Энгэ. Лабиринты реальности

На следующий день Павел Ефимцев не пришёл на работу. Этого его начальнице было достаточно, чтобы подписать приказ об увольнении.

– А если явится, гоните его взашей, – приказала она секретарше Свете.

Но что-то подсказывало Евгении Романовой, что этого бывшего сотрудника она больше никогда не увидит.

Рассвет уже «отзвучал», когда Виктория проснулась. Она обнаружила, что лежит на скамейке, а рядом с ней, на такой же скамье, спит её муж. Они находились в парке. «Парк» – слово, которое в её мире давно позабыли. Так же как слова «трава», «кустарники», «деревья»… которых тут было вдоволь. Спросонья она не поняла, что происходит. Они – в парке, а кругом настоящая осенняя растительность. Но откуда она взялась? Ведь Война всё уничтожила…

И только тут Вике пришла в голову мысль, что дело в галлюцинаторе.

– Наверное, он забарахлил, вот и показывает всякую муть. Надо сказать Паше. – Виктория машинально посмотрела на наручные часы – они показывали 11:05. – Ничего себе я задрыхла!

Потянувшись, она встала со скамейки и отправилась будить мужа.

По бездонно-синему небу плыли чистые белые облака…

Из невозможного?

Ларисе Оржеховской, с благодарностью

Отражение реальности суть сама реальность.

    Павел Ефимцев

По телевизору показывали художественную гимнастику. Российские спортсменки были на высоте. Они уже принесли в копилку сборной несколько медалей, в том числе золотых, и сейчас боролись за лидерство в очередном виде спорта. Вениамин Рачков, отличающийся хрупкой худобой мужчина шестидесяти лет, с интересом следил за Летней Олимпиадой. Попивая пиво из большого стакана, он подбадривал гимнасток как мог, и делал это довольно громко. Но никто не возражал: соседи у Рачкова злобивостью не отличались, а жил он один – с женой пенсионер развёлся десять лет назад, как раз летом.

«Юбилей, чтоб его!» – мелькнула неприятная мысль.

Евгения Царицына, пятнадцатилетняя надежда России, вновь привлекла внимание Рачкова: она высоко подбросила ленточку, прыгнула, подогнув стройные ножки, и уже готовилась поймать снаряд, как вдруг передача прервалась и вместо красивой молодой спортсменки весь экран заполнило изображение чьего-то незапоминающегося лица.

Рачков удивленно воззрился на физиономию мужика с чёрными волосами. Она казалась странно знакомой. Вениамин настолько опешил, что не сразу понял, о чём говорит мужик.

– …Братья и сёстры по разуму! – неслось с экрана. – Нехорошую весть принёс я в ваши дома…

– Опять какой-нибудь рекламный ролик, – проворчал Рачков, поправляя очки, и потянулся за пультом.

Только если это и был ролик, то довольно странный: личность из телевизора вещала что-то о борьбе за мир, о каких-то миддляторах или модуляторах, о святой обязанности каждого человека сражаться за своё будущее…

– Вместе мы победим! – возвысив голос, как истинный оратор, произнёс черноволосый мужчина. – Силы науки и политики объединятся с защитниками правопорядка, чтобы восстановить порушенную гармонию. Знаю, мои слова звучат для вас неправдоподобно и, возможно, даже дико, поэтому я приготовил доказательства. Это – галлюцинатор. – «Оратор» поднял руку и раскрыл кулак – на ладони лежало непонятное круглое устройство. – Принцип его работы несложен: мозговые волны, отвечающие за фантазии…

Рачков фыркнул.

– Бред!

Он щёлкнул пультом, переключившись на соседний канал, по которому шли новости. Симпатичная ведущая рассказывала о победах и поражениях сборной России. Сейчас речь шла о выступлении гимнасток…

Пенсионер расслабился, отхлебнул ещё пивка и поудобнее расположился на старом диване.

– Не уверен, что это была хорошая идея. – Директор Третьего канала Мещеряков, представительный, в элегантном костюме, с длинными волосами, собранными в хвост, косо глянул на сидевшего в студии мужчину. Всё смешалось в этом взгляде: сомнение, неудовольствие, страх…

Передача шла в прямом эфире – ради неё пришлось прервать рейтинговую Олимпиаду, и Мещеряков сомневался, что сделал правильный выбор. Конечно, слова Прошкина, его заместителя, звучали убедительно, и он сам видел то устройство, но… поверят ли им люди? Да и зачем он вообще это делает?! У него что, других проблем нет?…

Сидящий на стуле мужчина с размытыми чертами лица наговаривал заученный текст, профессионально, с выражением.

«А по нему и не скажешь, что он какой-то там… – подумал Мещеряков. – Встретил бы на улице, даже не заметил бы. Обычный тип, каких миллионы. И усталость во взгляде сквозит. Нет, не нашего уровня человек…»

Но тут опять вспомнились слова Прошкина: насущная необходимость… возможность прославиться… и помочь – но кому? Чуть ли не прогрессору… пророку!..

В этот миг Мещеряков понял, что облажался по полной. За голову он не схватился – это бы выглядело несолидно, – но мрачно бросил находившемуся рядом высокому и лохматому режиссёру:

– Егор, отключай этого Нострадамуса от эфира.

– Вась… – запротестовал было Прошкин. Этот блёклый человечек не отличался настойчивостью при разговоре с высшими чинами.

Мещеряков не хотел ничего слышать.

– И где ты только его откопал?

– Я же рассказывал…

– А впрочем, неважно. Запускай Олимпиаду – нам нужен рейтинг.

Директор встал из-за пульта.

«Представляю, какую головомойку устроят нам завтра газеты, – раздражённо подумал он, злой, в первую очередь, на себя, за то, что ввязался в непонятную, дурацкую авантюру. – А Интернет-СМИ уже сегодня начнут писать что-нибудь вроде «Директор Третьего канала Мещеряков сошёл с ума». Или «Самозваный пророк демонстрирует в прямом эфире подшипник»… Надо было проверить ту штуку. Ничего, «Иисус» – или кем он там себя возомнил? – потерпел бы денёк-другой, зато я бы точно знал, что правда, а что – вымысел».

Доверяй Мещеряков слепым чувствам, а не доводам разума, он бы никогда не поднялся столь высоко по карьерной лестнице. Вчера же, когда директор разговаривал с Прошкиным, произошло что-то из ряда вон выходящее. Будто бы реальность повернулась к Василию невидимой в обычное время, неизвестной стороной. Нет, надо с этим кончать! Госструктуры тоже ошибаются, а он не собирается портить карьеру из-за чужих ошибок…

Мещеряков решительной походкой вышел в коридор.

Прошкин с грустью наблюдал, как Егор прерывает трансляцию, возвращая на экраны телевизоров гимнастические соревнования. А в памяти всплыла недавняя встреча…

От телестудии до дома было совсем недалеко, и Прошкин любил преодолевать это расстояние пешком, на что тратил минут пятнадцать-двадцать. В тот день на работу он не пришёл.

Беззаботно насвистывая какой-то лёгкий мотивчик, с дипломатом в руках, замдиректора Третьего канала шёл по одной из центральных аллей, с удовольствием разглядывая покрытые густой зеленью деревья и сочную траву, когда ему навстречу ступил некий субъект. Субъект обладал нервным взглядом, двухнедельной щетиной, немытыми волосами и характерным запахом. Черты его лица казались нечётким рисунком, выполненным кем-то из мастеров живописи.

– Вы же Геннадий Прошкин, с Третьего? – поинтересовался новоявленный.

– Ну, допустим, – ответил Прошкин, машинально отступая на шаг назад. – А вы кто?