Щерба
Морозов остался в расположении части, трясясь вместе с Шмелёвым. Последний, чтобы наверняка танк не подвел, перекрестил трижды экипаж Вороненко. В последний момент к Богдану прицепили нового наводчика по фамилии Бровко, который слишком часто поглядывал на орденосца.
– Где мы находимся? – спросил генерал.
В кабине стоял спертый воздух, душный от работы двигателя и паров спирта; газы попадали внутрь, изредка в глазах мерещилась золотая пыль, искрящая как римская свеча; Богдан опасался, как бы генерала не укачало в дороге, поэтому требовал от мехвода держать скорость на 20 километрах в час.
– Стещина пройдена, – ответил мехвод. – Ещё немного осталось, товарищ генерал.
– А где расхваленная живность? Тормози-ка.
– Товарищ генерал, это неразумная идея. Мы всё-таки Зоне, – опасливо запротестовал Богдан.
– Тормози, кому сказал.
Танк остановился у сосново-березового бора, прямо возле моста, под которым текла мелкая речушка. Лес шумел свежей, полной жизни листвой, но мрачное небо придавало ему угрожающий вид. Генерал высунулся из башни, поднес бинокль и сказал:
– Вижу каких-то тварей, идущих вдоль воды к границе. Развернуть башню.
Дуло орудия теперь смотрело на стадо каплевидных существ. Богдан узнал в них обыкновенную плоть, коих много в предбаннике Зоны.
– Это плоть, товарищ генерал.
– Что ещё за плоть?
– Мутировавшая свинья.
– Приказываю уничтожить противника, – инспектор шлепнул рукой по корпусу, когда не услышал подготовку. – Командир, ты там уснул, что ли? Ну, ахонь!
– Так точно, товарищ генерал, есть уничтожить противника, – Богдан резким кивком приказал наводчику: – Осколочно-фугасным по группе.
На зарядку орудия ушло семь секунд. После того, как Богдан скомандовал “Огонь!”, случилось невероятное: снаряд вылетел из орудия и мгновенно превратился в каплевидное состояние. Пролетя с километр, капля развалилась на части и поразила плотей так, словно их ударили жидкой металлической брызгой. Танк от выстрела резко дернуло назад с такой силой, что стволом можно было поцарапать небо.
– Что это было? – Миша обернулся к командиру, но тот смотрел на наводчика, онемевшего с открытым ртом. У юнца, только прибывшего в батальон, всё происходящее было диковинным.
– Хлопцы, что это было? – ошарашенный генерал спустился в башню. – Это что за снаряд такой?
– Это… Это экспериментальный образец для ведения боевых действий в Зоне, товарищ генерал, – Богдан попытался наобум придумать что-нибудь вразумительное.
– Интересная штука! – генерал щипнул себя за ус. – Ну-ка повторить.
Когда генерал снова высунулся из башни, наводчик, моложавый парнишка, окончивший учебку и не понимающий, что не так с танком и снарядами, со страхом спросил: “Товарищ командир, как бы не разорвало ствол от следующего выстрела”.
– Заряжай осколочно-фугасный.
Ещё семь секунд. Экипаж в страхе ожидал худшего.
Выстрел. В башне заискрило золотой пылью. “Черт побери, наглотались радиации? – Богдан пытался подавить в себе страх, но чувство слабости в коленях нарастало. – Надо было дозиметриста взять на борт. Если показания в норме, что же это?”
– Отличная работа, ребята! – генерал от азарта заблестели глаза. – Так держать. Чтоб этому зверью неповадно было.
От стада почти ничего не осталось. Горящие останки обуглились, конечности рефлекторно подергивались. Берег речушки, где находились плоти, словно остеклился от жара.
– И много вам поставляют таких снарядов? – спросил генерал. – Почему нам не сообщили о разработке? Странное дело. Высокая у вас тут секретность.
– Никак не знаю, товарищ генерал, – ответил Богдан.
Танк продолжил движение. Бурый периодически спрашивал «А это что? А это кто?», часто ему попадались обычные коряги и плешивые зайцы, но бывало, что взглядом выхватывал простенькие аномалии «трамплин» в поле и «жгучий пух» на ветках.
