– У нас явная недостача будет, Вениамин Кристофорович, – продолжала волноваться по привычке кассирша. – Мы их займ все же обещали до вторника придержать. Там в залоге слитки золота, хочу напомнить. Да и на что они мост будут строить через Сунжу?
– Ничего-с выкрутимся, – и толстяк протянул художнику руку. – Ключи-с. По договору-с нашему ключи-с вперед.
– Сначала деньги! – и Козломордый уперся в бока кулаками, глядя почему-то на кассиршу. – Вам бы, сударыня, с такой характерной внешностью в палаты Белокаменные бояр окаянных усмирять, каков Мамаев взгляд, какая гневливость в очах Ваших! Ну, вылитая Елена Глинская антрополога Герасимова! Я бы только Вас на холсте маслом, и непременно ананасы, ананасы, – выговорил он мечтательно.
Между тем, «Елена Глинская» отсчитывала купюры. В самую последнюю минуту перед выдачей она еще раз вопросительно посмотрела на директора, вытирающего пот с заплывшего лица и за воротом шеи. Тот лишь кивнул одобрительно.
– Десять тысяч, Вениамин Кристофорович.
– Отлично-с, Катерина Андреевна, – обрадовался директор и уже сухо сказал, подталкивая художника. – Давайте быстрее черкайте ручкой. За неурочные не платите же!
Клиент действительно замечтался, нетерпеливо постукивая пальцами по кассе и разглядывая свое скучное отражение в стекле.
– А что, похож я на Ивана Грозного? А? Особенно когда в гневе!? – польстил он себе, поворачиваясь в профиль и гордо выпячивая свой подбородок.
Козлиная бородка его вздрогнула, неприятно дразня толстого господина, и тому в какой-то момент ничего не оставалась, как схватить зазнавшегося наглеца за эту мочалку и унизительно притянуть к своему вспотевшему от излишних движений пузу.
– Ай-я-яй! – завопил Козломордый. – Что Вы делаете! Не распускайте руки!
– Ключи-с! – спокойно сказал директор банка, оттаскивая клиента от кассы. – Пошутили-с и хватит-с! Ключи-с!
– Под ковриком, – простонал Козломордый, пытаясь вырваться.
– Под каким-с ковриком? Ключи-с. Бороду вырву-с! – настаивал на своем толстяк, пока тот покорно копался в своих карманах, выворачивая их наизнанку.
– Может быть, еще штаны снять? – вымолвил художник.
– Штаны не надо-с. Насмотрелись, – процедил директор банка сквозь зубы, все еще держа Козломордого за бороду. – Ключи-с!
– Я же говорю, под ковриком. Они всегда там лежат.
– Ладно, поверим-с на слово! Мы же люди-с и должны верить людям-с, – улыбнулся толстяк, выпуская бородку должника. – Только смотрите у меня, если-с что не так-с, дверь-с выбьем-с.
Художник, обрадованный, что высвободился, быстро засунул пачку денег себе под свитер.
– Ну и жулики, ну и жулики! – твердил он про себя, спеша к выходу.
Он боялся, что его могут остановить и отобрать назад деньги, поэтому спешил. Толстый господин, уже не скрывая свои карты, крикнул тому вслед.
– Недолго тебе радоваться, дурак! Прогадал-с ты! Твоя мастерская-с в три раза дороже-с будет. Да, и думаю-с, и с процедурой взыскания мы тянуть-с не будем.
– Опричников на Вас не хватает, Малюты! – огрызнулся разгневанный «московский князь», немного замешкавшись на выходе.
Он в суматохе толкал дверь от себя, искренно не понимая, почему она не открывается, а надо было лишь по-другому потянуть ручку.
– И помните-с, тут Вам-с не художественная академия, а частный банк-с, – продолжал ворчать директор. – Тут деньги не рисуют, тут деньги зарабатывают. Прошу-с потом-с вести себя достойно-с. Без истерик-с!
Наконец художник открыл дверь и перед тем, как выбраться на улицу, сделал издевательский реверанс кассирше, выдавшей ему займ.
– Мое почтение, мадам! – сказал он на прощанье. – Заходите как-нибудь на огонек. У меня еще осталось пару угольков.
– Пшли-с вон! – завопил директор, брезгливо морщась, не желая больше слушать ехидство клиента. – Пшли-с вон!
Затем толстяк хлопнул в ладоши и прокричал:
– Закрываемся, девочки! Все-с могут быть свободны-с.
