Последний солдат Третьего рейха. Дневник рядового вермахта. 1942-1945

Он бы мне ни за что не поверил. Ведь мой наставник принадлежал к победоносным войскам союзников. Все они корчили из себя героев, подобно французским солдатам, которых я встречал после войны. Только победителям дано право рассказывать истории. Поверженные же – к тому времени превратившиеся в ублюдков и недоумков – должны были молчать о своих воспоминаниях, страхах и радостях.

Положение дел в первую ночь отступления затруднял ливень, потребовавший от нас с Эрнстом акробатических трюков. Ведь временами нам приходилось следовать своим ходом по дороге, прокладываемой танком. Без него мы ни за что бы не выбрались из этой трясины. Танкист раздраженно давил на акселератор, время от времени таща за собой «татру», которая, казалось, готова развалиться надвое. Гусеницы танка превращали землю в сироп, а дождь делал из него суп. Ветровое стекло залепило грязью, Эрнсту приходилось вылезать и бежать вперед, чтобы вытереть его руками.

Лишь небольшая часть фар оставалась чистой от грязи; но вскоре их полностью залепило грязью, и не стало видно даже танка, хотя он двигался от нас не более чем в пяти метрах. На дорогу наш грузовик танк вытягивал несколько раз, и каждый раз, когда это происходило, я думал, не отвалились ли еще передние колеса.

А в кузове раненые уже больше не стонали. Может быть, они все умерли – какая теперь разница! Конвой неумолимо двигался вперед; лучи поднимающегося солнца освещали изможденные лица солдат. Порядка не было никакого. Отстаем ли мы от графика или опережаем – это уже не важно. Неожиданно водитель танка свернул направо с дороги, которую даже на танке теперь пройти стало невозможно, и поехал по обочине, подминая под себя кусты.

Наш грузовик, колес которого было уже не видно из-под облепившей их грязи, протащило вперед с беспомощно тарахтящим мотором. Затем все остановилось. Это была уже вторая остановка с тех пор, как мы отправились в путь. Однажды мы уже останавливались ночью для заправки. Солдаты выпрыгнули из танка прямо на сломанные ветви. Зад их жег раскаленный двигатель, а остальные части тела замерзали под холодным дождем. Возникла стычка между фельдфебелем из саперных войск и командиром танка. Обмен любезностями чуть не привел к драке. Остальные воспользовались передышкой, чтобы подзаправиться.

– Часовой перерыв! – прокричал фельдфебель, взявший на себя командование отрядом. – Пользуйтесь им на всю катушку.

– Да пошел ты, – рявкнул танкист, который не желал выслушивать приказы новоиспеченного командира. – Мы отправимся, когда я хорошенько высплюсь.

– К утру мы должны быть в Белгороде, – произнес фельдфебель стальным голосом. Ему явно не давала покоя мечта стать офицером. Затем, положив руку на пистолет, висевший сбоку, он добавил: – Отправляемся по моему приказу. У меня звание выше, так что придется подчиниться.

– Пристрели меня, если хочешь, и сам поведешь танк. Я два дня не спал, а сейчас ни за что не сдвинусь с места.

Фельдфебель залился краской, но смолчал. Затем повернулся к нам:

– Вы двое! Вместо того чтобы спать на ходу, помогли бы раненым. У них тоже есть нужды.

– Вот именно, – произнес танкист, явно искавший неприятностей. – А когда они закончат, герр фельдфебель вытрет им задницы.

– Смотри у меня, я подам рапорт, – сказал фельдфебель, тяжело дыша. Он даже побелел от гнева.

Несмотря на тряску, раненые, лежавшие в кузове, были еще живы. Они не издавали ни звука, а бинты пропитались свежей кровью. Борясь с усталостью, мы помогли устроиться поудобнее всем, кроме одного, у которого не было обеих ног. Все они просили пить, и мы, не зная, как это опасно, дали им столько воды и спиртного, сколько они просили. Этого, конечно, нельзя было делать: вскоре двое умерли.

Мы похоронили их в грязи, отметив могилы палками с надетыми на них касками. Затем устроились с Эрнстом в грузовике, намереваясь хоть немного поспать, но сон не шел, и мы лежали просто так и говорили о мире. Через два часа командир танка дал приказ об отправлении – как он и говорил. Прошла половина утра. Стоял ясный день, с деревьев медленно падали крупные хлопья снега.