И всё было бы прекрасно, если бы ближе к Дубовой двигатель не зачудил. Генералу Бурому захотелось выйти наружу, по его словам, чтобы “почувствовать почву под ногами”. Богдан всячески отнекивался, но получил громкое и полное недовольства приказание, от которого не мог увернуться:
– Миша, что по аномальной активности?
Мехвод посмотрел на показания детектора аномалий.
– Вроде чисто.
– Так вроде или чисто?
– По меркам Зоны – очень чисто.
– Тормози.
Танк не послушался: траки застопорились, а двигатель продолжил работать на полных оборотах.
– Что вы там, уснули опять? – заорал в люк генерал.
– Никак нет, товарищ командир! Петров, тормози.
– Не получается.
– Что с движком?
– Да не понимаю я.
– Глуши.
Мехвод заглушил двигатель, но движение продолжилось несмотря ни на что. Гусеницы, пустившиеся в задний ход, рвали землю, удерживая танк на месте. Генерал, похоже капризничая, спрыгнул с медленно идущей машины, прихватив с собой АКСУ и взялся изучать окружение. Осмотревшись, он подошел к старому дубу, повесил Калашников на плечо и замер в удовольствии.
– Миша, ну епвашу ж, останови машину! – закричал командир.
– Ну не получается! – чуть не заплакал Миша. Вороненко показалось, что его подчиненный впервые за жизнь всерьез чему-то испугался.
Стоило Бурому закончить облегчение, как танк, отказываясь любым командам, двинулся вперёд, в сторону Дубовой-1. Инспектирующий аномальные деревья, обомлев от увиденного, махнул выскочившему из люка Вороненко:
– Эй! Хлопцы, что творите? А ну, остановись!
– Товарищ генерал, машина взбесилась! – сквозь рёв двигателя прокричал Богдан. Клубы сизого выхлопного дыма становились всё крепче.
– Стоять! – генерал вмиг протрезвел – либо от страха остаться наедине в Зоне, либо от гнева быть брошенным экипажем танка. Он бежал резво, минуя свежие лужи в суглинке, обходя крупные ветки на пути; в какой-то момент показалось, что ещё чуть-чуть и взберётся на рычащую машину, но поскользнулась подошва от глины. Лицом упав в лужу, генерал взревел как медведь от элекропогонялки.
– Ой мама, мы пропали, – обомлевший Вороненко положил руку на шлемофон.
VII
Караульный Митька простоял третий час под кустом. Его изрядно покусал одиночный тушкан, вылезающий из погреба-тайника. Сапог был весь порезан от резцов мутанта.
Митьке было не столько жаль себя, ибо завхоз устроит ему взбучку за порчу имущества, сколько жалко тушкана, который и съесть его не может, и с голоду дуреет.
– Иди сюда, глупая ты тварь, – солдат кинул здоровенную галету тушкану. Существо пискнуло и в один присест слопало гостинец. По-видимому, сигнал был верно понят – тушкан присел на лапки и немо уставился абсолютно черными глазами на человека, подергивая правым ушком.
Так они и просидели ещё минут десять, а может и двадцать, играя в гляделки, и Митька радовался, что он больше не один в кустах ждёт генерала на танке. Но вскоре тушкан засуетился и сбежал обратно в погреб. Издалека послышался рык мотора.
– О, вот и наши гости, – приготовился Митька, как вдруг увидел выезжающей из-за угла танк. Машина выкатилась из-за еловника, медленно и верно катясь по проселочной дороге, сделанной многоразовыми проверками пограничников. Но потом Митька заметил, как командир орет что-то в люк башни, а за танком бежит… да-да, бежит генерал!
Весь в грязи, в глине, измазавшийся и потерявший фуражку, бегущий на крыльях благого мата человек махал рукой и делал одиночные выстрелы в воздух. Танк бухнулся в лужу, что притормозило его движение, чем воспользовался генерал: залезая на броню, он дал танкисту столь звонкую оплеуху, что даже Митьку стало больно.
