Ножницами сделали небольшую дырочку.
– Теперь, кажется, всё. Но как мы его подбросим? – спросил брат.
– Да, это проблема. Не на рынок же идти… Давай попросим кого-нибудь из твоих друзей? Пусть он придёт и принесёт платок?
– И что?
– Скажет, что вот мол нашёл на рынке и помнит, что у нас был такой.
– Ну ты даёшь! Тебе бы в разведке служить, – восхищённо сказал Санёк.
Пошли к Димке – его другу – и озадачили.
За перочинный ножик тот готов был на всё.
– Ладно, будет тебе перочинный ножик, – нехотя пообещал Санёк.
И всё удалось.
На следующий день, после школы, пришёл Димка и вручил платок. Актёр из него, конечно, никудышный, но задачу свою он выполнил. Мама очень обрадовалась, усадила его пить чай. Потом угощала пирогами, потом клубничным вареньем и мёдом. Димка уж и сам был не рад, что согласился на эту авантюру, но пришлось сидеть. Ушёл он только под вечер, вернее, уполз.
Мама сидела-сидела за столом и вдруг заплакала.
– Ты чего? – бросились мы к ней.
– Какие вы у меня хорошие!.. Бога буду благодарить, что дал мне таких детей.
Оказывается, утром, пока мы были в школе, приходила соседка Людмила Марковна и принесла маме её шаль. Настоящую шаль. Она нашла её на автобусной остановке.
Санкт-Петербург
Марковна
Как много событий в жизни человека имеет важное значение, хотя поначалу они вовсе не кажутся эпохальными!.. Магистральную роль могут сыграть встреча с другом, разговор с незнакомцем, прочитанная книга, тяжёлая болезнь и прочее. Поначалу они прозрачными тенями скользят по биографии человека, но потом, словно вода, сдвигающая камни с места, подводят душу к необходимому решению.
Это случилось с нашей соседкой, пожилой женщиной, резко изменившей отношение к жизни после одного, казалось бы, случайного домашнего занятия.
Мы называли её Марковной – фамилии никто не знал. Она жила в нашем доме гораздо дольше других. Кажется, она переехала в город из какой-то деревни после войны, так и не дождавшись мужа. Здесь она намеревалась начать новую жизнь: устроиться на текстильную фабрику, ещё раз выйти замуж, купить красивую машину, – мечтаний было много.
Но увы, – мечты остались мечтами: к шестидесяти годам Марковна превратилась в сгорбленную одинокую старуху, работницу местного похоронного бюро и хозяйку рыжего кота по кличке Харон. Жизнь её текла малозаметным худосочным ручейком, существование которого может прекратить любой рассеянный прохожий.
Марковна занимала в похоронном бюро несколько должностей: сторожила помещение, обмывала покойников и вела их учёт. Это объяснялось не только экономическими причинами, но и тем, что возвращаться домой, в пустое холодное помещение, ей не особо хотелось. Там ждали только телеведущий Малахов да вечно голодный Харон.
Соседи, имеющие предрассудки по поводу места работы Марковны, старались с ней меньше общаться. У них даже была фраза, понятная только местным людям: «пойти в гости к Марковне» означало «умереть»; если же кто-то говорил, что он «чуть не попал к Марковне», то это означало, что он был на волосок от гибели. Такова была репутация пожилой женщины, слегка потусторонняя и потому пугающая.
Между тем, человек она была хороший: зимой кормила птиц, лечила подравшихся собак, отогревала кошек. Пусть от одиночества разговаривала с покойниками, разве она в том была виновата?
Но однажды всё переменилось.
Одним ненастным вечером Марковна купила в киоске газету с телепрограммой. Газета не только взахлёб повествовала о богатых и знаменитых, но и предлагала выкройки уютных мишек и легкомысленных кукол. Марковна решила сшить маленького плюшевого мишку – она надеялась расширить круг общения кота, явно скучавшего в её отсутствие.
Она купила ткань, нитки, поролон и с жаром принялась за работу. Через три дня мишка был готов. Это было неуклюжее создание с ироничной улыбкой. Несмотря на забавные особенности «первенца», Марковна испытала доселе незнакомое ей чувство наполненности жизни. Поэтому через месяц мишка обрёл многочисленных родственников, а Харон – объекты для своих кошачьих игр, порой превращавшихся в откровенное членовредительство.
Дальше – больше.
В старых журналах Марковна отыскала выкройки игрушек и начала их производство чуть ли не в промышленных масштабах, подключив к нему немногочисленных знакомых. Теперь её квартира напоминала кустарную мастерскую: работницы приходили с раннего утра, пили чай и принимались за шитьё; сбытом занималась сама хозяйка (она продавала игрушки у детского магазина, а потом внук одной из работниц приобщил её к интернету); она же распределяла «добычу».
