Чумовой рейс

Гарри – клинический идиот. Он и в молодые годы смекалкой не отличался, а к старости спятил окончательно. Тесть Гришу через полгода узнает. Гриша тестя узнает. Гриша узнает через полгода Гарри, а Гарри узнавать Гришу отказывается уже на следующий день. И вот это тестево: «Ты не бойся, он сейчас понюхает и успокоится» – бесит Гришу покруче просьбы Киры почесать ей на ночь спину. Почему он должен позволять себя нюхать? Гарри что, составитель ароматов духов? Ничего подобного. Гарри – разжиревшее до состояния пивной кеги, потерявшее обоняние, зрение и умение бегать существо. В нем соединились все упреки фауны в адрес создателя. Дома существо ласково зовут Гариком. Поскольку Гарик недослышит, имя это в квартире звучит чаще, чем слово «гондон» на трибуне, и каждый раз, когда Гриша слышит «Гарик», он с трепетом озирается в поисках нелегала.

За столом Гриша оказался, как всегда, напротив тестя. Специально сажают, что ли? Это гарантировало очень скорую и очень живую дискуссию. Пить он сразу отказался, сославшись на печень. Но отказ от чоканья был обусловлен причиной куда более веской, чем просьба жены. Ублюдок Гарик залез под стол, разместился по примеру хозяина напротив и каждый раз, когда Гриша опускал взгляд, находил между своих ног огромную, размером с закопченный на костре подойник, коричневую башку. Пить, когда тебе жарко дышат в промежность, невозможно. Попытка девственно свести колени привела к тому, что он защемил Гарику уши и тот зарычал.

– Не бойся, – успокоил Гришу тесть, – он сейчас понюхает и отойдет.

Но Гарик не уходил. Он или никак не мог разнюхать, или разнюхал и теперь не мог оторваться. Чтобы наладить с ним межвидовые отношения, слушая критику тестя в адрес Пенсионного фонда и безмозгло улыбаясь, Гриша пилил ножом отбивную и, отчленив кусок, незаметно спускал на вилке под стол. Гарик слегка приоткрывал пасть, потоком воздуха срывал мясо с вилки и глотал не жуя. Опустошив бутылку молдавского коньяка наполовину, тесть сообщил то, что невооруженным глазом как бы не было заметно: Гарик стал совсем старый. На улице часто садится, чтобы отдышаться, храпит во сне, и еще врач запретил ему мясо. В Грише мгновенно пробудился интерес:

– А что так?

– Желудок износился, – подытожил тесть, не вдаваясь в подробности диагноза. И налил. – А ты когда на работу нормальную устроишься?

Работу хозяина СТО тесть нормальной не считает. Ему нужно, чтобы в денежной ведомости расписываться и чтобы какая-нибудь баба в синем халате в табель восьмерки ставила. Сам-то тесть на заводе токарем работает. На нормальной работе. Обычно после этого вопроса не проходит пяти или шести минут, как кто-то вылетает на лестничную площадку с торчащим, как у подбитой чайки крылами, воротником. Все зависит от того, кто кому решил нанести визит вежливости. Сегодня была Гришина очередь. Но кто бы ни вылетал, «позор семьи», «шабесгой», «нохря» и «ничего святого», это все – Гриша, Гриша, Гриша. Где он нарезал понятий в этой области, Грише непонятно, известно лишь, что Пятикнижия он в глаза не видал и в Кумранскую пещеру даже не заглядывал. И, потом, не очень-то обоснованно называть Гришу «гоем», имея члена семьи по имени Гарик.

– Сейчас вернусь, – увильнул Гриша от межэтнического конфликта и, поднявшись, направился в ванную. Полуглухие гарики, полупьяные тести, тещины чмоки и запах коньяка на свежие ноздри – все раздражало и взывало к бунту.

Когда он вышел, Гарик угрожающе, как смог, зарычал и направился в его сторону.

– Не бойся, он сейчас понюхает и успокоится.

