Холодная комната

– Поаккуратнее с нею, – предупредил Кирилл, – опасная штука.

– Вижу, – сказала Юлька. Пришла сестра, чтобы уколоть ей швейцарский антибиотик. Увидев маникюрный набор, она восхищённо подняла брови.

– Ух, ты! Классный какой! Я вчера купила гораздо хуже!

– Можете взять, – отозвалась Юлька, – только без пилочки. Я её оставлю себе. Она мне необходима. У меня ногти очень быстро растут.

Захлопнув футляр, она протянула его сестре. Та затрепетала.

– А он вам точно не нужен?

– Точно.

– Ой, большое спасибо! Я положу в него свою пилочку. Она, правда, чуть-чуть короче, но ничего – я думаю, влезет!

Засунув футляр в карман, сестра сделала укол и улепетнула так резво, что можно было подумать – она украла маникюрный набор, а не получила его в подарок. Юлька, сжав в руке пилочку, стала злобно мотать башкой по подушке.

– Нога болит? – встревожился Бровкин.

– Жопа.

– Тебе ведь в руку кололи!

– Кирилл, я не отвечала на твой вопрос. Я просто сказала: жопа!

– А!

– Ты, кстати, не помнишь – Лена Артемьева родилась в Москве?

– Кто?

– Елена Артемьева. Ну, учительница, с которой всё началось.

– Нет. На Украине.

Юлька стала смеяться.

– Ну, наконец-то! – обрадовался Кирилл, хоть смех звучал страшно, – теперь я вижу, что ты поправишься, Юлька!

Смех оборвался.

– Радость какая! Хочешь сказать, что Мальцев за меня вступится? Да он сразу меня утопит! Скажет, что я носила рыжий парик. А ты подтвердишь. Матвей и прочие торгаши меня опознают, если им пригрозить закрытием рынка. Смерть Хусаинова на меня, конечно, не просто будет повесить – там есть свидетель…

– Юля, в тебе сейчас говорит болезнь, – перебил Кирилл, – я не обижаюсь, но ты уж слишком громко кричишь. Ты лучше поспи.

– Пшёл вон!

Кирилл молча встал и быстро ушёл. Через два часа приехали Ленка с Танькой, очень весёлые. Объяснив им, где найти Соньку, Юлька предприняла попытку выгнать и их, однако из этого ничего не вышло. Притащив себе стулья, они уселись и стали её смешить. Она не смеялась.

– Что ты нас мучаешь? – разозлилась Танька, устав кривляться, – не мы, наверное, виноваты, что тебе в голову долбануло не в Гнесинку поступать, а на юридический! Ой-ёй-ёй! Синий китель, звёздочки на погонах, подмышкой – шпалер! Этого упакую, того разведу на деньги, а вон того просто ради понта поставлю на уши! Королева, …! Только до чего ты докоролевилась, дура?

– До полной задницы, – пропищала Ленка, качая ножкой в белом ботинке, закинутой на другую ножку, – можно даже сказать – до жопы. А впрочем, я не уверена, что она была конченой, абсолютной, тухлой блевотиной. Слишком много в ней интересного.

– Это точно. Но ты, по-моему, говорила мне, что твой папочка, от которого ты четыре аборта сделала, рисовал не хуже Малевича!

– Лучше, лучше! Как раз за это я его ненавидела.

– То есть, как? Почему за это?

– Да потому! Нарисует, падла, какие-нибудь два кубика, потом ходит, ходит с печальной рожей, потом возьмёт меня за руку, подведёт к мольберту и говорит: « Это, типа, ты!» Я, типа, вся в непонятках: «Почему я? Это просто кубики!» А он – в слёзы!

– В слёзы?

– Ну, да. Ой, говорит, Леночка, что я сделал с тобой, моя золотая! Я ему говорю: «Да сотри ты, типа, это дерьмо, нарисуй нормально, и, типа, всё, проблема-то небольшая!» А он и слышать не хочет. Короче, заколебал он меня, козлина, своими кубиками.

– Понятно.

Пришёл заведующий. Он вежливо поприветствовал Таньку с Ленкой – так вежливо, что они испуганно оглянулись, чтобы увидеть, с кем это он так официально здоровается. Затем обратился к Юльке:

– Светлана Марковна, я сегодня дежурю. В этой связи у меня есть время ещё раз вас потревожить. Позвольте глянуть на вашу ногу.