– Кубок, я Виктор-6. Вижу танк и генерала, та только тут нелад какой-то…
VIII
– Что ты творишь, командир? – измазанное глиной лицо Бурого плевалось соплями и слюной. – Совсем учудил?
– Машина сошла с ума, товарищ генерал!
– Да что у вас с восьмидесяткой? Опять свалишь на секретку?
Танк вырвался из заключений лужи, мехвод повернул вправо, чтобы остановиться.
– Либо в баке топливо закончится, либо так прыгать, Богдан! – поседевший на пару волос Миша взглянул на дозиметр и детектор. В кабине всё ярче искрило золотой пыльцой. – Показатели норма, можно спрыгнуть с борта.
Генерал просунулся обратно в башню, взял пятерней за воротник.
– Хлопцы, под трибунал пойдете за анекдот…
– Да пошел ты со своим трибуналом! У меня танк рехнулся, очнись наконец! Это Зона!
Башня тоже решила ожить, принялась поворачиваться против движения корпуса. Минутная кавалькада прервалась громким ударом в борт, и в ушах послышался тонкий звон.
IX
– Да ты що, совсем с ума выжил? – Митька кричал в рацию. – В генерала стрелять, та меня немедленно на гиляке наш майор повесит.
– Это приказ командира, идиот! Бей под юбку, прямо в катки, чтобы движение остановилось. И сразу вытаскивай их из машины.
– Я не буду стрелять в генерала!
– Тупой осел, это Морозов с тобой сейчас говорит. Живо исполняй приказ, не то шкуру с тебя сдеру.
Митька, не верящий, что он сейчас сделает, снял гранатомет с плеча, зарядил снаряд и выстрелил.
X
Недолго думая, Богдан приказал покинуть машину. Генерала пихнули обратно на землю, затем вылез наводчик, который, кажется, скоро планировал отдать богу душу, за ним выскочил контуженный и седой Динь-Дон, приговаривавший “Всё будет хорошо, машина скоро встанет!”. Последним спрыгнул сам Богдан.
К ним из кустов подбежал контрактник, козырнул генералу и молча предложил ему платок. Генерал вырвал у него из рук, протер лицо и сказал:
– Ну, хлопцы, здесь похлеще Афгана. Какие у вас номера тут приключаются.
Вороненко жадно пил с фляги. Лист с рапортом он скомкал и бросил в грязь. Наводчик Бровко, забыв про конспирацию, докладывал кому-то в свою рацию. А Миша, с побелевшим ежиком на голове, удивленно восклицал про движущийся вокруг оси танк.
Через забор напрямик, не глядя на аномалии выехала зелёная “Нива”, мигая фарами: “Я тут! Я спешу на помощь!”. Морозов на ходу спрыгнул, подбежал к Бурому.
– Товарищ генерал, что случилось? – взгляд прыгал то на инспектора, то на экипаж, то на танк, который почему-то продолжал движение вкруговую.
Генерал лишь усмехнулся.
XI
Патруль из трёх контрактников медленно прочесывал район возле блокпоста Дубовая-1. Стояла осень, мокрый лес влажно дышал, делая форму и без того липкой. Обход был спокойным, так как с последнего выброса прошло две недели, идеальное время стабильности в Зоне.
Послышался знакомый рев мотора.
– Так это он? – спросил первый из тройки. Митька, остановившись и сбросив разгрузку, размял плечи от бронника.
– Ага. Ты представляешь, с полгода назад генерала катали на танке, а тот решил зажить своей жизнью. Та это ещё не всё, я в самого генерала стрелял. Из гранатомета!
– Брешишь, – заявил второй с сигаретой во рту. Небрежно тыча в телефон, он искал иконку камеры для запечатления момента.
– Не каждый день такое увидишь, – заявил первый. Он толкнул обоих к себе. – Ладно, делаем снимок и обратно, не то наш майор опять разорётся. А ну-ка все чи-и-из!
Позади них, углубившись до уровня башни, делал очередной круг аномальный танк.