И тут, словно подтверждая, что спокойствие уже достигнуто, Гарик пукнул. Не припомнит Гриша ни до этого, ни после, чтобы чья-то задница издавала такие оглушительные звуки. Словно школьный хулиган ткнул чинариком в шарик во время речи директора на последнем звонке. Не ожидая от своей задней части такого непредсказуемого прокола, Гарик присел и посмотрел на тестя взглядом, каким смотрит на жокея обосравшийся при старте Королевского дерби аргамак. Пук произвел на семью сокрушительное впечатление. Пораженная выстрелом теща вскрикнула, тесть захмурел.

– Он скоро умрет, – заключила теща, обладающая уникальным даром видеть лес за деревьями, сморщилась и горько заплакала.

Кто бы мог подумать, что пук является предвестником смерти. Если так, косая ходит за тестем каждый день.

– Я пойду погуляю с ним, – предложил Гриша, застегивая пиджак. Лишь бы подальше. С минуты на минуту завяжется пронзительный разговор о Гарике, просмотр его детских фотографий, солнечные воспоминания о его преданности, а это еще хуже обсуждения цены на гречку.

На улице сразу захотелось выпить. Осмотревшись и взяв животное на поводок, Гриша направился на поиски ближайшего магазина. Гарика ему приходилось тянуть за собой, как осла. Он еще не отошел от потрясения, переживал как ребенок и потому был в состоянии делать только что-то одно из двух: либо идти, либо обдумывать содеянное. После десяти минут напряженной прогулки Гриша увидел коробку ларька. Ни коньяка, ни виски там не найти, но «Гессер» два раза» у него получилось.

На лавочке в каком-то глухом дворе он выпил одну бутылку, принялся за вторую. Услышав булькающие звуки, Гарик тяжело вздохнул и качнул свисающими с брыл двумя резиновыми соплями. Гриша не подонок, как думает тесть, понятия о мужской солидарности имеет. Поэтому тут же направил горлышко в пасть ротвейлеру. Он хлестко облизал башку и присосался, как алкаш. В несколько секунд высосал бутылку до дна, икнул, пукнул и снова облизал себя от носа до затылка. И вдруг зазвучал, как двигатель внутреннего сгорания, у которого загнуло клапаны в двух цилиндрах из четырех.

Гриша похвалил Гарика, но сказал, но с этим лучше повременить до дома. Если сейчас потерпеть, то потом можно доставить хозяину ни с чем не сравнимую радость. Этой просьбой он собирался решить две задачи сразу: в прямом смысле этого понятия отравить вечер тестю и избавить себя от необходимости появляться перед прохожими с Гариком. Пердящая собака не лучшая альтернатива спутника для променада.

– Ну, давай, жирный ублюдок, – поощрил он Гарика, – стучи копытами. Домой!

Мерзавец его не слушался. Или просто не слышал. Наклонившись, Гриша поднял ему ухо и прокричал прямо в отверстие, которое было, возможно, сквозным:

– Домой!

Он поднялся и принялся осматриваться, как командированный на полустанке. Ужас овладел Гришей. Гарик не был нитью Ариадны. Теперь это было очевидно. Натянув поводок, он остановил недееспособную собаку и с ужасом – только сейчас – понял, что находится на совершенно незнакомой местности, не зная адреса тестя. Как хорошо, что он забыл дома телефон.

Они бы еще долго стояли посреди этого воняющего выстиранным саваном двора, если бы не появилась в арке миниатюрная фигурка. Ногой направив Гарика в арку, Гриша пошел фигурке навстречу. При ближайшем рассмотрении фигурка оказалась мужичком. С портфелем и шляпой в руках он заходил с улицы во двор.

– Простите, любезный, – окликнул его Гриша как можно учтивее – таким голосом преподобный привлекает внимание матери-одиночки, – вы не могли бы дать мне на минуту свой телефон?

Остановившись и зациклив взгляд на Гарике, старик почти уверенно произнес:

– Хочу вас п-предупредить. Я знаю к-карате.

Гарик пукнул.

– Вы меня неправильно поняли, – сказал Гриша боевому старичку, который вес имел примерно вдвое меньше против его, то есть где-то килограммов пятьдесят. – Я вывел гулять собаку и заблудился. А телефона с собой нет.

– Вы вывели собаку и за-за-а-а-аблудились?