Юлька не возражала. Доктор сам снял повязку. Он очень долго смотрел на Юлькину ногу, то поднимая, то опуская её. Смотрели и Ленка с Танькой. Также смотрели они на лицо врача, пытаясь понять, насколько он озабочен.

– Ну, что? – спросила, наконец, Танька, – что вы нам скажете?

– Никакой динамики я не вижу. И это, скорее, плюс. Будем продолжать.

– А шансы-то есть?

– Если бы их не было, я бы не предложил купить роцефин.

– А сколько примерно шансов? – спросила Ленка. Врач поглядел на неё внимательно.

– Это слишком сложный вопрос. Смею вас заверить, что вы нигде не найдёте специалиста, который даст на него ответ.

– Не переживайте, – махнула Танька рукой и топнула шпилькой, – один дурак или одна дура может такое спросить, что и десять умников не ответят!

– согласен с вами, но в данном конкретном случае прозвучавший вопрос был закономерен. Думаю, что уже через сутки мне будет что вам сказать.

С этими словами заведующий ушёл, не подозревая, какой фитиль он поджёг. Но счастье опять улыбнулось Ленке. Высмеять Таньку она успела, а в морду получить – нет, так как прибежала дежурная медсестра с раствором, салфетками и бинтами. Ленка и Танька пристали к ней, однако добились ничуть не больше, чем от врача. Они ушли в восемь, когда их выгнал охранник.

Принесли ужин. Юлька с трудом вдавила в себя одну ложку каши и запила её молоком. В девять ей опять вкололи антибиотик и пожелали спокойной ночи. Она поблагодарила, сказав, что, кажется, началась положительная динамика.

Коридор опустел. Остался только свет синих ламп – давящий, гудящий, не позволяющий и во сне позабыть о том, где находишься. Юлька твёрдо решила не спать всю ночь. Задача была несложная – бил озноб, болела нога. Порой гремел лифт. Лёжа на спине, Юлька шевелила ступнями и отрывала от полусгнившей подушки плечи и голову, напрягая пресс. Ей хотелось чувствовать своё тело, знать, что оно на что-то ещё способно. Да, оно было на что-то ещё способно.

За полчаса до полуночи ей пришлось отправиться в туалет. Пройти нужно было около ста шагов. Она их прошла. Но, идя обратно, упала. Её поднял и отнёс к кровати заведующий, который из своего кабинета услышал стон.

– Вы с ума сошли! – ворчал он, укладывая её, – не могли позвать медсестёр? Их комната – рядом!

– Спасибо вам, – прошептала Юлька. Сил у неё не осталось ни одной капли. Закрыв глаза, она отключилась. И тут опять перед ней появились рожи. На этот раз они не только кривлялись, но и кусали её – то за ногу, то за почки. Мама их отгоняла. Зонтиком. Её, Юлькиным. С ним Юлька ходила и в детский сад, и в первый класс школы. Однако, зонтик был слишком маленький и, конечно, не представлял никакой опасности для чудовищ. Они плевать хотели на этот зонтик. Им было весело. И их было столько, что и не сосчитать.

От боли Юлька проснулась. Сказать точнее – очнулась. Муторный синий свет заставил её зажмуриться. Ей ужасно хотелось пить. Взяв наощупь кружку с недопитым молоком, она её осушила, часть расплескав. Опять ставя кружку на тумбочку, вдруг заметила, что на стуле кто-то сидит.

– Привет, – сказала Альбина. Юлька решила не отвечать. Она не была уверена в том, что сможет ответить спокойным и твёрдым голосом, а не писком. Кинозвезда сидела, чуть наклонившись вперёд и не отрывая от неё глаз. Их взгляд был таким внимательным, словно перед Альбиной лежал не полуживой человек, а контракт, составленный Петраковским. Тщательно наложенный макияж слегка удлинял скуластое, волевое лицо звезды сериалов, делая его вполне аристократичным. Пальто актрисы было расстёгнуто. Её грудь под шёлковой чёрной блузкой часто вздымалась – видимо, от недавней быстрой ходьбы.

– Кто тебя пустил сюда ночью? – решилась на вопрос Юлька, удостоверившись, что она способна выстраивать мысли в фразы и шевелить языком. Но всё же её вопрос прозвучал невнятно. Альбина не поняла и вскинула брови.

– Что?

– Как тебя впустили сюда?