Не фортануло
Вовку Кабанчика, сподручного главаря банды Бубнового, ответственного за стрелки с пацанами и сталкерами, братана с прежде чистейшим авторитетом среди братвы и имевшего серьезную перспективу выйти в законники, “поймали” с поличным. И не на каком-то пустяке, а на краже из общака. Почти невероятный случай из бандитской жизни Зоны, без того тяжелой от скудной за последние месяцы добычи.
Из общака красть – всё равно что крест с груди батюшки сорвать, а потому шум подняли неимоверный. Даже с Дикой Территории бандиты писали на КПК: “Че творится на Кордоне, дайте знать? Султану хоть дали раскладку?”
Шутка ли это была, или же дурость Вовки, никто понять не мог. Всё обвинение держалось на заявлении Бубнового и Гренки, числившегося бригадиром с мутной репутацией. Хотя, казалось бы, какая же ещё может быть репутация у бандита? Суть, однако, в том, что Гренка случайно заметил припрятанный в матрасе Вовки артефакт, который считался самым дорогим в общаке; появление у братана такой редкой вещицы вызвало закономерное подозрение, поход в подвал, обнаружение пропажи, ну а дальше рассказано Бубновому. Главарю перечить никто не желал, поэтому версия Гренки была со скрипом принята.
Братва потребовала решить судьбу в самое ближайшее время. Как раз подступала дата выброса, и некоторым показалась забавной идея показательной отправки на улицу, под алый гром, чтобы провинившийся сандальнулся в страшных муках. Сам Кабанчик утверждал, что ничего красть из общака не собирался, что всегда следовал кодексу, хотя и объяснить, откуда у него в схроне нашлись Мамины бусы, так и не смог. Выводы напрашивались сами.
В Тёмную Долину отправили маляву от лица Генки Бубнового и всего честного народа на Кордоне: “Привет всем бродягам из ТД. Ставлю Вас в курс дела. Мой верный братан Вовка то ли распрягся и шестерку свою заставил сбарыжить из общака, то ли беспредельничать захотел. Вовку просто так крысой назвать незя, не из отмычек, всегда на виду был, эхе. Пошукать бы кого-нибудь из авторитетов, с хорошей репутацией, шоб чики-пуки… Братва волнуется, думает, что дело шито, хочет раскачать ситуацию на сходке. А знаешь, кандехай к нам, вдруг Вовчик попробует рвануть на болота? Султану маляву послали, он шастает на Агропроме, ширеньхается с местной сталкерней…”
Боров, недолго подумав, ответил: “Приветствую Вас, братья, мир и благополучия нашему обществу, с пожеланиями Добра и крепкой Удачи от Зоны-мачехи…». Он посчитал, что судить Кабанчика на Зоне и правда могут только законники. Более того, ему показалось странным, как развивались события в кодле Бубнового. Слухами Зона полнится. Так или иначе, Боров, всегда тонко чувствовавший настроения пацанов, решил проведать братву на Кордоне. Со старой фабрики из Тёмной Долины отправилась процессия с самим тузом.
– Ты, Вовка, не кипишуй особо, я за тебя словечко брошу, – успокаивал Бубновый давнего подельника. – Сегодня пошуршим, а завтра всё решится.
– Та чую я, что мне ремешок-то накинут, – Кабанчик со сбитым лицом сидел в отдельной комнатке, ставшей временным изолятором. Кирпичная стена, исцарапанный стол, табуретка, бутылка водки. Всё. Кто-то из бродяг намекнул, что Бубновый слишком уж смилостивился и подарил Кабанчику шанс порезаться и не быть судимым.
Но Вовчик, однако, ни разу не попробовал покуситься на собственную жизнь. Бутылка стояла сухой и грелась от солнечного мая. Ему и бритву тайком передали, так он голову себе обрил.
– Ну, будь шо будет, – крепко вздохнул Кабанчик.
– А ты не кипишуй особо. Всё пройдет чики-пуки, вот увидишь. На сходке всё решится, – уверенно заявил Бубновый.
