Детектив из Мойдодыра. Том 1

– Будьте здоровы, – сказал человек и усмехнулся.

Пес поднял голову и положил ее человеку на колени. Тот почесал ему уши, нос, подбородок. На этом официальная часть знакомства закончилась. Пес улегся около скамейки, вытянул голову, уронил ее на босые ступни и закрыл глаза.

Они дремали на солнце, предаваясь каждый своим мыслям и воспоминаниям, пока не вернулся хмурый муж Ирины.

– Иди в дом, – бросил он, закрывая калитку, и, не глядя ни на насторожившегося больного, ни на развеселившуюся собаку, уточнил:

– Не выходи днем. Не надо, чтобы люди тебя видели. Мало нам…

Шли дни.

Человек из леса поправлялся, нити вытягивались, уже не причиняя боли, клубок становился все тоньше и тоньше. Его память заполнялась. Какое-нибудь услышанное слово или внезапно всплывший образ тянули за собой цепочку дней, месяцев и лет его прошлого. Только события, предшествующие заключению в психбольницу, оставались заблокированными, и он не мог найти код. Кончик этой нити прятался в клубке его собственного страха. Он опять ощущал внутри себя вазу, маленькую, но прочную вазу в своей голове, вазу, которую необходимо разбить.

– Еще с неделю, – сказала Ирина. – Я должна быть уверена, что дальше вы справитесь сами.

И снова глаза, как два озера, вспухшие паводком, но не выходящие из берегов.

За столом воцарилось тяжелое молчание. Муж Ирины, Андреич, положил руку на ее плечо.

– Я себя хорошо чувствую, – возразил человек из леса. – Я уже прохожу по пять километров каждую ночь. Спасибо вам огромное, Ирина. И вам, Андреич. Но… Я и так вон уже сколько живу у вас незваным гостем.

Ирина вытерла рукавом глаза.

– Нет, нет, вы нас не стесняете. Ни с местом, ни с едой. Не надо говорить об этом. Как ваша память? Восстанавливается?

– Да.

– Тут я не в силах вам помочь. Я даже не знаю, что вам кололи. Да если бы и знала… Вы вспомнили, кто вы?

Человек, сидящий напротив, настороженно кивнул. Об этом его еще ни разу не спрашивали.

– Да.

Короткое молчание хозяев не перешло в вопросительную паузу.

– Вот и хорошо! Будем надеяться… – Ирина запнулась и бодро закончила:

– Будем надеяться, что у вас все будет хорошо. Но еще неделю я вас понаблюдаю.

– Спасибо, Ирина, я…

Начинающий темнеть за окнами воздух разорвал истошный женский крик, громыхнул лаем Полкан.

– Ирина! Ирина! Беги скорей к Поповым! – голосила женщина. – Леонтий опять Татьянку до смерти убил! И дом соляркой поджег, мужики тушат.

Хозяева вскочили. Ирина схватила с полки брезентовую сумку с красным крестом, Андреич загремел в сенях ведрами, и они торопливо покинули дом.

Человек вышел на крыльцо вслед за ними, постоял, раздумывая, и направился в сторону зарева, занимавшегося над деревней.

Дом горел неохотно, больше дымил. Лишь крыльцо и сени, принявшие на себя основную порцию солярки, весело трещали большим костром. Белесый дым выливался из-под крыши и густо напирал изнутри в закрытые окна, делая их похожими на бельма на морщинистом перекошенном лице горящего дома.

Во дворе суетились люди. Редкая цепочка женщин перемещала ведра с водой, несколько мужчин, солидно переговариваясь, колдовали над насосом. В стороне на раскинутой дерюге лежала женщина, укрытая дождевиком. Полы плаща были откинуты, из-под них торчали голые ноги. Во всплесках огня поблескивали маслянистые потеки на щеке, виднелись подрагивающие веки и руки, стиснутые на вороте кофточки. Над женщиной склонилась Ирина и ловкими движениями бинтовала ей голову.

Человек из леса, осторожно ступая, подошел ближе. Ничего не лопнуло и не разбилось в его мозгу, просто не стало последнего барьера, отделявшего его от прошлого. Он наклонился, пропустив сквозь себя удивленный взгляд Ирины, и аккуратно накрыл полой дождевика ноги лежащей женщины.

Да, тогда все было именно так. Она тоже была накрыта плащом, и из-под плаща ничего не высовывалось. А он, уже закованный в наручники, все вытягивал шею, пытаясь увидеть ее лицо, но не увидел. И топора он тоже не видел – наверное, унесла милиция…

Женщина застонала и открыла глаза.

– Зина… Зиночка где?

– Где Зина? – крикнула Ирина, с трудом отвернувшись от постояльца в сторону дома.

– Дак, с Любашкой, наверное, у Романовых, – ответил кто-то.

– Нет, у нас ее нету. Любка, ты Зинку не видела?

– Она в доме за печкой сидит, – важно сообщил детский голос. – Она всегда там плячется, когда дядя Лентя делется.

Раненная заворочалась, вырываясь, закричала. Крик вернул человека в настоящее, и в этом настоящем он стремительно бежал в распахнутую пасть огня, а в голове моталась только одна мысль, даже не мысль, а просто слово: «искупить… искупить…»

Он уже ощутил тяжелый жар на лице, замедлил бег, но кто-то навалился сзади и сбил его с ног.

– Ты что, спятил?! Сгоришь! Через окно давай! – ударил в ухо голос Андреича.

Андреич поднялся и кинулся к поленнице, сложенной у стены.

Два толстых полена вышибли раму. Окно рассыпалось осколками. Дым повалил наружу, из глубины комнаты донесся тоненький плач.

Оказавшись внутри, человек захлебнулся дымом, потерял ориентацию и пошел вперед, разводя руками.

Детский плач, казалось, перемещался по комнате. Человек наткнулся на что-то и остановился.

Откуда-то сзади крикнул Андреич:

– Сюда, парень! Зинка у меня! На выход! На голос иди!

Он, пошатываясь, вернулся к окну. Сразу стало легче. Мужчины передали девочку через окно и выпрыгнули во двор, хрипя и кашляя.

Во дворе уже стояла телега с большой бочкой, работал насос, фыркала струя воды, сбивая пламя. Зинка тоже кашляла, хныкала, но была цела и невредима. Андреич хвалил Зинку за соображаловку – девчонка открыла два боковых поддувала, дым тянулся в печку, оставляя ей островок кислорода в углу. Мужики хвалили Андреича, хлопали его по спине, со сдержанным интересом поглядывали на незнакомого человека. Бабы побросали ведра и всерьез били невесть откуда взявшегося пьяного в хлам Леонтия.

Навес над крыльцом обрушился, рассыпалось и само крыльцо. Огонь слабел, уползая в щели между обугленными бревнами. Люди чуяли скорую победу, утирали разгоряченные лица. Раненую женщину увезли на телеге к Романовым. С ней поехала Ирина, следом побежали Любка с Зинкой.

Леонтий лежал в траве, пускал из носа красные пузыри, плакал. Его пьяное раскаяние изредка прерывалось обиженным недоумением, и он с завыванием взывал к односельчанам:

– За что-о? За что, люди-и-и? Что я вам такого сдела-а-ал? Да где же душа-то в вас, лю-ю-ди-и-и?

Человек из леса присел на перевернутое ведро. На него накатился приступ слабости, сильно дрожали руки, и ноги тоже тряслись под коленками. Последняя восстановленная страница смяла его самого, как лист бумаги, хотя что-то подобное он и ожидал, и готовился принять. Если бы только это была не она…