– За деньги. Мне очень нужно было с тобою поговорить.

Юлька обвела глазами часть коридора, которую могла видеть. Там, ближе чем в двадцати шагах, никто не мог затаиться. Справа была решётка. За нею, в сумраке – лестница. На решётке висел замок.

– Кто тебе открыл?

– Медсестра.

– Ты здесь вошла?

– Нет, через служебный. Прости, пожалуйста. Мне так нужно было видеть тебя!

– Зачем?

Лоховская огляделась. Юлька откинулась на подушку, чтоб беречь силы. Из неё тёк обильный, пахнущий физраствором пот. Это говорило о том, что температура падает.

– Извини, – вздохнула Альбина, – я вижу, что тебе плохо. Но я должна сказать тебе всё. Именно сейчас.

– Хорошо, скажи.

Альбина внезапно закрыла лицо руками и стала плакать. Юлька напрягла зрение, чтоб увидеть, текут ли по её пальцам слёзы. Слёзы текли. И перед глазами у самой Юльки всё неожиданно поплыло. Боясь лишиться сознания, Юлька тихо произнесла:

– Я почти всё знаю. Давай ты будешь чётко и коротко отвечать на мои вопросы. Договорились?

– Да, – пискнула Альбина, опустив руки. Тушь растеклась по её лицу до самого рта.

– Глядя на икону, можно понять по каким-то признакам, кто на ней нарисован?

– Что?

Юлька повторила вопрос.

– Я даже не знаю…

– На доске что-нибудь нарисовано, кроме панночки?

– Гребешок и церковь на заднем плане.

– Церковь с тремя конусообразными куполами?

Альбина молча кивнула.

– У панночки на щеке есть родинка?

– Есть.

– А есть она на изображении?

– Да, конечно.

Юльку мучила жажда, притом так мучила, что, казалось, стоит вдоволь напиться – сразу уйдут и боль, и тяжесть, и ощущение, что всё тело насквозь пропитано ядом.

– Пожалуйста, принеси попить, – попросила Юлька, движением головы указав на кружку. Актриса, поколебавшись, взяла её двумя пальцами и спросила:

– Где есть вода?

– Спроси в ординаторской. Если там дверь закрыта, набери в душе.

Альбина встала. Она как будто хотела что-то сказать. Юлька это видела, но ей слишком хотелось пить. Она попросила Альбину поторопиться. Кинозвезда ушла.

Судя по тому, что с улицы доносился шум не транспортного потока, а лишь отдельных машин, было сильно за полночь. Дул сквозняк. Видимо, курильщики позабыли закрыть окно между этажами. Впрочем, Юльку холод вполне устраивал, потому что она боялась уснуть. Спать было нельзя. Альбина вскоре вернулась.

– Спасибо, – сказала Юлька, взяв из её рук кружку, наполненную холодной водой, – она кипячёная?

– Да, наверное. Я сперва пошла в ординаторскую. Там заперто. Постучала – ответа нет. Стала искать душ. Вдруг вижу – возле буфета стоит тележка, а на ней чайник. На нём написано: «Кипяток».

– Ага! То, что нужно.

Приблизив кружку ко рту, Юлька ощутила запах лекарства. Это был димедрол. Её затрясло. Альбина не отрывала от неё глаз. Нужно было пить. Сделав вид, что пьёт, Юлька притворилась, что поперхнулась. Она закашлялась и воскликнула, указав рукой за спину Альбины:

– Крыса!

Актриса взвизгнула и шарахнулась, повернувшись к Юльке спиной. Моментально выплеснув воду на толстый ватный матрац, который впитал её, Юлька вновь уткнулась ртом в кружку, уже пустую. Она готова была прогрызть себе руку, чтоб нахлебаться собственной крови – так ей хотелось пить.

– Да нет там никакой крысы, – проговорила Альбина, садясь на стул, – тебе показалось.

– Не показалось! Крыса была. Она убежала. Слушай, ты можешь ещё воды принести? Я не напилась.

– Что, полную кружку?

– Да.

Просьба была исполнена, и вода на сей раз оказалась без всяких примесей. Жадно выпив её до последней капли, Юлька легла на мокрую простыню. От неё промокла футболка. Лежать так на сквозняке было нестерпимо. Нащупав в складках простыни пилочку, Юлька натянула одеяло до подбородка и прошептала:

– Вот бы окно закрыть!

