валера все же был романтичнее и чувствительнее своих брутальных друзей. В своих эротических грезах, воображаемыми поцелуями он опускался гораздо ниже, чем они.
Как все мужчины, Валера часто пытался представить себе свою идеальную женщину. Но получавшийся портрет был таким невообразимым, что шанс встретить на улице динозавра был на порядок выше, чем найти среди женщин подобный экземпляр.
Впрочем, ни обвинять Валеру, фантазирующего бог знает о чем, ни смеяться над ним не стоит. Вспомните, кто из вас женат на своем идеале? А? То-то. На то он и идеал.
В тоже время, намалеванный в неведомом стиле женский образ имел для Валеры очень полезную утилитарную функцию. Каждый раз, потерпев неудачу на любовном фронте, он сравнивал посмевшую ему отказать с этим идеалом, убеждался в несоответствии, после чего душевные раны быстро затягивались. Наградив недоступный объект несколькими похабными эпитетами, он уже сам был рад, что отношения не заладились.
Но все это чистой воды субъективизм. Однако, немного зная Валеру, можно попробовать нарисовать и объективный портрет идеальной Валериной избранницы. Наверное, это должна быть девушка примерно его возраста. Образованная, но, как бы это сказать, недообразованная. Пожалуй, выпускница колледжа или просто со средним образованием. Она должна уметь пить водку, но не увлекаться ею, курить, но редко. Должна интересоваться темами, близкими Валере и принимать участие в его разговорах с друзьями, но без перебора. В ней должна быть небольшая искра интеллигентности, но такая, что б не перерастала в пламя. Она должна быть со вкусом и уметь хорошо одеваться, но использовать при этом одежду с рынка или недорогого магазина.
Этот образ уже ближе к реальности, но, увы, и он совершенно фантастичен. И не потому, что таких женщин не существует. Они существуют, но недолго. Подобно фотону, живущему лишь в движении, женщины не могут долго оставаться в подобном состоянии. Они могут какое-то время пребывать в нем, двигаясь вверх по лестнице жизненного роста или скользя вниз. Но вот стабилизироваться в нем, в отличие от мужчин, не в состоянии. Здесь можно было бы сказать: Да это же прекрасно! Найти такую спутницу и развиваться, расти вместе с ней вверх! Да, все бы так, если бы сам Валера не был стабилен, как атом водорода.
Глядя на Женю, Валера никак не мог взять в толк, что она здесь делает. Будь его фантазия в десять раз богаче, он и тогда не смог бы представить Женю подругой кого-то из собравшихся. Так велик был диссонанс между ней и всей этой грязью. Сначала он подумал, что она хозяйка одной из комнат в этой квартире. Но по ходу посиделок стало очевидно: она гость и пришла сюда с Михаилом.
На первый взгляд, у Валеры здесь не было конкурентов. Он был моложе и значительно свежее остальных. Фон из собравшихся алкашей выгодно оттенял его. Но это было только на первый взгляд.
Женя была немного полновата и понятно, что со временем она раздобреет еще. Идеалом Валеры всегда были худые девушки, но сейчас он отчетливо осознал, что его типаж – именно Женя. Он бы даже не постеснялся признаться в этом своим друзьям, у которых для толстушек не находилось ни одного цезурного выражения.
Перед всем миром он готов был оспорить современные представления о тощей красоте. Пьедестал, выстроенный Валериной фантазией для Жени, уже подпирал облака.
Теперь Валера жадно ловил все, что могло прояснить природу отношений Жени и Миши. Несомненно, они пришли сюда вместе, но что их связывало, было не понятно. Общались они довольно сдержанно, обращались друг к другу нейтрально: по имени или какими-то прозвищами, ничего не говорящими об их отношениях. Никаких «заек», «котиков». Из уст Михаила такие слова прозвучали бы нелепо, но Женя, своим чудесным, звенящим голосом, вполне могла… но не говорила. Она немного жалась к Мише, но не очень сильно, при этом сам Михаил ни разу ее не обнял.