Но все это было излишним. Все только и ждали, чтобы покинуть помещение. И в приглушенном свете мимо директора быстро замелькали тени спешащих сотрудников, и скоро в банке никого не осталось. Лишь кассирша в красном крутанулась на кресле, дважды показывая боссу свою татуированную спину. В ее руке уже было заявление об увольнении по собственному желанию, и она положила его в ящик кассы и выдвинула наружу.
– Сегодня-с, наверно, затмение-с на солнце. Один-с псих прямо на улице-с наскочил-с, чуть с ног-с не сбил. А этот-с с бородкой Опричниной стращает-с!
Поросячьи глазки толстяка пытливо пробежались по заявлению, пока кассирша терпеливо ожидала свой вердикт.
– В Париже сейчас мода-с на мини-юбки, – сказал, наконец, директор банка, – даже господствуют-с футуристические образы-с. Но согласитесь, Катерина Андреевна, что в платье-с женщина смотрится куда-с привлекательней-с. Вы меня сегодня-с очень удивили-с с этими Вашими-с фокусами-с… Как Вы его-с пригвоздили-с, как-с… это надо-с было видеть-с!
Затем он на глазах изумленной кассирши разорвал ее заявление на несколько маленьких кусочков.
– Сегодня-с, Вы были на высоте-с, Катерина Андреевна. Пожалуй-с, пришло время-с поговорить-с о повышении оклада-с.
Кассирша отрицательно покачала головой.
– Дело не в зарплате, Вениамин Кристофорович, а в перспективах. Мне все осточертело, – и она повела ребром ладони по горлу. – Сидеть в душном офисе все дни напролет и заниматься раскулачиванием населения, увы, но это не моя стезя. Я Вам еще сегодня за обедом говорила об этом, что собираюсь уходить, но сейчас вдруг поняла, что надо действовать решительно.
И кассирша потянулась за новым листком бумаги, чтобы еще раз написать заявление.
– Я Вас не узнаю-с, – промяукал ласково босс, все еще теша себя надеждой удержать такую ценную работницу. – Вы с нами столько лет, и до этого Вас все устраивало-с. Ну-с с зарплатой мы решим-с. Чего же Вы еще хотите-с? Какие Вам нужны перспективы-с?
– Честно говоря, я сама еще не определилась. Мне хочется, но чего не знаю.
– Тогда не спешите-с увольняться. В других местах не лучше, поверьте-с мне. Может-с быть, Вы просто утомились? Берите-с неделю-с отпуска за свой счет-с. И непременно-с возвращайтесь отдохнувшей-с, посвежевшей-с, и тогда мы все обдумаем-с на свежую голову-с.
Голос толстяка стал мягче и добрее, в нем появились нотки понимания и тревоги, он не хотел терять свою лучшую работницу, и Катерина Андреевна на минуту задумалась, собираясь с ответом. Она оторвала взгляд от листка бумаги, которого уже коснулась ручка, и, посмотрев на своего босса, еще раз убедилась, как может он убедительно и даже в некоторых случаях внушительно влиять на людей.
– Я еще хочу-с сказать, что Вам очень идут такие длинные в пол платья-с, – сказал он, вздернув руку, и посмотрел на часы.
– Спасибо, Вениамин Кристофорович. Мне кажется, сама женщина чувствует себя в нем по-другому, – и кассирша опять положила в ящик заявление. – Я мини не люблю, моя длина до середины икры, но каждому свое, – и она слегка приподняла подол платья, словно любуясь им.
– Признаться честно-с, мне вот так просто-с жаль-с терять такую красоту-с, я очень расстроен Вашим поспешным решением-с. Но коли Вы настаиваете-с и наш офис Вам-с опротивел-с… Что-ж… Мы можем сотрудничать-с и по другим вопросам-с.
– По каким же? – удивилась Катерина Андреевна, думая, что ей сейчас предложат любовную интрижку на стороне.
Уж от толстяка, вечно равнодушного к ней, она никак не ожидала этого под конец занавеса. Она знала о его пристрастиях к БДСМ и сама лично видела приходящих к нему прямо в офис длинноногих проституток в собачьих ошейниках, эксклюзивных сбруях и с настоящими плетками для экзекуции.
– Я слышал-с, что Михаил Александрович много работает-с… – начал издалека толстяк, потирая свои пухлые ладони.
– Да, в последнее время мы даже редко видимся… – вздохнула Катерина Андреевна.
– Я слышал-с, что своими новаторскими разработками-с против «неизлечимых-с болезней» он запугает всю мировую-с фармацевтику.