Батыева тропа

– Это наш человек! – вскричал дядя Костя, за что немедленно получил от Ларисы шуточный подзатыльник, а от Светланы – надменный взгляд и вопрос, назовёт ли он своим человеком Зеленского, если выяснится, что тот ещё и алкаш.

– Да я в любом случае назову! – серьёзно ответил Костя.

– Стоп, стоп, стоп, стоп! – также посерьёзнел и Семён Дмитриевич. Едва зазвучал его командирский голос, все остальные разом притихли, и он продолжил: – Леди и джентльмены! Я предлагаю политику не затрагивать вообще, так как обстановка очень тяжёлая, ситуация крайне накалена и любое столкновение мнений может закончиться большой ссорой. Давайте не создавать почву для конфликтов и просто выпьем с Мариночкой за знакомство.

– Поддерживаю, – кивнул Николай, и все согласились с ним. Сразу выпили. Не успела Маринка перевести дыхание и принять из рук Лизы, которая сделала полглотка вина, пирожок с капустой, как дядя Костя снова наполнил стопки и Эвелина произнесла следующий тост. Она предложила выпить за дружбу. Светлана ей возразила, что в силу местных традиций надо бы выпить сначала за урожай.

– Мне дружба дороже, – не согласилась супруга автомеханика. – Еду, если что, в магазине купим, а дружбу надо беречь!

– Никто и не спорит, что дружбу надо беречь, – холодно пожала плечами хозяйка дома. – Но что касается магазина, то на него хорошо рассчитывать, когда есть у мужа машина и куча денег! А если самого мужа нет, да зарплата – сорок пять тысяч? Спасибо, Линочка! Уж теперь-то я буду знать, что если картошка не уродится, ничего страшного – будут ждать меня вместе с моей дочкой и Лизонькой целые магазины деликатесов!

– Выпьем за дружбу и урожай! – прихлопнул конфликт ударом ладони по столу дядя Коля. Взглянув на Семёна Дмитриевича, прибавил: – Ну и, конечно, за Пелагею!

Всем стало очень смешно. Маринкина стопка была теперь полна водки. С некоторым усилием её выпив и закусив колбасой, которую принесла с собой Эвелина, Маринка стала гадать, каким будет новый повод для ссоры между участниками застолья. Но не успели те опрокинуть стопки и отдать должное пирогам Ларисы Блиновой, которые та настойчиво рекламировала, как снова подала голос Мишкина сестра Анька. На этот раз она разревелась, да притом так, что всем стало страшно. Причина была банальна – Лиза хотела дать ей очередную конфету, уже примерно двадцатую, а Надежда этому воспрепятствовала. Рёв был громким, истошным, непримиримым. Все озаботились этим делом и начали прилагать усилия для скорейшего воцарения мира и тишины. Но не так-то просто было добиться этого. Видя, что сама Лиза уже готова расплакаться от стыда за свой опрометчивый шаг, Маринка стрельнула у дяди Кости парочку сигарет с зажигалкой и потащила неосторожную девушку из избы.

– Уходим, уходим! Пора нам подышать воздухом.

Рёв был слышен и за дверями, так что пришлось выйти за калитку. Маринка там закурила. Лиза сказала ей, что не курит. Она казалась очень взволнованной. Нужно было её хоть как-нибудь подбодрить.

– Не переживай, – хлопнула её по плечу Маринка. – Я в её возрасте даже ещё громче орала, если мне что-нибудь не давали. К Лёньке пойдём? Мне кажется, что ребята там собрались.

– Да наверняка!

И пошли. День клонился к вечеру, но до сумерек оставалось ещё часа полтора. Приближаясь к Лёнькиному забору, девушки за две сотни шагов услышали звук баяна. Уровень баяниста был ниже среднего, но угадывался восточный мотив. Потом баян смолк, и властный девчоночий голос крикнул:

– Катька, ты дура? Лучше кота сюда принеси и дёргай его за хвост! Красивей получится! Кто-нибудь мне включит музыку или нет?

Другой девчоночий голос что-то ответил с ещё большим раздражением, вскоре после чего громко зазвучала песня Зизи Адель.

– Наташка решила потанцевать, – объяснила Лиза, тревожно нахмурив брови. – Вот ужас!

– Что здесь ужасного? – удивилась Маринка.