Через три месяца Марковна с торжеством уволилась из похоронного бюро и зарегистрировала своё частное предприятие. Потом, стыдясь, записалась в фитнес-клуб. Через полгода купила машину и вышла замуж за седовласого джентльмена, которого встретила среди турников и гантелей.
Человек может обрести себя очень поздно.
И причиной положительных изменений могут быть события, которые, на первый взгляд, кажутся очень незначительными, например, встреча с другом, разговор с незнакомцем, прочитанная книга, тяжёлая болезнь или изготовление плюшевых мишек.
Санкт-Петербург
Родные тени
Что я не люблю в древних городах? Кладбища. Они повсюду: справа, слева, впереди, сзади, за рекой, в монастыре, на окраине, в центре. Хуже всего – они под ногами. Люди ходят и ездят по костям своих предков; люди пьют кофе, покупают продукты, выгуливают собак на костях своих предков. И с этим ничего не поделаешь – жизнь движется вперёд. Потомки будут пить кофе на наших костях. Такова участь жителя любого древнего города.
Муром – не исключение. Есть в нём улица Советская. Старожилы говорят, что раньше на этой улице было большое кладбище и дома строили прямо на нём, особо не смущаясь наличием захоронений. Более того, даже использовали надгробные камни при сооружении фундаментов и первых этажей домов.
До сих пор на этой улице стоит ветхий зелёный дом с тремя окнами на фасаде. Сверху – красивые резные наличники, снизу – грязные окна подвального помещения. Дом – длинный, в нём когда-то жило несколько семей. Позади располагался небольшой садик, в котором под ветвями яблонь прятались сараи и помещения для кроликов. Зимой в этом садике родители строили для нас горку.
Мои детство и юность прошли в этом доме. Восхитительное было время.
Помню, нашей соседкой была одинокая женщина по имени Мария, вернее, Мария Фёдоровна, но все звали её Машкой. Почему? Потому что её никто не любил. Она ни с кем не общалась. Работала на фабрике «Красный луч». Рано утром уходила на автобусную остановку, а вечером быстро исчезала в своей комнате и запиралась на ключ. Выходила разве что за водой к колонке да в туалет, который располагался в саду, на заднем дворе. Ни с кем, никогда – ни полслова. Из живых существ она разговаривала только со своим котом Михаилом – ленивым толстым созданием чёрного цвета. Однако соседи – и это тоже отбивало у них всякую охоту общаться с Машкой – слышали, как она, находясь в комнате, называла кого-то «моя милая» и «мои дорогие». Некоторые, признаться, считали её колдуньей, другие – умалишённой. Дети прятались от неё по углам, а взрослые предпочитали обходить стороной.
Однажды мы играли в прятки.
Не зная, куда спрятаться, я решилась на отчаянный шаг: увидев, что дверь в Машкину комнату открыта (вероятно, хозяйка вышла за водой), я вбежала туда и спряталась среди одежды. Я знала, что меня здесь точно никто не найдёт – кто решится заходить к Машке? Я тихо встала за старым полушубком и начала сквозь прореху осматривать комнату. Вполне аккуратно и чисто, никаких черепов под потолком, никаких засушенных куриных лапок, никаких кипящих котлов в печке. На полу – разноцветные дорожки. В верхнем углу, на полочке, темнела икона Спасителя, около которой стояло блюдечко со свечкой. Я совсем успокоилась.
Через некоторое время в комнату вернулась Машка. Она принесла канистру с водой и поставила её у печки. Затем неспешно сняла пальто, повесила на вешалку и закрыла дверь на ключ.
– Скоро ужинать будем, мои дорогие, – сказала она. «С кем это она разговаривает? – встревожилась я, и на всякий случай ещё раз оглядела комнату. Никого, кроме меня, Машки и чёрного кота, лежавшего на кровати. – Странно».
Машка налила воды в кастрюлю, поставила её на огонь. Вытащила из сумки овощи и принялась их резать на деревянной дощечке. Вскоре в комнате запахло овощным супом. «Надо как-то выбираться», – подумала я. – Но как?» Машка вдруг сказала:
– Что же ты прячешься? Выходи, гостьей будешь.
Это явно относилось ко мне. Я вылезла из-под полушубка и боязливо подошла к хозяйке.
– Как вы меня заметили?
– Я видела, как ты вбегала в комнату. Ты можешь меня не бояться – не знаю, что тебе про меня наговорили. Сейчас будем пить чай, садись за стол.
Вскоре я уже знала, что Мария Фёдоровна родом из маленькой деревни, которая располагалась недалеко от Мурома; что была в эвакуации в Иваново, а муж и дочка оставались здесь; что они погибли в конце войны и похоронены на кладбище, находившемся на нашей улице.
– Видела надгробные камни на первом этаже? – спросила Мария Фёдоровна.