Дракон и Король Подземья

– Я все поняла, милорд! Никто и шагу близко не ступит! – захлебываясь от восторга, проговорила Мэй Хизер.

– Когда я сочту возможным, то зайду в буфетную и постучу по кастрюле рукояткой ножа. После этого можно без опаски заходить в Большой зал. А теперь ступай и исполни то, что я повелел.

– Слушаюсь, милорд! Я мигом, милорд!

Мэй повернулась и опрометью выбежала из зала. Проводив служанку глазами, Джим повернулся к лучнику.

– О чем ты хотел рассказать мне, Дэффид?

– О той опасности, которая нас может подстерегать. По воле случая мы можем не вернуться из Лионесса.

Глава 16

Джим изумленно взглянул на лучника.

– Я решил рассказать об этом только тебе, Джеймс, – продолжал Дэффид. – Даниель и Геронда и так взбудоражены, а если они узнают, что мы рискуем не вернуться назад, то устроят настоящий скандал. Да и Анджела может не на шутку встревожиться.

– Ты принял правильное решение, Дэффид, – ответил Джим. – Одно странно: ты говоришь, что мы рискуем не возвратиться из Лионесса по воле случая. Ты хочешь сказать, что мы не сможем помешать этой случайности?

– Я хочу сказать, что мы идем на известный риск. Если бы с нами был Каролинус, то, возможно, он научил бы нас, как избежать опасности. Я передаю тебе то, о чем слышал в детстве. В Уэльсе до сих пор ходят истории о том, как в давние времена попавшие в Лионесс люди оставались там навсегда, и не оттого что разгневали Бога или не проявили твердости духа, а лишь потому, что им выпал несчастливый жребий, как неудачнику выпадают проигрышные очки за игральным столом Говорят, тому были свидетели, сумевшие вырваться из Лионесса.

Джим задумался. То, о чем рассказал Дэффид, походило на старое предание или даже на сказку, плод досужей фантазии. Однако не вызывало сомнения, сам Дэффид отнесся к своему рассказу серьезно, и, хотя он не подавал виду, быть может, в нем пробудился неясный страх, который он испытал в детстве, когда ему рассказывали страшную сказку. Рассказ Дэффида даже Брайена привел бы в смятение. Что тогда говорить о Геронде и Даниель! Они с ума сойдут, если узнают об опасности, подстерегающей путников в Лионессе. Встревожится и Анджела, хотя и не потому, что верит в предания. Она сама может дать волю воображению. Дэффид прав, его рассказ надо держать втайне.

– Может быть, мы сумеем защитить себя в Лионессе с помощью магии? – неуверенно проговорил Джим.

– Своим искусством ты сможешь воспользоваться только на Затонувшей Земле, – ответил Дэффид. – Там живут обыкновенные люди. Я это знаю доподлинно: у валлийцев и тех людей общие предки. А вот обитатели Лионесса похожи на людей только внешне. У них своя жизнь. Лионесс – страна сама по себе, магия чужестранцев там не срабатывает.

– Тогда я не представляю, как уберечь нас от возможной опасности, – признался Джим.

– Да и я тоже, – ответил лучник. – Я лишь посчитал своим долгом предупредить тебя о том ударе судьбы, который, возможно, обрушится на нас в Лионессе. Как только мы отправимся в путь, надо и Брайену сообщить о вероятной опасности.

Лучник замолчал и задумчиво посмотрел на Джима.

– Мне кажется, Дэффид, ты хочешь еще о чем-то рассказать мне, – предположил Джим.

– Еще об одном предании. Глядишь, оно поможет нам найти Роберта. Рассказывают, что детей крадут злые фейри. Обычно на месте кражи взамен похищенного дитя они оставляют другого ребенка или какую-то вещь. Анджела сказала мне, что после исчезновения Роберта в его колыбели ничего лишнего не было. И все же не исключено, что мальчика похитили фейри. У них могла быть причина ничего не оставить взамен младенца.

Джим задумался. Стоило узнать о поверье подробнее. Однако пока он решал, какой вопрос задать первым, лучник заговорил снова:

– Рано утром в сопровождении трех солдат к тебе приезжал какой-то юнец в темно-зеленой шляпе с пером и в зеленом камзоле поверх кольчуги. С ним разговаривала Анджела. Он передал ей пакет для тебя. Я рассудил, что ты еще не знаешь об этом.

– Впервые слышу! – воскликнул Джим и осекся. Его удивление было не к месту. Он выставил Энджи в дурном свете. – Впрочем, я уверен, в письме ничего важного нет, поэтому Анджела мне пока и не сказала о нем, – поспешно добавил Джим и, не торопясь, поднялся из-за стола. – На всякий случай, схожу узнаю, что за письмо мне принесли.

