Дарья Рябинина о людях Сибири

у них была сильно злая. Никого не трогала, а ее, Дашку, просто

ненавидела.

Невестка ее подоит и скажет:

– Отгони, Дашутка, на болото.

А Дашутка станет гнать, а корова ее гонит. Хорошо, что молодая да быстрая, выскочит вперед и мчится, сломя голову, а корова за ней. Отелится поздно и отсиживается дома, а раз дома, то пасут

на болоте за деревней, вернее, не болото, а широкий выгон – телят

там пасут, гусей, больных коров и после отела.

Дашка сама ее так приучила – станет гнать, боится – бежит

вперед. Корова за ней. А доходят до конца деревни, Дашка отскакивает в сторону, корова идет спокойно прямо к скоту и пасется.

Вечером тоже, не успеет крикнуть, как корова поднимает голову и

мчится прямо на нее. Дашка видит: корова близко – с места рванет

сразу на пятой скорости и до самых ворот своих. И бегут обе – кто

кого перегонит, кто вперед до дому добежит. Такие прогулки удивляли всех, так как увидят их вдвоем – шарахаются в какие попало ворота,лишь бы их они не тронули.

Если Дашка подбегаетьк воротам и калитка закрыта,то уж некогда её открывать – тогда Дашка нырь под ворота а корова тут как тут – рогами в доски бум-м, со

всего размаха. Но вот несколько раз захватывать стала и у ворот,

тут уж люди, кто видит, ругаться стали: запорет девчонку, что они

дурака валяют, игрушки нашли? Если уж будучая такая, тут ведь

люди кругом и ребятишки бегают. Кого-нибудь может этак вот

пропереть или закатать, напугать. Некоторые смеялись, особенно

ребята: вот мчатся наперегонки, никого не трогает, а ее одну – то

ли играет, то ли закатать хочет?

До отца не доходило, что это серьезно или нет, он тоже смеялся. Во дворе-то она ее не трогала, ведь ходила же она мимо – и

поила, и сено кидала – ничего, а на улице – все!

Но однажды шел отец откуда-то и вдруг летят – Дашка впереди, корова за ней. Только подбегает Дашка до ворот, как хлоп ворота-то закрыты! Кинулась под ворота – и подворотня заложена.

Дашка – на забор, да возьми и сорвись! Шмякнулась и подняться не может, а та и давай рогами подтыкать, а мычит по-бычьи,

странно так. Испугалась Дашка, да как закричит благим матом.

Бегут люди, соседи с палками, а отец уже тоже подрыгал на своей

деревянной ноге, как учешет батогом по бокам – а она хоть бы что,

даже глазом не повела. Как прыгала возле девчонки, так и прыгает, подтыкает.

Выскочил, напротив жил, сосед огромного роста, с вилами, как

ткнет ее в бедро – она сразу кинулась бежать. Ворота уже открыли

и она нырнула туда, гляди – снова воротилась и опять летит на улицу. Кровь хлещет из бедра, а соседи кричат: «Пусть, так и надо ей,

будет знать, дура рогатая, зачем своего же обидела, у-у она, она,

теперь каждый день будет так, пока не проколет насмерть.

Кто кричит: «Убрать ее, кто – ничаво, обмелится, девку не посылай только. Но кого же больше, как не ее?

– Я не видел, – сказал отец, – вроде смирная была, да жалко,

молочная шибко корова, такой не найдешь сразу.

Эту корову сбыл, купил другую – детям без молока не жизнь в

деревне.

– Не гоняй ее так, приучишь, смотри и эту.

Но эту не пришлось так гонять, ее невестка утром забирала в

пять часов в общий табун на целый день. Вечером, в восемь часов шли встречать её,но не успеешь,значит не найдёшь,она пошла

по чужим огородам шастать, капусту объедать. Горе, а не корова.

Найдет ее Дашка и плетется с хворостиной сзади: «Околела бы

ты, дура пузатая!»

Стыдно вроде идти сзади, все смотрят, а пацаны: «Тю, отбегала, идешь как панева, ха-ха!»

– Дурак, – плюнет на него Дашка и отвернется с обидой.

Отец не пускал Андрея на улицу вечерами, хотя стал уже он

мешаться между взрослыми парнями.