Михай, по несчастью стороживший обвиняемого, сказал как-то за обедом:
– Чет наш Кабанчик не мандражует совсем. Вроде бы судьбу скоро распишут пером, или в аномалию отправят прогуляться, а ему хоть бы хны.
– А то он должен в мандраже сидеть, – жирный Гренка проглотил разом сосиску. Его третий подбородок затрепыхался как желе. – Ты че распустился? Он бригадир, ему по статусу положено не поднимать кипиш.
Михай от услышанного совсем скис: тонкое лицо скукожилось донельзя, сгорбился над столом. Братва за спиной называла его вертухаем, что страшно оскорбляло и приносило чувство несправедливости. “Ну хоть бы ты сдох, Кабанчик!”, со злости Михай отбросил от себя тарелку с разогретой тушенкой.
Заметив настрой собеседника, Гренка с большим напряжением вылез из стола. Его любимой привычкой перед ходкой в Зону было покурить три сигареты за раз, пусть через слёзы и досадный кашель. Пыхтя над третьей, толстяк поинтересовался, как долго будет длиться жмурная погода и стоит ли ему прихватить с собой плащ.
– Плащик всё-таки возьму, а то на дело мокрым вернусь. Чего? Да мне только туза встретить на дальнем блокпосте. Сюда вернусь к ночи. Ну, бывай.
Михай вышел на улицу. Крапал дождь, цветы спрятались, небо не радовало – всё в серо-свинцовом одеяле. Что вышел из тюремной камеры, что не вышел, погода на Зоне мало чем отличалась от бетонной конуры. КПК запиликал мелодией: “Погиб сталкер Лёня Кривой, возле АТП, стая слепых псов”
– Вась! Вася, оглохля! – прокричал Бубновый из своего кабинета на втором этаже. – Стой на шухере, скоро кодла придет. И постреливай псину, а то совсем уже охренела, мочой воняет на весь двор.
Вася, единственный из кодлы, носивший крепкий сталкерский комбинезон, взял из погреба АКСУ.
– Ты бы “ксюху” проверил, – по-доброму заметил Михай, указав горящей сигаретой в автомат. Он проводил взглядом идущего на дозор. – Она в последнее время плюется, как бы не заклинило нах.
– Спасибо, товарищ вертухай! – азартно козырнул Вася. – Если я не посплю, кто же будет пахать? Берегите мой сон, вертухаи…
“Вот падла, – подумал про себя Михай. Дождь усиливался. Капюшон уже промок, а с кожаной куртки текли крупные капли – вниз, в кроссовки, напрасно их только намачивая. – Ну чтоб тебе дождь всё до аппарата намочил!”
Кабанчик лежал в углу, когда Михай пришел его проведать. Коренастый, чрезвычайно крепкий в теле, от чего вызывал неподдельный страх на стрелке, бритоголовый и цепью на шее, он хмурился и чесал покрытые коростой костяшки на кулаке.
– Надо чего? – спросил Михай у заключенного.
– Сушняк. Воды дай.
Напившись, Кабанчик спросил, где сейчас Боров.
– Да через часик будет. Ты покемарь. Амба у тебя, всё. Боров решать будет строго. Надо радоваться, что не Султан колеса катит. У Султана всё построже.
– Я не грабил братву, мое честное воровское слово, – Кабанчик опустил глаза в бетонный пол и замолкнул.
Михай хмыкнул. Он свечку не держал и лично не видел, как бывший сподручный Бубнового, устроитель наездов на сталкерскую шелупонь, расписывавший борзоту на Свалке, вдруг пожелал стать обыкновеннейшим шнырем. Дело, впрочем, всё равно не его, тут авторитеты будут решать. Михаю только вертухайничать поручили, с горькой досадой заметил он. Есть во всём этом несправедливость. Михаю бы в бригадиры вместо Кабанчика. Расти надо. Хороший шанс попался.
– Идут! – крикнул Вася со двора.
– Ну вот и всё, Кабанчик. Ты помолись, что ли. Человеком был ты хорошим, правильным, попробуй сломать проблему, – посоветовал Вася.