– То, что танцует она для Лёнечки! Кто бы ей объяснил, что всё это без толку?

– Почему?

В ответ Лиза промолчала, и у Маринки мелькнула скверная мысль. Они уже были возле калитки, запертой изнутри. Песня продолжала звучать, делаясь всё более быстрой и зажигательной.

– Как бы мне на это взглянуть? – спросила Маринка. – Может, есть какая-нибудь задняя калитка?

– Нет. Только та, что здесь. Попробуй тихонечко за забор схватиться и подтянуться.

Маринка немедленно это сделала. Высота забора не превышала двух метров, и подтянуться более-менее удалось, но руки сейчас же начали разгибаться. Лиза пришла на помощь новой соседке – взявшись за её пятки, что было силы стала способствовать продвижению вверх. Благодаря этому голова Маринки полностью оказалась выше забора и продержалась там секунд пять. Этого хватило, чтобы с лихвой наглядеться и сделать выводы.

Лёнька, Мишка и Витька сидели близко друг к другу на лавочке у терраски. Витька держал смартфон, из которого и звучала песня Зизи Адель. Парни были вынуждены тесниться, так как бок о бок с ними расположились на лавочке ещё двое – девочка в сарафанчике и баян, поставленной рядом с нею. Было вполне очевидно, что ей пришлось поставить его, чтобы осушить гранёный стакан с красным содержимым, чем она в ту минуту и занималась, сморщив прелестный носик. Ещё четыре стакана, уже пустых, очень неприглядно стояли на самом краю ступеньки, рядом с которой был конец лавочки. По соседству с ними высилась совершенно уже пустая бутыль, виденная утром Маринкой под верстаком. Но это было ещё не самое страшное! Витька с Лёнькой курили, устроив соревнование, кто из них затянется глубже и не закашляется, а Мишка скучно зевал. Танец симпатичной девчонки, которая перед ними крутилась очень недурственно, запрокинув голову, вскинув руки над ней и делая завлекательные движения животом, их не волновал абсолютно. Была Наташка в тюрбане – да, да, в самом настоящем синем тюрбане с белым пером, танцевальном топике, длинной юбке и мокасинах. Хоть её танец по качеству всё же несколько уступал костюму, она заслуживала внимания. Не последнюю роль в её привлекательности играли белые волосы, что струились из-под тюрбана нежными и упругими кольцами до лопаток. Да и лицо с зажмуренными глазами, сияющее возвышенным упоением, не оставило бы спокойным и, уж тем паче, зевающим никакого джигита. Но не джигиты, видимо, плотно сидели на лавочке рядом с Катькой, а чёрт-те что. Сделав такой вывод, Маринка с помощью Лизы тихонечко приземлилась и задала ей вопрос:

– Где она взяла такой дорогой костюм для арабских танцев?

– Отец ей всё покупает! И Катьке тоже. Он их в посёлок три раза в неделю возит, и там они занимаются – одна танцами, а другая музыкой.

– Поняла. Ну, давай войдём?

Лиза постучала в калитку. За нею сразу же сделалось очень тихо, потом возникла негромкая, но активная суета. Открылась калитка несколько раньше, чем ожидала Маринка. Первой, кого она и Лиза увидели, оказалась Наташка, имевшая тот же вид, в каком танцевала. Впрочем, не совсем тот же – была прибавлена выразительная улыбка. Она, как по волшебству, осенила личико старшеклассницы блеском зрелой и обольстительной красоты. Тюрбан и изящный жест, с которым Наташка, открыв калитку, сделала шаг назад, давали ей сходство с вымуштрованной рабыней. Но сходство Лёньки с султаном было практически никаким, уж не говоря о его друзьях. Все трое сидели с такими физиономиями, что можно было подумать – их отвлекли от филологического разбора пьесы «На дне». У Катьки лицо было чуть попроще. Она, скорее всего, задумалась над романом «Отцы и дети». Или над тем, не бросится ли в глаза Маринке бутыль, кое-как засунутая под лавку. Ни сигарет, ни стаканов, ни признаков сожаления совершенно не было видно.

– Мы репетировали, – вполне уверенным голосом сообщила Наташка, вдвинув засов калитки в её стояк и вновь оказавшись перед глазами вошедших дам. Пленительная улыбка не исчезала с её лица, длинные ресницы быстрыми взмахами то гасили, то открывали сияние карих глаз, направленных на Маринку.