– А как я его закрою? Ведь на решётке – замок.

– Вот чёрт! Но под одеялом, вроде, нормально. Давай, рассказывай, что хотела.

Альбина стала рассказывать. Юльке было неинтересно. Она боялась уснуть – несмотря на то, что убийственный, тошнотворный холод прогрызал почки. Глаза болели от электрической сини. Закрыв их, Юлька стала колоть себя в бедро пилочкой. По ноге, согнутой в колене, потекла кровь.

– Она меня заставляла их добивать, – жалобно рассказывала Альбина, – ты представляешь? Ножом! А потом она отбирала у меня нож с отпечатками моих пальцев. Я знаю, где она его хранит, этот нож. Она хранит его у своей подруги, в Митино. Ангелов переулок, дом двадцать семь, квартира сто девятнадцать.

Юлька дальше не слушала. Ей внезапно стало понятно, зачем весь этот рассказ. У Альбины просто не должно быть иного выхода, кроме как помочь сейчас ведьме совершить то, ради чего ведьма сюда пришла. Значит, ведьма – близко. Она так близко, что слышит каждое слово. Альбина ведь для неё рассказывает всё это! Нужно открыть глаза… Нет, ни в коем случае! Нужно слушать. Слушать внимательно, затаив дыхание. Нет, напротив – нужно сопеть, чтоб они решили, что димедрол подействовал и она уже крепко спит, пока она ещё не уснула на самом деле. Нос был заложен, так что сопение удалось. Альбина умолкла. Заскрипел стул. Раздались шаги. Они удалялись. Сердце у Юльки заколотилось так, что кровь ударила в уши, не дав услышать стремительно приближавшиеся шаги.

Юльку спас сквозняк, дувший с лестницы. Панночка оказалась между нею и Юлькой, благодаря чему сквозняк прекратился. Открыв глаза, Юлька нанесла удар первой. Она вложила в этот удар всю злость от всей боли, перенесённой ею больше чем за шесть лет. На ведьме была дублёнка. Пробив рукав, пилочка вонзилась в предплечье ведьмы лишь кончиком. Ведьма взвыла от боли, однако нож остался в её руке. Схватив эту руку, Юлька рванула на себя ведьму. Они сцепились в безмолвной, страшной борьбе за нож.

Панночка была гораздо сильнее Юльки, однако Юлька очень хорошо знала, в какую сторону ломать руку и куда бить. И она работала так, что панночке оставалось только жалобным взглядом взывать к Альбине. Кинозвезда отчаянно молотила Юльку по почкам. Её удары, хоть и несильные, причиняли адскую боль. Рожи разлетались по сторонам. Ещё бы! Ведь им уже противостояла не мама с маленьким зонтиком и заплаканными глазами! На них шла Юлька. Она не видела ничего, кроме белых звёзд, совсем для неё чужих, и не отдавала себе отчёта ни в чём, кроме одного: она должна знать, как её зовут. Забыть своё имя среди всех этих странных созвездий было легко.

Сознание Юльки было уже на самом краю, когда пальцы ведьмы, стискивавшие нож, со стоном её разжались. Осознавая, что сил для удара уже не хватит, Юлька с коротким взмахом бросила нож в решётку. Делая это, она впервые в жизни своей обратилась к Богу с мольбой о чуде. Бог оценил её ненавязчивость. Пролетев меж прутьев решётки, запертой на замок, нож весело зазвенел по ступеням лестницы.

То, что произошло потом, заняло, от силы, минуту. Ударом пятки в челюсть отшвырнув ведьму, нагнувшуюся поднять с пола пилочку, воодушевлённая Юлька вскочила на ноги. Голова у неё закружилась так, что перед глазами всё понеслось вверх тормашками. Но она устояла. Не зная, какой ценой это было сделано, панночка со всех ног бросилась бежать к концу коридора, где находился служебный лифт. Альбина – за ней. Сделав им вдогонку четыре шага, Юлька упала и продолжала путь свой на четвереньках. Затем – ползком. Внезапно она натолкнулась на что-то лбом. Её сильно вырвало. Напрягая зрение, Юлька постаралась увидеть, что перед нею. Не было ничего. Глубоко вдохнув, она проползла ещё пару метров. И вот опять на её пути возникла невидимая преграда. Странное дело – Юлька ползла не быстро, но удар лбом об эту преграду был так тяжёл, что она лишилась сознания.