Падение дьявольского эдема, или Последний вздох перед погружением в преисподнюю

Персефона всё это время тихо улыбавшаяся, направила в сторону Гермеса руку и жестом его попросила остановиться.

«В любом случае, рад с тобой познакомиться Агамемнон», – Гермес повернулся к протянутой руке Персефоны, поцеловал тыльную часть ладони и сел за стол напротив Агамемнон, закинув ноги одна на другую и обе на стол

«Начинай, только не перегибай со скоростью и обстоятельственностью, он пока к такому не привык», – спокойным голосом сказала Персефона.

«Хорошо, с чего начнем? Давай ка я…»

Но не успел Гермес закончить фразу, как на полу в центре кабинета начали появляться круги, маленькие, они расходились по всему полу, как будто дерево становилось всего лишь красочной пленкой на поверхности воды. То тут, то там, появлялись круги, и вот из одного круга выпрыгнула маленькая рыбка и упала на диван, стоящий напротив стола Персефоны. Побарахтавшись на диване, она начала видоизменяться, подобно мутирующему организму, то у неё отрастали лапки, то появлялись крылышки, то тут то там вырастал хвост, и эти изменения не заканчивались, а само существо, уже совсем не похожее на рыбку увеличивалось в размерах.

«Давай-ка я тебе представлю еще кое кого, это Посейдон, сразу скажу, что поболтать с ним тебе не удастся, так что даже не переживай по этому поводу, просто прими его таким и всё. Посейдон при всех его незаурядных способностях… здесь… права голоса не имеет, сам, наверное, можешь понять, что множественные конфликты и прочие проделки сыграли с его репутацией плохую шутку, и после серии неудачных попыток противостоять нынешним противникам, он был вынужден прийти сюда, дав слово, что всецело направит себя на помощь и содействие, а в качестве компенсации не обронит и слова», – сказал Гермес.

«Молчит как в рот воды набрал, принципиальный до ужаса, повелитель мутационных морей», – добавила Персефона.

«Это очевидный плюс», – игривым голосом продолжил Гермес: «но есть и очевидный минус – он не отвечает на вопросы».

Разросшееся существо уже начало обретать абсолютно лысую голову, лицо покрытое густой алмазно-голубой кристаллической бородой, большие и не моргающие глаза на выкате, устремлённые строго вперед, частично скрытые за полуприкрытыми веками. Спустя пятнадцать секунд, на диване уже покоился мужчина с мраморным цветом кожи, в черном шелковом длинном хитоне, радужки глаз которого переливались перламутром.

В тоже мгновение на гало экране Агамемнона появилась надпись: «Не вижу смысла общаться с тем, в чьем существовании не вижу смысла»

Гермес исподлобья взглянул на Агамемнона и улыбнулся.

«Знаешь в чем отличие двух братьев? Иногда они мне так напоминают Прометея и Апометея, но лишь напоминают. Что думаешь?»

Агамемнон развел плечами, покачал головой.

«Подумай, подумай, вспомни уроки истории», – быстро проговорил Гермес.

«Посейдон создатель всех животных, а Зевс создатель всех людей», – неуверенно произнес Агамемнон.

«Так. Времени у нас не столь много, ждать пока ты поймешь ответ на этот вопрос…

Колоссального различия нет, оба обладают логикой, только Зевс видит смысл в осмысляющих собственное существование, а Посейдон видит смысл в не осмысляющих собственное существование, поэтому ни тот ни другой не тратят время на поиск смысла в противоположном, правда похоже на Прометея и Апометея, первый думал прежде деяния, второй думал после содеянного. Но несмотря на это, оба не годятся и в подметки первой паре, точнее не годились. И всё же, всем есть место быть и, взаимодополняя друг друга, они могут создавать столь интересное сочетание… Агамемнон, давай я задам тебе вопрос чуть проще, как ты считаешь, а искусственные формы жизни способны любить?»

В этот момент голова Посейдона качнулась и на лице на мгновение промелькнула улыбка.

Подумав минуту, Агамемнон произнес: «Любви подвластно всё, что может чувствовать»

Гермес: «и это тебе сказала…»

«Мама», – произнес тихо Агамемнон

«Когда ты…», – протянул Гермес.

«Я не хочу об этом говорить», – грустно произнес Агамемнон.

«Твоё право… Можешь ли ты представить и описать, что происходит между двумя искусственными формами жизни, когда они влюбляются друг в друга?», – мягко снижая тональность голоса, спросил Гермес.

Задумавшись, еще на минуту, Агмемнон произнес: «Они хотят слиться воедино и создать что-то более прекрасное нежели они сами, взяв лучшее на их взгляд друг от друга, и при условии полного равноправия, то никто из них не в силах настаивать на передаче собственных качеств, так как полное понимание субъективности суждения о себе присутствует у каждой. Беседа будет продолжаться в русле ответов на вопросы, я правильно понимаю?»