– Кишку не бей своими причитаниями, – заключенный подошел к двери. – Иди к Бубновому, скажи, что побазланить нужно.
Михай, секунду посидев на корточках, решил не быковать. В его глазах Кабанчик всё равно труп. Какая разница? Сейчас авторитеты раскачают, сходку закроют, кому-то придется замочить леопарда в лесу, возле упавшего с рельс тепловоза. Возможно, этим человеком будет сам Михай. Что ж, тоже хорошо, рядом «медузы» и «выверты» прыгают, как солнечные зайчики, можно подсобирать на будущие лаве.
С этими мыслями он потопал к Бубновому, а потом спустился на первый этаж, рухнул на кривой диван и заснул после утреннего дежурства.
Через двор, под сильным дождем и наблюдением десяток глаз из барака, в сторону дома главаря неспешно двигалась процессия из пятерых. У ворот остался ждать Михай, всё выискивая в кустах слепых псов. Вдали пробежали кабаны, с рыком отгоняя от себя собачью свору. Будучи тупыми от рождения, клыкастые на полной скорости влетали в «трамплин», получали по бокам мощный гравитационный удар и падали навзничь – со сломанными ребрами и конечностями.
В дом зашли трое, а четвертый, самый грузный и в плаще, видимо сам Боров, остался ждать снаружи, вместе с личным охранником что-то обсуждая и куря.
Бубновый, раздевшийся до свитера, дабы показать гостеприимство и безопасность перед авторитетом, зашел в комнату Кабанчика:
– Ты готов?
– Конечно.
– Тогда передай привет от меня Боровому, – с этими словами Бубновый хлопнул кореша по плечу. – Ну, замантуль дельце как следует.
Кабанчик выдернул из кобуры Бубнового пистолет. Черное дуло Макарова посмотрело на грязное, покрытое прыщами и плохо выбритое лицо авторитета; ловким и молниеносным ударом рукояткой Кабанчик повалил его на пол.
Перво-наперво он прошел по коридору в кабинет Бубнового, извлек из письменного стола LR-300 и четыре обоймы к ней. Авторитетам положено иметь хороший ствол и не менее хорошие маслины, так что в обойме Кабанчик ожидаемо увидел патроны 5,56 АР. Навинчивая на дуло глушитель, бандит аккуратно вышел наружу, спустился по лестнице и одиночными выстрелами уложил троицу из процессии. Никто из братвы не понял, что случилось, сколь внезапно было нападение, да и оружие к тому же сдали в тумбочку при входе.
– Эй, ты чего? – проснувшийся от шума, Михай не сразу верно среагировал, за что поплатился жизнью. – Как так? Погоди-погоди!
Наконец, пули были аккуратно уложены в спины Борова и его охранника.
Никто даже пискнуть не сумел. Прекрасная работа. Под шум дождя смыло все возможные опасения. В бараке к тому же кодла балдела благодаря вовремя переданному щедрому подгону от Бубнового.
Кабанчик вылез наружу, перевернул толстое тело и удивленно ахнул:
– Елы-палы! Вот это запарка. Аллё гараж, это что за жмурик тут у нас.
Даже с крепко задернутым капюшоном легко узнавались черты лица Гренки. Капли с козырька падали на широкий лоб, сильно раскрытые глаза, стекали в рот, сохранивший напряжение – всё выдавало в Гренке смешанные чувства ужаса, удивления, поражения от случившегося. Телосложение сыграло с ним злую шутку. Бывает ведь, что в Зоне могут спутать с известным тузом!
Вася предупредил группу Борова, с каких сторон простреливается двор. Решили штурмовать двойками – со стороны дороги, из леса и напролом. Потянули жребий, неудачникам было приказано готовиться стать живой мишенью для Кабанчика.
К кодле Бубнового, размашисто развлекавшейся в бараке, решено отправить Васю с Фраером. Васю послушают, но не так охотно, как правую руку Борова, крепко держащую при себе винтовку с подстволом. В конце концов, подыхать от немилости главаря банды из Тёмной Долины было намного страшнее, чем проявить нелояльность к Бубновому.