Валера уже почти в открытую рассматривал Женю. Но Миша на это никак реагировал, не выказывал ни тени ревности или обеспокоенности. На Валеру он практически не смотрел, и не потому, что боялся встретиться с ним взглядом. Его действительно не интересовал ни сам Валера, ни его любопытство в отношении Жени. Такое не сымитируешь. Все это выглядело довольно странно. Валера сделал для себя вывод, что эти двое не любовники. Это открытие медом пролилось на его естество.
Пьянка продолжалась. Валера знал о чудодейственных свойствах водки, которая, подобно фотошопу, кардинально улучшает потребительские свойства женского пола. Сам неоднократно попадался на эту удочку. Но в этот раз дело было не в градусах. Женя понравилась Валере с первого взгляда, гораздо раньше, чем теплые волны этанола растеклись у него меж извилин. Хмель лишь ложился на эту симпатию, раскрашивая ее в удивительные цвета.
Рюмка за рюмкой, водка снимала внутренние барьеры, позволяя Валериной фантазии рисовать картины, невообразимые для пацана.
В мечтах он уже был ее мужем, счастливо и безмятежно проживал с ней жизнь. У них были дети, пока абстрактные, на детскую тему ему еще не мечталось в красках и подробностях. Внезапно он представил, что стоит с Женей на балконе своей квартиры. А на деревянных перилах, шляпками от гвоздиков выбита надпись «Женя + Валера». Эта глупая картинка так умилила и растрогала Валеру, что у него чуть слеза не навернулась.
Хотел ли Валера Женю? Безусловно, жаждал каждым своим корпускулом. Но это было не потребительское чувство, которое он обычно испытывал к женщинам. Нет, он не хотел ее взять, он хотел отдаться ей, что бы она позволила ему стать ее частью, соединить свою худобу с ее округлостями, свою грубость с ее нежностью, инь и янь, как сказали бы китайцы. Уткнуться лицом между ее грудей и остаться там навсегда, вдыхая ее запах и слушая этот чудесный голос.
На мгновенье Валера представил, что мог не встретить сегодня Вадика, не прийти в эту квартиру, не узнать Женю. Это показалось ему невозможным.
Перст судьбы, в которую Валера никогда не верил, на этот раз четко и однозначно указал ему именно на этот стул. Именно здесь он должен был оказаться при любых обстоятельствах, даже если бы все вокруг рушилось и горело.
Было ли это любовью? Сложный вопрос. Слишком мало фактуры оставила по себе эта история. Валера в собственных чувствах не сомневался. Конечно, он не знал о том разнообразии форм, которые принимает влечение полов друг к другу. Симпатия, флирт, похоть, увлечение, влюбленность, страсть… как только не тянутся люди к своим половинкам!
Но черт меня побери, если в этот вечер Валера не ощутил все пятьдесят оттенков этого чувства! От жгучего желания схватить Женю и изнасиловать, до готовности целовать пальцы не ее ногах. От мысли о том, какие у нее соски, до ощущения себя своим же семенем, которое попав в теплое тело Жени, дало там плод. И этот плод, ни кто иной, как сам Валера, который нежится в милой утробе, растет там, чтобы однажды родиться и стать тем же Валерой, но уже другим: счастливым, любимым и любящим всех на свете, купающимся в жизни, как в теплом океане.
Происходи все это на какой-нибудь гламурной тусовке, можно было подумать, что в водку подмешали психоделики… Здесь ничего подобного конечно же не было. Просто амплуа пацана подавляло все эти мысли и желания, не давало им прорваться наружу. Но не зависимо от выбранной человеком личины, все это изначально живет в нем, накапливается и нетерпеливо ждет своего часа. Когда какой-нибудь повод позволит страстям прорваться наконец в сознание и заполнить там все без остатка.