– И что же вы репетировали? – поинтересовалась та, засияв глазами не менее дружелюбно и столь же трогательно. – Спектакль «Три поросёнка»? Мне кажется, в книге нет ещё двух свиней.

Наташка расхохоталась, хлопнув себя руками по бёдрам.

– Вот это шутка так шутка! Лиза, ты слышала? Ой, я лопну сейчас от смеха!

Робкий и тихий смех послышался также с лавочки. Но Маринке было противно туда глядеть, и она опять взялась за Наташку:

– Судя по твоему костюму, это была уже генеральная репетиция. Ты, как я понимаю, готовишься к выступлению?

– Ну конечно! На следующей неделе вся наша танцевальная школа поедет в Старую Руссу, и мы там выступим перед публикой в зале на семьсот мест. Говорят, что будет и руководство области, и московская делегация! Представляешь? А у меня мандраж начинается перед публикой, вот поэтому я мальчишек и попросила внимательно на меня смотреть. А ты Лёнькина сестра, да? Из Москвы? Марина?

– Да, она самая. У вас есть ещё какое-нибудь бухло? Или вы всё вылакали уже?

Признаков смущения или страха по-прежнему было ноль. Послав Катьку в погреб, куда она побежала прямо вприпрыжку, Лёнька достал из больших карманов своей джинсовки стаканы и сигареты. Наташка, Витька и Мишка ринулись в дом. Первая вернулась с двумя дополнительными стаканами, а её напарники вытащили два стула и маленький круглый стол на высоких ножках. Катька, вернувшаяся из погреба, водрузила на этот столик миску с солёными огурцами, шмат сала и самогонку в бутылке из-под шампанского.

– Красота какая! – цокнула языком Маринка, когда все оперативно расселись и Витька выдернул из бутылки пробку. – Я ведь имела в виду вино!

– Вино уже кончилось, – заявила Катька, длинным ножом разрезая сало. – Да это слабая самогонка!

– Ты, как я вижу, уже эксперт?

– Она не сопьётся, – успокоительно помахала Лиза рукой. – После двух стаканов её будет выворачивать наизнанку. Наташка вот может спиться. Витенька, мне чуть-чуть! Пару капель.

Наташка стала смеяться. Было неясно, на что она намекала этими звуками. Но никто не заинтересовался данным вопросом, поскольку Витька уже успел всем налить.

– Девчонки, за вас, – провозгласил Лёнька, взяв свой стакан. И сразу же выпил. Все остальные последовали его примеру, а затем долго жевали сало и хрумкали огурцами. Напиток был неплохим.

– У вас в Старой Руссе будет общее выступление? – задала Маринка новый вопрос Наташке после того, как выпили по второй и между сестричками вспыхнул мелкий конфликт, вызванный желанием младшей опять взяться за баян. – В смысле, групповое? Или же каждая ученица выступит с индивидуальной программой?

– Сначала будут общие выступления, а затем пойдут индивидуальные, – объяснила танцовщица. – Но, конечно, не каждая ученица выступит, а лишь те, кого отобрали преподаватели. В нашем списке – я, Алиска Шпынёва и Галька Фомкина. Среди нас и лучших танцовщиц из других студий выберут победительницу.

– И что же она получит в качестве приза?

– Жёлтый тюрбан. Сейчас, как ты видишь, у меня синий. Жёлтый считается символом царской власти. Этот тюрбан будет подтверждением титула, так как победительницу объявят ханшей Валдая.

Юная баянистка сделала вид, что лопается от смеха. Мишка пихнул её локтем в бок, чтобы успокоилась. Она, видимо, уважала Мишку и сразу же перешла с громового хохота на хихиканье.

– Ханшей Валдая? – переспросила Маринка. – Вот прелесть-то! То есть, не султаншей, а ханшей?

– Именно так, – кивнула Наташка. – Сперва хотели, чтобы была султанша, однако потом решили, что это будет не в наших отечественных традициях. А вот ханша – другое дело.

– Естественно! А кто будет голосовать? Жюри или зрители?

– Ну конечно, голосовать будут зрители. А решать, какая из девушек победила, будет жюри.