Гарик пукнул.

– Это не мой пес, это тестя пес, я вывел его погулять, а он и заблудился, потому что адреса тестя не знает, – подумав, Гриша добавил: – Я тоже.

Когда он закончил бредить, Гарик вылупил на него два агата. Видимо, даже для него объяснения показались недостаточно зрелыми. А по взгляду старичка было уже совершенно ясно, что если детали сию минуту не склеятся и разборчивой картинки не получится, потный свисток, что он сжимает в кармане, тотчас появится на свежем воздухе.

Гарик пукнул. До сих пор только это являлось доказательством, что жизнь в этом дворе есть.

– Что это са-са-са с-с са-сабакой? – спросил старик. Есть такая категория поживших на этом свете. Ты просишь у него телефон, а он в ответ интересуется здоровьем собаки твоего тестя.

– С ним все в порядке. Нормальная реакция на слово «карате». И вы напрасно так боитесь меня. Я мирный житель города Москвы.

– Я не боюсь, – ответил старичок. – У меня с д-детства д-дефект ре-ре-ре…

– Речи. Понятно. Простите, что оскорбил подозрением. Вы дадите мне позвонить?

Гарик пукнул.

Старичок посмотрел на него и потом на Гришу.

– Так вы не с ними?

Совершенно не представляя, что на это ответить, Гриша подарил ему долгий взгляд.

– С т-теми двумя, – добавил пояснительно каратист. Он посчитал, что эта фраза лишней не будет.

– Послушайте, – сдерживая вырывающийся изо рта горький перегар, заговорил Гриша как можно убедительнее, – сегодня у меня был ужасный день. Я ремонтировал одному козлу «Хонду» и нечаянно отломил кислородный датчик. Потом у любимого тестя случилось новоселье. А сейчас я хожу по улицам со страдающей метеоризмом собакой и выпрашиваю трубку у прохожих. Неужели вам трудно вытащить из кармана телефон и протянуть его мне?! Дайте, и я заплачу вам за минутный разговор с соседней улицей как за часовой с Уолл-стрит!.. – И тут Гриша почувствовал, как сексуально «Гессер» лизнул его печень. – Или мне натравить на вас этого монстра?

Гарик пукнул. К окончанию Гришиного спича он устал прижимать асфальт к земле лапами и сел. А потому получилось как из резиновой детской игрушки.

– Т-там, за углом, двое, – сообщил старичок. – У них мой те-те-телефон. Если вы пойдете со мной и вернете мне трубку, я дам вам по-по-по…

Гриша ногой направил голову Гарика в освещенную как врата рая арку и дернул за поводок. Они вышли на освещенную улицу. У остановки стояли двое придурков из числа тех, кого в музее встретишь только ночью. Старичок надел шляпу и шуршащим голосом вороватого бухгалтера сообщил Грише: «Это они». Вот это точно было лишним, потому что на улице никого, кроме этих двоих, не было. Один злодей держал в руке телефон, второй нажимал кнопки. Это, конечно, указывало на особую опасность банды, поскольку без экспертизы было видно, что роль каждого участника в ней расписана до мелочей.

Они приближались к банде, как армада Менелая к Трое. Покачивая соплями и обнажив желтые сточенные бивни, Гарик переставлял ноги и дышал, как астматик, справа. Старичок двигался по левую руку.

– Подводя итог, – сказал в кафе Гриша, – я вынужден добавить, что первое, и единственное, желание, которое возникло бы у меня, увидь я ночью такой коллектив, было бы непреодолимое желание их напугать. Ну, там, качнуться в их сторону резко или, подъехав, просигналить. Чтобы посмотреть, как они будут разбегаться в разные стороны.

– Эй, вы! – крикнул старичок гопникам грозно, и у Гриши окончательно испортилось настроение. – Стойте где с-с-ссы-ссы-стоите!

К сожалению, они и не думали убегать. Прекратив незаконно пользоваться предметом грабежа, они с ревизией в глазах рассматривали шествующий к ним президиум партии гражданской справедливости.

– Ну что же вы не травите? – тихо посетовала жертва уличного грабежа. – Т-травите скорее.