Таким образом, природа испытанных Валерой чувств осталась не исследованной или, скорее, не названной. Но их сокрушительная сила не подлежала никакому сомнению. Ведь вспыхнувшая в нем впоследствии черная ненависть к Михаилу была ничем иным, как инверсией этой жгучей страсти.
Как не затмевала лирика сознание Валеры, он отчетливо понимал: необходимо действовать, вечер не бесконечен. Но здесь водка сыграла с ним злую шутку. Дав волю потаенным фантазиям, алкоголь напрочь отказывался развязать ему язык. Это было настоящей проблемой. Разговоры за столом крутились на общие для собравшихся темы, не знакомые Валере. Отдельные реплики, «да», «нет»… вот и все, что ему удавалось вставлять по их ходу. Выделиться и заявить о себе в такой обстановке было крайне затруднительно.
Вдруг его взгляд упал на пакет с боксерскими перчатками. Вот он, шанс!
– Чё, спортом занимался кто?
Женя с интересом посмотрела на Валеру, сказав при этом: «Не-а». Угрюмый Вадик сказал, что чем-то занимался в детстве. Похоже, он пытался произнести «тхэк-вандо», а может другое слово, перед которым кашлянул. Остальные промолчали.
Сам Валера, когда ему было пятнадцать лет, месяца три ходил в секцию бокса. Возраст, самый глупый и опасный для подростка, не позволил ему закрепиться в этом виде единоборств. Не имея навыков самодисциплины, он с бОльшим вожделением смотрел на лавочку у соседнего подъезда, чем колотил боксерский мешок.
К концу апреля, когда на улице окончательно потеплело, а лавочка заколосилась молодыми обитателями, спортивная карьера Валеры закончилась. Очевидный выбор (не в пользу спорта) был сделан. Но, в отличие от художественного опыта, мало отразившегося на его личности, спорт, как ни странно, занял в ней довольно прочную позицию. С тех пор, Валера всегда ощущал себя причастным к спорту вообще и к боксу в частности. У него остались перчатки, в которых он иногда, по выходным, вспоминал те немногие уроки, которые успел подростком получить от тренера. Вот почему и сегодня они оказались при нем.
– Тхэк-вандо? Херня! У меня друган-боксер, Пашка, закусился как-то с таким бойцом. Так он пока ногу свою задирал, чтобы удар свой нанести, Пашок ему так в торец прислал, что он метра три летел, а потом еще минут двадцать без сознания валялся. На улице ногами не помашешь.
Эту историю, а скорее – легенду, Валера знал с чужих слов. Никакого друга Пашки у него не было. Да и драка, если верить этой сказке, была с каратистом…
Если бы Валера, даже при собственном интеллекте, услышал свою речь со стороны, он наверняка поразился бы ее убожеству. Но, как ни странно, эффект она произвела. Угрюмый Вадик посмотрел на Валеру с подобострастием. Женя так же поглядывала на него с явным одобрением. Похоже, этот «баян» здесь реально слышали впервые.
Перехватив Женин взгляд, Валера достал из пакета боксерские перчатки и начал, как ему показалось, развивать успех: «Встань-ка здесь», обратился он к Угрюмому Вадику и потянул его за руку с дивана. Угрюмый Вадик охотно встал. «Поставь ноги на ширину плеч!» Вадик раскорячился, словно плечи у него были как у Шварценеггера. Валера критически окинул его взглядом, но замечаний решил не делать. «Давай, согни руки в локтях, левый кулак у челюсти, правый на уровне глаз… то есть, наоборот. Вот так. Теперь давай двоечку: левой-правой. Давай, давай…»
Немного увлекшись тренерской работой, Валера какое-то время не смотрел в сторону Жени, уверенный при этом, что она на него смотрит. Он даже, как будто, чувствовал на себе этот взгляд.