Маринка обвела взглядом всех своих собутыльников, любопытствуя, кто из них охренел сильнее. Но ничего похожего вовсе не было. Никто салом не подавился, кусок огурца не выплюнул. Впрочем, Лиза спустя примерно минуту чуть улыбнулась.

– Совсем как на президентских выборах!

– Начинается! – неожиданно закатила Катька глаза. – Опять наша Варя всем недовольна! Извините, Елизавета Андреевна, что родная наша страна опять вам не угодила! Простите, ваше высочество! Представляешь, Маринка – у нас тут, в Ершовке, не только ханша, но и принцесса есть! И всё ей не по нутру в её королевстве! Одни кругом дураки, которые ничего не умеют делать!

– Нет, «Разговоры о важном» в детских садах и школах делаются, я вижу, на высшем уровне, – удручённо повесила Лиза нос. – Зачем так кричать? Наташенька, пусть она поиграет нам на баяне!

– Нет, пусть уж лучше орёт, – сделала решительный жест Наташка, и парни с ней согласились. Это взбесило Катьку ещё сильнее. Она потребовала, чтоб Витька опять налил, но вышло по капле каждому. Быстро высосав свою каплю, Катька продолжила:

– В восемнадцать лет и без жениха! Конечно, чему тут радоваться? Но никто ведь не виноват, что у тебя крыша съезжает уже конкретно! Ты же не думаешь ни о ком, кроме как о своём Евпатии Коловрате!

Лиза мгновенно залилась краской. И то, что парни вместе с Наташкой самым серьёзным образом пригрозили Катьку немедленно утопить в водосборной бочке, если сама не заткнётся, не помогло. Хоть Катька заткнулась, в глазах её оппонентки блеснули слёзы. Она вскочила с желанием убежать, но Маринка силой остановила её. С помощью Наташки заставила опять сесть.

– Не переживай, – сказала Наташка, взяв руку Лизы. – Я дома её убью, если отец с матерью ей башку не открутят за самогонку! Возьму и придушу ночью.

Лиза уже держала себя в руках. Почти то же самое можно было сказать про Катьку. Она надулась и начала хрустеть пальцами, угрожая им переломом, что обрекало на риск её музыкальные перспективы. Но никого это не встревожило. У Наташки возник вопрос, нет ли самогонки ещё.

– Надо тормознуться, – заметил Мишка. – Скоро уже все наши пойдут домой.

Все с ним согласились. Катькины пальцы не прекращали хрустеть один за другим.

– Евпатий Коловрат? – решилась переспросить Маринка, внимательно наблюдая за Лизой. – Что-то знакомое. Кажется, про него был какой-то фильм.

– Просто идиотский, – быстро заговорила Лиза, словно её прорвало. – Не нужно его смотреть! Читайте роман «Батый» Василия Яна. В нём всё описано чётко.

– Откуда ты это знаешь? – стал провоцировать Лёнька. – Была там, что ли?

– Нет. Разумеется, не была. Но у тёти Светы – два шкафа с Карамзиным, Ключевским, Костомаровым, Соловьёвым. Я прочла всё.

– Ну так расскажи! Маринка же не в курсах.

Катька и Наташка одновременно зевнули. Но Лизу было уже не остановить. Она начала рассказывать, сняв косынку с тёмных своих волос и скомкав её в руке:

