«А когда старуха, все время безжизненно висевшая на дюжих локтях своих спутников, приподняла голову и каким-то басистым шопотом произнесла: «Жжи-в-ва!», то буфетчик прижал ее руку локтем и нетерпеливо шепнул:
«– Да будет вам, – кажется, можно и помолчать покуда.
«Сцена была достойная внимания! Я прервал ее и взял старуху на свою ответственность. Впрочем, по дороге из части домой она отдала богу душу…
«В тот же вечер заглянул я и к моему приятелю. Застал его; сидит, пишет письмо.
«– Вот, – говорит, – извещаю одного моего заграничного друга о моем успехе.
«– О каком это? – спрашиваю.
«– А приказ-то о мерах? все-таки начало!
«– Ну, – говорю, – не знаю, точно ли это успех, – и рассказал ему про Аксинью Васильевну.
«Задумался мой парень, крепко задумался. А успех точно от всего этого был, только совсем не там, где бы следовало. А именно: изволите вы помнить этих двух лиц – просвещенного иностранца и непосредственного человека, – которые поддержали в думе пользу мер? Помните? Ну, так вот они и получили! Иностранец фабрикант, изволите видеть, выстроил при фабрике помещение для рабочих и назначил за комнату два рубля в месяц. Рабочие не шли, потому что привыкли жить артелями, человек по двенадцати, и платить за квартиру так рублей шесть, всего, стало быть, по полтиннику, и притом со стиркой. При заработке рублей в пятнадцать это большой расчет! Вот иностранец-то и поналег на кубическую сажень воздуха… Что же касается непосредственного человека, то он выкинул другой фортель. По Шлиссельбургскому тракту у него было пустопорожнее место, не приносившее ему никакого дохода. Услыхав в реферате про «навоз» и про «вред», он энергически настаивал на штрафах, говорил, что без этого ничего не поделаешь, и в особенности напирал на то, что хорошо бы штрафовать содержателей хлебных амбаров за нечистоту, делаемую голубями и прочей птицей: птичные дворы также предполагал он обложить штрафами за несвоз нечистот. И всех этих мер он добился. Теперь на Шлиссельбургской дороге вы можете встретить такую вывеску: «Оптовая продажа удобрений, а также голубиных и птичьих пометов». Пуд стоит иногда до двадцати пяти копеек. Кроме того, эта седая бородка целое лето торгует льдом, который, как известно, долго не тает под мусором и навозом…
«Так вот, изволите видеть, какой оборот-то вышел? То есть дело выгорело совершенно в другую сторону, вовсе не туда, куда хороший человек метил».
Максим Иваныч замолк.
– Все? – спросили его.
– Все, больше ничего нет.
– Но к чему же вы все это говорили?
– Как к чему? Да просто так сказал… Потому сказал, что поглядишь, поглядишь и не знаешь – что такое творится на белом свете. Вот почему. – Тоска!
Примечания
Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки», 1879, № 9, под названием «Вокруг да около. Очерки и рассказы. 1. Без покаяния, без причастия». Подпись: Г. Иванов.
Сохранился рукописный отрывок черновой редакции рассказа, не вошедший в печатный текст.
В конце 70-х годов в связи с нарастанием революционных настроений оживилось земское либеральное движение. «…либералы опять начинают все с той же «тактичности»: «не раздражать» правительство! добиваться «мирными средствами», каковые мирные средства так блистательно доказали свое ничтожество в 60-ые годы!» – писал Ленин о соглашательской и трусливой тактике либералов в этот период (В. И. Ленин. Сочинения, т. 5, стр. 36). Успенский в рассказе «Умерла за «направление», созданном в то же время, обращается к эпохе первого демократического натиска, к 60-м годам, когда «стало открываться это самое направление», то есть выступили либералы с их пропагандой реформ «сверху» и резко отрицательным отношением к революционным, «незаконным» методам.
Своим рассказом писатель обличает соглашательскую и антинародную сущность политики либеральных деятелей, проповедующих мирные реформы «сверху», «законные пути» как средство достижения «народного блага».
Вводный эпизод о безуспешной попытке героя увидать Чернышевского («личность такая, что положительно на всю Россию одна…») на пути следования из Петропавловской крепости на место гражданской казни – Мытнинскую площадь 19 мая 1864 г. подчеркивает глубочайшее уважение и любовь писателя к вождю революционной демократии, идеологу крестьянской революции.
В письме к В. А. Гольцеву (декабрь 1888 года) Успенский вспоминал свое идейное одиночество и тяжелое душевное состояние в первые годы литературной деятельности. «Хороших руководящих личностей не было, – писал он. – В 1861 г. в ноябре я видел Добролюбова в первый раз – в гробу. В 1863 г. увезли Чернышевского в Сибирь…» Возможно, что эпизод, описанный в рассказе, носит автобиографический характер, так как во время гражданской казни Чернышевского Успенский находился в Петербурге.
Немногочисленные известные нам факты характеризуют отношение Успенского к личности и деятельности Чернышевского. Так, в библиотеке Успенского находились сочинения Чернышевского. В начале 1875 года он принял участие в хлопотах о написании и помещении во французской республиканской газете «Le rappe» большой статьи о Чернышевском. В 1875–1876 годах Успенский сблизился с революционером-народовольцем Г. А. Лопатиным, предпринявшим в 1870 году неудачную попытку освободить Чернышевского. Ему он передал список написанного в Сибири романа Чернышевского «Пролог, ч. 1. Пролог пролога», который получил от революционера М. Д. Муравского, отбывавшего каторгу вместе с Чернышевским. По этому списку роман был издан П. А. Лавровым в 1877 году в Лондоне.
notes
Сноски
1
…именно, последней войны… – Имеется в виду русско-турецкая война 1877–1878 годов, окончившаяся победой России и заключением Сан-Стефанского (19 февраля 1878 года), а затем Берлинского (1 июля 1878 года) договоров. Договоры предоставляли ряд преимуществ славянским народам, боровшимся за политическую независимость. Одним из пунктов этих договоров было образование Болгарского княжества. Англия и Австро-Венгрия занимали враждебную России и крайне агрессивную позицию в балканском вопросе.