– Да что вы херней маетесь? Ни о чем все это. Хулиган в подворотне пырнет ножом, и не помогут вам ни двоечки, ни троечки.
Слова Михаила, словно ушат воды, охладили тренерский запал Валеры. Угрюмый Вадик сел на диван, подтвердив тем самым, что тренировка окончена. Женя вновь уткнулась в телефон.
Прогорев на теме спорта, Валера понял, что должен под каким-нибудь предлогом уединиться с Женей.
– Здесь есть балкон? спросил он у Вити.
– Да, на кухне.
– Пойдем, покурим, обратился Валера к Жене, пока Михаил отвлекся разговором с Ириной.
Женя посмотрела на Валеру и немного подалась вперед.
– Да чего мерзнуть, курите здесь. Хозяева не возражают? – спросил Михаил.
Гора бычков в пустой консервной банке давала красноречивый ответ на этот вопрос.
Валера закурил. Досада начала накрывать его с головой. В этот момент он подумал, как было бы хорошо, если этот засранец Михаил сдох бы прямо сейчас. Но Михаил, при всей своей болезненности, именно в этот вечер подыхать явно не собирался.
Похоже, для привлечения внимания пришло время применить тяжелую артиллерию. Этой артиллерией была судимость и тюрьма.
Три года назад Валеру судили за грабеж. Случай тогда вышел интересный и где-то даже счастливый для Валеры. По сути, они с другом совершил тогда разбой. Была у него привычка носить с собой нож-бабочку. Его-то Валера и достал сразу, как только друг начал наезжать на случайного прохожего.
Но потерпевший так испугался грозного вида Валериного подельника, что даже не заметил, как Валера угрожал ему ножом. Да-да, смех, да и только: бугай без ножа оказался страшнее Валеры с ножом. В другой раз Валере можно было бы и оскорбиться,… но не в этот.
Впервые попав в полицию по серьезному, Валера был готов сознаться во всем, наверняка бы ляпнул и про нож. Но судьба улыбнулась ему. В КПЗ, пресловутом обезьяннике, еще до допросов и прочей суеты, ему подвернулся парень. Внимательно выслушав Валерину историю, он настоятельно посоветовал не рассказывать о ноже, проведя небольшой ликбез о тонкостях квалификации преступлений против собственности.
Этот простой совет сократил Валере срок, думается, года на три. Словом, дай бог здоровья тому парню, если бы не он, сидел бы Валера сейчас совсем в другом месте. Однако ж, отсидеть пару лет ему все-таки пришлось.
Валера не часто обращался к этой страницей своей биографии. Свою судимость он не вешал на грудь, как медаль: понятно, что далеко не у всех этот факт вызывал восторг. Но оценив ситуацию, он решил, что здесь это может сработать.
Да, Женя не имела ничего общего с собравшимися алкашами. Но ведь зачем-то она сюда пришла. Значит, эти летящие на социальное дно людишки чем-то ей интересны, может даже дороги. А высшей степенью падения, конечно, является тюрьма. Да, точно: показать, что он хоть и свежее внешне, а пал еще ниже, чем они! Осталось только начать разговор на эту тему.
Начать его сходу было неудобно. Хорошо бы это приурочить к чему-нибудь сказанному другими. Но, нужная тема никак не попадалась. Разговоры шли, в основном, на бытовые темы, далекие от брутальной тюремной действительности. Злость и нетерпение нарастали.
С другой стороны, за это время Валера успел хорошо продумать свой предстоящий спич. Да, на эту тему ему есть что рассказать.
Вспомнилось, как он однажды, вот так же, оказался в малознакомой компании. Не обладая даром красноречия, Валера долго слушал чужую болтовню, пока ему не подвернулся случай вставить в разговор расхожую блатную фразу. С этого момента он уже не сходил, так сказать, со сцены. Уважительные взгляды и открытые от любопытства рты уже не покидали его. Что-то подобное Валера предвкушал и на этот раз.