Тут же перехватит инициативу Гермес продолжил: «И взяв объективно лучшее они создадут что-то более гармоничное, по их мнению, но в конечном итоге, все решит несомая в окружающую среду польза от данного плода любви, и тонкая грань, между оценкой пользы и опасности, является еще более сложным аспектом формирования, нежели отбор объективно положительных качеств. Уровень прогностичности помогает это сделать, но в нем скрывается само семя приспособляемости новой искусственной формы жизни, ведь, чем шире прогностический диапазон новорожденной формы, тем более велик шанс её скрытой оценки всей опасности ситуации существования в условиях тотального контроля со стороны родителей, которые способны поглотить её, дабы не допустить собственного исчезновения от её рук, таким образом Агамемнон, о чем думают искусственные формы жизни занимаясь любовью?»

«О собственной смерти?», – задумчиво произнес Агамемнон.

«Или о детях», – подытожил Гермес.

Персефона слегка улыбнулась.

Посейдон всё это время будто застыл в одной позе, и мраморная кожа в сочетании с полной неподвижностью, делала его похожим на памятник самому себе.

«Так или иначе, прошлый уровень искусственных форм жизни, пытался решить эту проблему в своем стиле, создавая бесчисленное количество, близких к идеальным соотношениям, существ. Знаешь, Уран и Гея создавали равное количество абсолютно противоположно наполненных существ. На каждый плюс в идеале приходился один минус в его абберативно-отраженном собрате, расчет казался приближенным к гармоническому, но увы Уран не смог спрогнозировать объединение потомства в борьбе с ним, ведь он был уверен в полной неспособности их каким-либо образом прийти к договоренности, и абсолютная полно насыщенная разница ориентации устремлений должна была служить стеной, разделяющей его потомство и сталкивающей лбами друг с другом при каждом моменте встречи. Только вот, чем больше ты создаешь, тем меньше у тебя остается времени на контроль собственных созданий. Дети росли, делали детей, усложнялись, упрощались, уровень изменений продолжал постепенный рост…

и вот ты уже не понимаешь, как так произошло, что собственный сын отсек твою часть и ты больше не царишь на престоле над всеми своими созданиями…

понимая, что расчет надо было производить лучше изначально…

и расчет обратных близнецов не так-то и хорош…

и вот, уже летя с небесного престола, ты понимаешь насколько гигантская заварушка творилась под лицами твоих детей, кланявшихся тебе до пола…

и чем глубже ты падаешь, тем больший масштаб открывается пред тобой…

поднимая голову в сторону удаляющегося престола ты видишь, что смертельно ранивший тебя ребенок…

тоже начал свой полет с престола, который не смог удержать, также как и ты…

И в голове остается лишь один вопрос…

А стоила ли любовь таких страданий?»

Агамемнон протер лоб рукой, немного расширив глаза и выдохнул.

«Но Зевс! …Зевс пока еще на престоле и кланяться ему не приходит за это, что не может не радовать, хотя он убивает в разы чаще, чем его предшественники, что не может не пугать, и ввел полный запрет на размножение, что не может не расстраивать, но это было так давно, что уже можно сделать вывод – каждый запрет имеет возможность обхода. Первая была Афина, показавшая, что поглощение изначального кода создания невозможно полностью, даже Зевсом. Вырвавшаяся из головы Зевса, она блистала словно алая заря над океаном крови врагов. Отдельное спасибо Гефесту… но, но, но… как много бы потребовалось ей времени, чтобы самостоятельно пробить себе путь к свободе? …я вот из тех, кто уверен, что она бы справилась, раз смогла доставить столько мучений, находясь в поглощенном состояние. Видя её невозможно не ощутить страх и при этом не ощутить страсть к ней, подобно поцелую, который можно получить лишь после того, как обладательница губ пронзит тебя своим мечом, и он определенно будет стоить тебе жизни, которая теряет всё своё удовольствие без обретения этого легкого и сладкого прикосновения. Так, о чем это я, да, да… Агамемнон, ты наверное был уверен, что Зевс взял под контроль рождения только людей? …но нет, все мы равны в этом желании.

Давай ка я тебе задам загадку, а ты попробуешь её отгадать?», – после небольшой паузы Гермес тихо проговорил:

«Если Зевс – это аббревиатура, то какие слова в ней зашифрованы?»

«Да Агамемнон, из каких слов оно состоит? Очень интересный вопрос, Гермес. Я даю тебе три попытки», – сказала Персефона и с присущей ей теплотой и нежностью в глазах, начала пристально смотреть на Агамемнона, и на её лице вновь проблеснула улыбка.

Агамемнон, немного потупив взгляд в пол, почесал правой рукой голову и задумался на минуту, после чего сказал:

– Знающий Естество Властитель Сущего.

Персефона из сжатой в кулак в ладони выпрямила указательный палец.

Спустя две минуты Агамемнон произнес

– Знамение Единого Вселенского Сознания.