Сам Боров выжидал окончания, банковал с майором Кузнецовым у развалин моста, одновременно уточняя ситуацию на фабрике. Мутные из кодлы Борова, по-видимому, откуда-то прознали, что афера Бубнового с театрально поставленной мокрухой не сработала, да и КПК главаря исправно работал, поэтому никто не стал лязгать челюстью. На всякий случай. Очевидно, что они будут встречать Борова-авторитета самыми первыми, клясться в верности понятиям и так далее. Всё это Борову было ясно, обиды нет, быть обиженным нельзя, звезды на плечах не позволяют.
“Потом припру к стенке, сук неверных”, с этой мыслью главарь бандитов из Тёмной Долины принялся и дальше у костра мочить коры с продажным зольдером. К ночи на КПК пришло сообщение: “Босс, один жмурик из наших, одному маслина ногу раздробила, тупо фарш с костями, аж блевать потянуло. Обкололи новокаином, но чую, завтра ожмуреет. Бубнового связали, а Кабанчика мы сами на перо посадили, уж больно дерганым был”
Вот и ладушки, подумал Боров.
Бубнового пытали сутки. В отличие от своего сподручного, яростно сопротивлявшегося и погибшего в перестрелке, главарь встретил свою участь спокойно и без лишней драмы, чем удовлетворил и одновременно оскорбил многих. Братва от него, когда узнала обо всём, молниеносно отреклась, протрезвела, раскидала сообщения по сети, что-де какие нынче жизненные повороты случаются в их общем воровском доме.
– Ты, фраер, что-то явно попутал, и у меня от вашего театра остались малясь непонятки, – Боров палкой ткнул в «медузу», которую запихнули в штаны Бубновому. – То, что Хмурый, твой давний кореш из «сотки», на фабрике воду мутил и жучил на меня, известный факт. Чего ради? Доля на Кордоне скудная? Так и в Долине глухо, в общаке артефактов и стволов – хрен да маленько. Тебе не западло было устраивать развод? К чему беспредел?
Пленник молчал. Для большей издевки у его ног положили дозиметр, быстро и бесперебойно щелкающий. Стояла глухая ночь. Протяжно выл слепой пёс – тяжело выл, с горечью, и могло показаться, что это воет душа Бубнового.
– Молчишь? А мне всё ясно и так. Попытался разыграть комедию со своим лосем Кабанчиком, который у тебя в вышибалах и киллерах игрался. Думаешь, в твою травлю кто-то всерьез поверил? Так я с самого начала догадывался, что ты беспределить собрался. Я твоего Гренку побил по батареям, он сразу тебя выдал, даже в красках план описал: как ты подставляешь Кабанчика, как пишешь мне маляву, как сходку организуешь, и про то, что никакой малявы Султану ты не писал, и как якобы планировал встретить у себя на Кордоне, войду я в дом, а мне маслины в лицо от вырвавшегося. Неплохо, беспредел что надо. За этот рассказ подарил Гренке шанс, так твой лось его и грохнул по ошибке. Не судьба топтать Зону… Хотел, значит, ты с Хмурым подняться на высоту, быстро решить дельце и общаком завладеть, а вот и шиш тебе радиоактивный, – Боров показал ему свой волосатый кулак с расплывшимися от времени синюшными татуировками. – Одно только хреново. Пацанов ты положил правильных. Михая, двух моих, Кабанчика, рыся опытного, потеряли, авторитет ему ты намочил. И как он вообще согласился на такое? Валяется теперь в углу, ну и участь! Ему на Дикую Территорию сталкеров на счетчик ставить: там нетронутые поля «электр» и «жарок» – бери артефакты сколько влезет, хоть на пальцы надевай. Ну а кто теперь будет Кордон держать? Вояки борзеют, лезут во все дела, уже на Агропроме вальсируют, а ты беспредел устраиваешь. С лохов надо было стричь артефакты и бабло, дурья ты башка, – с озлоблением палка больно ударила по «медузе», из-за чего сквозь штанину промелькнула вспышка.
