Сирийский марафон. Часть 3. Под белым солнцем пустыни

– ай, молодца, морячок!

– Тачанка! Ложись, капитан! – гаркнул Кайда и присел за капот грузовичка.

Свинцовые шмели рыли асфальт, крошили стекла автомобилей, рвали железо кабин, плющились о броню. Три пикапа неслись параллельно дороги, стреляя длинными очередями.

– Один махновец есть. Отстрелялся, козлище, – в наушнике раздался голос Ляха.

– С почином, лейтенант. Работаем! – майор посмотрел в сторону блокпоста. Гранатометчика на позиции не было.

– Успел? – пронеслось в голове.

– Здесь «Головной». У нас «трехсотый». Прикройте! – в эфире загремел голос старшего конвоя.

– Здесь «Попутчик». Всем, кто слышит! Отгоните тачанки. Будем работать по джихаду, – Александр повернулся к Носорогу,

– капитан, стреляем одновременно. Бьешь по бензобаку, я по водиле. Готов? На счет «три» начинаем. «Раз, два, три»!

Кайда, вынырнув из-за капота, встал на одно колено. Смертник мчал, словно спорткар на финишной прямой, к блокпосту. Майор поймал силуэт машины в прицел, взял упреждение.

– Пах, фиу, – снаряд помчался к цели. Откинув тубус, Александр упал за дорожный бордюр.

– Фиу, – над головой пролетела граната Носорога.

– Не подведи, дружок, – успел прошептать Кайда, наблюдая короткий полет двух снарядов.

Два взрыва слились, подняв высокий столб огня, кусков металла и песка.

– Командир, тачанки уходят! – возник голос Шопена в наушнике. Кайда поднял голову на бордюром. Два пикапа, выписывая зигзаги, рвались к спасительным холмам. В пустых кузовах, флюгером, мотало пулеметы, а из-под колес вытягивалась бежевая лента пыли.

– А, ведь, уйдут, твари. Ах, «Корнет» не развернули, – Носорог, встав на колено, в бинокль смотрел за бегством боевиков.

– Хрен с ними. Еще посчитаемся. Земля круглая, а солнце здесь белое. Бог даст, свидимся, – выдал Хоттабыч словесный перл в эфир.

– Это точно, – в наушнике откликнулся голос Чупа-Чупс.

– Заканчивайте, говоруны. Я на блокпост. Носорог, Чупа-Чупс! Проверьте состояние машин, – Кайда, нажав кнопку, перевел рацию в режим передачи.

Хлясть, хлясть, хлясть, – рубили лопастями раскаленный воздух Ми-28, приближаясь к колонне. Мелькнули узкие, как у акулы, силуэты над головой и вертолеты понеслись к холмам.

– Как у вас? Потерь много? – Кайда подошел к старшему конвоя. Подполковник, стянув красный берет с головы, вытер закопченное лицо:

– Трое легких «трехсотых». Один «двухсотый». Из батальона морской пехоты.

– Гранатометчик?

– Он. Сирийцы, союзнички, мать их. Как жарко стало, ломанулись, что сайгаки. Жаль парня. Если б не он, рвануло б к едрене … Видел, за танком бензовоз? Авиационный керосин для наших вертушек везем. Хиросима! – офицер покрутил головой.

– Вижу надолго встряли. Без нас справитесь? – майор посмотрел на разбитые фуры, накренившийся БТР.

– Справимся. Езжайте, раз надо. Извини, прикрытие дать не могу, сам понимаешь. Это что там? – подполковник повернулся в сторону холмов. Оттуда послушались частые хлопки взрывов и пополз вверх, будто из печной трубы, черный дым.

– Товарищ подполковник, вертушки на связи, – подбежал боец с рацией за спиной и протянул тангенту. Офицер, вытянув скрученный спиралью провод, поднес переговорное устройство к губам:

– «Головной» на связи!

В динамике затрещало и раздался мужской голос:

– «Головной», здесь «Беркут ноль седьмой». По тачанкам отработали. Готовченко.

– Красавцы! Благодарю, «Беркут».

– Не за что. На обратном скате укрепрайон. Бармалеи артиллерийские позиции готовят. Два танки подтянули, – с небольшими помехами вещал динамик.

– Понял тебя «Беркут». Принято. Вызовем штурмовики, – офицер вернул рацию в режим приема.

– Уже вызвали. Через сорок минут зачистят район. Мы броню обездвижили. Хватит ползать, пусть паркуются. Конец связи! – замолк динамик.

– Вот и славно, трам-пам-трам-пам-пам! – пропел повеселевший офицер и вернул тангенту радисту.

– Возвращаются, – Кайда кивнул в сторону холмов, из-за которых появились низколетящие Ми-28.

– Удачи! Бог даст, свидимся! – козырнул Кайда.

– И, тебе! – широко улыбнулся подполковник.

Глава 4. «Дела житейские»

Обзор был идеальный. Пейзаж справа и слева почти райский. Мандариновые рощи, мачты пальм с пышной кисточкой листвы, напоминающие помазок для бритья. Вездесущее солнце, барханы песка на горизонте. Это, если смотреть в даль.

– Командир, до войны на этой трассе хоть гонки «Формулы один» проводи. Прямая, как сопля в полете с третьего этажа общаги в Мытищах. В безветрие, соответственно. Сейчас, даже «Дакару» не по зубам. Кариес в асфальте полным ходом. Я, про фугасы уж молчу, – Чупа-Чупс, при всей виртуозности, не мог разогнать «Тигр» больше восьмидесяти.

– Ты бы, однако, сбавил скорость, Шумахер хренов! Шопен, как пестик в ступе, мотается в люке. Из мозгов гоголь-моголь делаешь? – Кайда еще раз посмотрел в электронный планшет, – через километр тормознешь.

– Яволь, герр майор. Квадрокоптер запустим?

– Запустим. Самое время. До Джиср-эш-Шугур двенадцать километров.

Кайда подошел к Носорогу. Тот, с беззаботным лицом, торчал по пояс в люке бронеавтомобиля и наблюдал за окрестностями справа от трассы. В другом «Тигре» вел наблюдение Чупа-Чупс.

– На горизонте? – Александр сошел с осевой линии, уступая дорогу очередному конвою, спешащему в сторону Дамаска.

– Тихо пока, – повторил говор Лизы Бричкиной из фильма «А зори здесь тихие», капитан.

– Кулибины, когда свою веялку подготовят? Контейнер с РЭБ установили? – майор, сняв, протер запыленные очки. Носорог, положив бинокль на крышу, заглянул через люк во внутрь броневика:

– В процессе. Как раз РЭБ настраивают. Упрели уже.

– Коммунизм в дороге никто не обещал. Пусть пошевеливаются. Выдвигаться пора, а то торчим тут, как … три тополя на Плющихе.