– Глубокой осенью тысяча двести тридцать седьмого года внук Чингисхана, Батый, со своими полчищами вступил в пределы Руси, чтобы покорить её и двинуться дальше, на Западную Европу. Первой на его пути оказалась Рязань. Она не хотела сдаться, и хан велел убить рязанских послов, которые прибыли в его ставку. Главным среди послов был сын рязанского князя, Фёдор. Услышав о смерти княжича, его молодая жена Евпраксия, взяв своего грудного младенца, бросилась вниз с высокой теремной башни. Рязанцы во главе с князем вышли против Батыя, но отступили. Их было чересчур мало. И всё монгольское войско обрушилось на Рязань. Город защищался пять дней, но на шестой пал и был уничтожен вместе с людьми. Затем Батый двинулся на Владимир, взяв по пути Коломну, Москву и прочие города. Но вскоре ему пришлось ещё раз встретиться с рязанцами, и нерадостной была для него та встреча. Один из знатных рязанцев, молодой воин Евпатий Коловрат, во время беды с его родным городом находился в Чернигове. Прискакав обратно, он на месте Рязани увидел лишь пепелище, усеянное телами. Узнав от тех, кто сумел спастись, что произошло, Евпатий решил поквитаться с завоевателями. С ним было несколько сотен конных черниговцев. По пути к нему присоединились воины и охотники из Рязани, которые убивали монголов на лесных тропах. Всего набралось тысяча семьсот храбрецов, и этот отряд настиг стотысячную орду Батыя в Суздальских землях. Василий Ян утверждает, что битва произошла возле Переславля. Сходу набросившись на монголов, черниговцы и рязанцы стали рубить их так, что те пришли в ужас. Видя, что его армия отступает, Батый велел лучшему своему богатырю, Тогрулу, убить Евпатия в поединке. Два этих воина встретились, и Евпатий тут же сразил монгольского исполина. При виде этого остальные монголы начали разбегаться в панике, потому что Тогрул считался непобедимым. Перепугался и хан Батый со всеми своими военачальниками. Они приняли решение пустить в ход китайские камнемётные машины. Под градом больших камней, которые применялись для разрушения городов, спастись было невозможно. Когда Батыю принесли тело Евпатия Коловрата, хан распорядился похоронить его с воинскими почестями, что и было исполнено. Вот и всё, что известно о рязанском богатыре Евпатии Коловрате.

Кончив рассказ, Лиза повязала косынку. Дрожание её рук бросалось в глаза. Наступали сумерки.

– Интересно, – проговорила Маринка, взяв со стола последний огурчик. – А точно ли это правда? Очень похоже на вымысел.

– Это правда, – ударила кулаком по коленке Лиза. – Некоторые историки сомневаются в этом лишь потому, что Рашид-ад-Дин, описавший завоевание Руси Батыем, не упомянул о Евпатии. Но ведь он не упомянул также о сражении на реке Мологе, в котором Батый разгромил войска великого князя всей северо-восточной Руси, Георгия Всеволодовича! Почему ж никто из учёных не сомневается в том, что битва эта была?

– Но ведь в любом случае твой Евпатий давно уж мёртв, – сказала Наташка. – Зачем ты всё о нём думаешь?

– Я не знаю. Мне хочется о нём думать.

– А он тебе не мешает думать о ком-нибудь помоложе?

– Да лучше думать о мёртвом, чем о таких вот живых, – вяло указала Маринка на трёх унылых задротов, которые неказисто вынули сигареты. И закурила сама. – Я буду удивлена, если хоть один из них возьмёт что-нибудь тяжёлое и поедет в Старую Руссу!

– Лёнька возьмёт свой маленький инструмент, – блеснул умом Мишка. – Он неподъёмный.

Маринка бросила взгляд на Лизу и двух сестёр. Те не обозначили ни смущения, ни досады, ни оживления. Просто молча перевели скучающие глаза на Лёньку, интересуясь, выкрутится ли он из неловкости. Тот курил и глядел сквозь дым на сумеречные звёзды, делая вид, что мыслями пребывает на том же уровне и дурацкие шутки проходят мимо его ушей.

– Откуда ж такая тяжесть в маленьком инструменте? – не удержалась Катька. – Может, он свинский?

Тут мысли Лёньки помимо его желания отделились от звёзд. Он недоумённо вытаращил глаза на Катьку. Витька под общий хохот её решительно опроверг рассказом о своих боровах, проявлявших большое рвение в деле улучшения демографии.

– Вы не поняли, – перебила его Наташка. – Она хотела сказать, свинцовый!

Всем стало ещё смешнее. Видя, что разговор зашёл не в ту степь и уже темнеет, Маринка сильным щелчком метнула через забор окурок и встала.

– Всё, по домам, – сказала она. – Самогонка кончилась. И родители ваши сейчас вернутся.