Внезапно со двора донесся рассерженный голос. Джим прислушался. Голос Брайена! Кто-то вывел рыцаря из себя. Только этого не хватало. Брайен еще не окреп.

– Надо пойти узнать, что случилось, – сказал Джим. – Ты сходишь со мной во двор, Дэффид?

Лучник кивнул, встал из-за стола и надел на одно плечо лук, а на другое – колчан со стрелами.

Во дворе Брайен на чем свет стоит распекал конюшего, который, держа в руке шляпу, с тоской во взгляде поглядывал то на рыцаря, то на стоявшего рядом с ним Бланшара. За спиной конюшего переминались с ноги на ногу конюхи, а через двор к конюшне спешил кузнец.

– Ты как нельзя вовремя, Джеймс! – воскликнул Брайен, заметив Джима и Дэффида. – У Бланшара вот-вот отвалится одна из подков, а эти бездельники до сих пор даже не почесались.

– Прошу прощения, милорд, – обратился к Джиму конюший, – этот конь никого не подпускает к себе. Нам даже пришлось бросать ему корм через стенку из соседнего стойла. И все-таки я собирался вывести его на разминку, но у меня были другие дела и я не успел…

– Да какие могут быть другие дела, если Бланшар застоялся в конюшне? – взорвался Брайен. – Твоя задача в первую очередь ухаживать за Бланшаром. – Брайен поймал взгляд Джима, замялся и обронил. – И, конечно, за Оглоедом. – Рыцарь перевел дыхание, обвел глазами конюхов и снова повысил голос:

– А никто из вас даже не удосужился приглядеть за Бланшаром. И вот результат: еще немного и он потеряет подкову. Ее надо прибить к копыту. Немедленно!

К Бланшару подошел кузнец. Он опустился перед конем на колени и взял в руку его правую переднюю ногу.

– У него треснуло копыто, – изрек кузнец и взглянул на Брайена. – Совсем небольшая трещина, но торопливость делу не поможет. Я сначала зачищу коню копыто, а уже потом поставлю подкову. – С этими словами кузнец вытащил из-за пояса нож и принялся за работу.

– О Боже, дай мне терпение! – простонал Брайен и повернулся к Джиму. – К тебе приезжал посыльный, Джеймс. Он привез тебе какой-то пакет. Я забыл тебе сказать об этом, когда ты был у меня. Пакет у Анджелы.

– Тогда я пойду к Энджи, а тебе лучше возвратиться в Большой зал и передохнуть, – ответил Джим. – Нам скоро в дорогу.

– Если мы только отправимся в эту дорогу, – проворчал Брайен.

– Да я мигом. К Энджи и обратно. Как только прочту письмо, спущусь вниз. А ты пока выпей кубок вина.

– Мне можно выпить вина? – просияв, спросил Брайен.

– Можно, только не очень много. Пока ты спал, я сделал тебе переливание крови, но ты все еще слаб.

– Да воздаст тебе должное святой Брайен! – воскликнул рыцарь и зашагал в Большой зал.

Джим с Дэффидом последовали за ним. Оставив лучника в зале, Джим зашел в буфетную, выбрал самую большую кастрюлю, постучал по ней рукояткой ножа и направился в башню.

Поднявшись по винтовой лестнице, Джим остановился у дверей в спальню, отдышался, отворил дверь и вошел в комнату.

Энджи сидела за столом, подперев голову руками, и задумчиво смотрела в окно.

– Энджи, мне прислали письмо? – спросил Джим, усаживаясь за стол.

– Да, дорогой, – подтвердила Энджи и пододвинула мужу сложенный несколько раз лист пергамента. – Ты хочешь попробовать прочесть, что здесь написано?

Глава 17

Джим развернул лист. Текст – на вид написанный корявой рукой – оказался в центре листа, внизу которого стояла печать из красного воска. Джим поежился. На печати красовался королевский герб: коронованные львы и геральдическая лилия, включенная в эмблему королевского дома по прихоти Эдварда III, вознамерившегося присоединить к своим владениям Францию. Хотя Джим и был не в ладах с геральдикой, печать он узнал сразу. Спору не было, она принадлежала одному из членов королевской фамилии, хотя и уступала размерами не только большой королевской печати, удостоверяющей подпись монарха на документах государственной важности, но и малой королевской печати, предназначавшейся для менее важных официальных бумаг.

Письмо было написано по-английски, и все-таки его текст изобиловал витиеватыми завитушками, а верхние выносные элементы букв были чрезмерно удлинены, и, если бы не корявый почерк, можно было подумать, что над пергаментом корпел профессиональный писец, привыкший писать на средневековой латыни.

Джим принялся за письмо. Куда там! В глазах зарябило, буквы сливались с буквами, слова – со словами.

– Энджи, ты можешь прочесть, что здесь написано? – спросил Джим, передавая жене лист пергамента.

– Я уже прочла. Тебе пишет принц.