Гости немедленно разошлись, заверив Маринку, что были рады с ней познакомиться. Наводить во дворе порядок пришлось хозяевам. После мытья посуды Маринка стала зевать. Глаза у неё слипались. Поэтому ругать Лёньку она не стала, а просто молча дала ему подзатыльник и поднялась к себе на мансарду, чтобы лечь спать. В окне сиял месяц. С полей веяло прохладой. С трудом найдя выключатель, Маринка вынула из комода постельные принадлежности, застелила кровать и прошлась по комнате, потому что при свете слабенькой лампочки та представилась более интересной, чем при дневном. Обои в углу топорщились и загадочно шелестели от ветерка из окна. Маринка решила утром заставить Лёньку заняться ими. В старом шкафу, который угрюмо и выжидательно занимал противоположный угол, стояли книги – Стендаль, Достоевский, Цвейг, Набоков, Шекспир. И ещё какие-то. Среди них бросилось в глаза странное название – «Циники». Эта книга была не очень объёмная, и Маринка решила на днях её прочитать. Ну, по крайней мере, открыть. Не успела она опять подойти к кровати и расстегнуть на джинсах ремень, как ей позвонила Женька.

– Ты где? – спросила она.

– В доме, на мансарде. Сейчас уже лягу спать. Ты чего звонишь?

Женька второй раз сообщила, что подала заявление об уходе с работы и дня через три приедет. Слушая её подробный рассказ о склоках и разногласиях на подстанции, а затем о скандале с Иркой, Маринка неторопливо разделась, щёлкнула выключателем и легла. Закуталась в одеяло. Безмолвная темнота, нависшая над таёжным краем, уставилась на неё жёлтыми глазами с недружелюбной пытливостью. Было капельку жутковато.

– Ну, что ты скажешь о своём брате? – спросила Женька, почувствовав, что её рассказ становится утомительным для Маринки. И чиркнула зажигалкой.

– Парень с характером, – был ответ.

– Так это ведь хорошо!

– Кажется, не очень.

– Но почему? У него проблемы, что ли, какие-то?

– Да, – сказала Маринка и обстоятельно поделилась массой своих впечатлений о жителях деревушки. Особенное внимание было уделено восточному танцу и разговорам вокруг него.

– Я всё поняла, – усмехнулась Женька, ворочаясь на своём скрипучем диване. – Ты думаешь, что мальчишки интересуются не девчонками, а друг другом?

– Да тут ведь и думать нечего! Лиза прямо сказала, что зря она так старается!

– Кто? Наташка?

– Да, разумеется! А она и вправду очень старалась! Была готова взлететь!

– Ну, это естественная потребность. А что касается слов этой ненормальной, то ты их просто неправильно поняла. Она подразумевала, что Лёнька влюблён в неё, поэтому у Наташки шансы отсутствуют.

– Да ты что? – ахнула Маринка. – Не может этого быть!

– Почему не может? Ты что, не знаешь этих тихонь, тем более деревенских? За пять с половиной лет я их откачала сто двадцать штук. Пацанчик по заднице её хлопнет, она тут же начинает по всей деревне трубить о своей предстоящей свадьбе, а когда вдруг выясняется, что он лазит на сеновал с другой, вскрываются вены! Ты глаз с неё не спускай, а то и тебя полоснёт чем-нибудь по горлу.

– Да хватит гнать! Нет, слушай, серьёзно – я сама видела, что никто из них на Наташку даже и не глядел, когда она танцевала!

– Это нормально, если, как ты говоришь, им всем по шестнадцать лет. Ты знаешь, чего они боятся больше всего на свете? Так я скажу тебе. Покраснеть при взгляде на девку!

– Ой! Ой-ой-ой! Что-то не особо они краснели, когда шутили про член! И, кстати, про Лёнькин!

Тут Женьке стало смешно. Опять закурив, она пробубнила сквозь зубы:

– Во-первых, пьяные были. А во-вторых, не стали бы они о нём говорить, если бы всё было именно так, как ты это видишь. Впрочем, проверь.

– Это каким образом?

– Ну, пройдись перед ним как бы невзначай в голом виде и посмотри на реакцию.

У Маринки дух захватило.

– Женька, ты дура? Или вы с Иркой там накидались вечером? Надо всё-таки хоть немного соображать, скотина, что ты несёшь!

– Слушай, отвали! Хорошо, приеду – сама за него возьмусь. Если у него штаны лопнут в душе, когда он мне будет спинку тереть, тебе полегчает?

Смартфон в руке у Маринки едва не треснул по всей длине. Назвав Женьку мразью и сукой конченой, она выключила его и тут же уснула.