– Ха! – сказал танкист. – Генерал сбежал, пока мы спали. Наверное, захотел прогуляться!

И действительно, фельдфебель исчез. Может быть, его подвезли в одном из грузовиков, прошедших мимо, пока мы отдыхали.

– Этот подонок составит рапорт, – кричал танкист. – Ну, если я его найду, то дух из него выбью, как из проклятого большевика.

Некоторое время ушло у нас на то, чтобы выбраться из кустов, в которые мы съехали. Но уже через два часа мы въехали в деревню, название которой стерлось у меня из памяти; она была расположена в тридцати километрах от Белгорода. Повсюду кишмя кишели солдаты различных родов войск. Улицы в селе совершенно прямые; дома низкие, а крыши напоминали головы без лба: волосы сразу перерастают в брови. Двигались повозки с оборудованием, покрытым грязью. Бежали солдаты, искавшие свои полки. Дорога стала ровнее.

Мы отцепились от танка и взяли с собой десять саперов, ехавших на нем. В конце концов я остановил грузовик и стал искать свою роту. Двое военных сказали мне, что она ушла по направлению к Харькову, но не были в этом до конца уверены и порекомендовали обратиться в центр перенаправления, организованный в трейлере. В нем находилось три офицера. Когда, наконец, удалось привлечь их внимание, мне влетело за то, что я отстал. Они бы послали меня в трибунал, если б было время. Царила полная неразбериха; пехотинцы с криками и смехом занимали русские избы:

– Лучше уж поспать, пока все утрясется.

Им нужен был сухой угол, чтобы прилечь, но в каждую избу набилось столько, что для самих русских, которые в них жили, почти не осталось места.

Я же не знал, что предпринять, и стал искать Эрнста, который пошел в полевой госпиталь, и к «татре» вернулся с медиком, осмотревшим раненых.

– Еще продержатся, – сказал врач.

– Что? – спросил Эрнст. – Но мы уже похоронили двоих. Вы хоть бы перевязали их.

– Не говорите глупостей. Если я напишу, что им срочно требуется помощь, они проваляются на улице, ожидая своей очереди; вы раньше доберетесь до Белгорода – заодно не попадете в западню, которая тут явно намечается.

– Положение тяжелое? – спросил Эрнст.

– Да уж.

Таким образом, мы с Эрнстом оказались ответственными за судьбу двадцати раненых, некоторые из которых были в тяжелейшем состоянии; они несколько дней ожидали первой медицинской помощи. Мы не знали, что ответить солдату, который, корчась от боли, спросил, скоро ли мы прибудем в госпиталь.

– Отправляемся, – произнес, нахмурившись, Эрнст.

Может, он был и прав.

Я провел за баранкой всего несколько минут, когда меня хлопнул по плечу Эрнст:

– Давай, малыш, останавливайся. Если так пойдет и дальше, прикончишь кого-нибудь. Я поведу сам.

– Но ведь я должен вести, Эрнст. Я ведь числюсь в подразделении водителей.

– Не важно. Ты нас отсюда не вывезешь.

Это была чистая правда. Хотя я старался изо всех сил, грузовик бросало с одной стороны дороги на другую. По обеим сторонам дороги шли тысячи солдат.

Мы добрались до выезда из деревни, где выстроилась длинная очередь грузовиков, ожидавших заправки. Проехав вперед, мы, не обращая внимания на очередь, стали заправляться. К нам подошел жандарм.

– Вы почему не ждете, как остальные?

– Мы должны немедленно отправляться, герр жандарм. У нас раненые.

– Раненые? Тяжело? – Как и любой полицейский, он говорил недоверчивым тоном.

– Конечно.

Полицейский просунул голову под брезент:

– А мне кажется, что им не так уж плохо.

Раздались ругательства. Раненые пользовались своим положением, чтобы оскорбить жандарма.

– Ты, сукин сын, – проревел один, у которого оторвало часть плеча. – Вот таких мерзавцев и надо посылать на фронт. Пропусти нас, или я придушу тебя здоровой рукой.

Превозмогая боль, пехотинец поднялся, отчего с его лица отлила кровь. Казалось, он вполне может привести угрозу в исполнение.

Жандарм покраснел; его нервы не выдержали вида двадцати калек. Положение полицейского в крупном городе, который отчитывает буржуя за то, что тот проехал на красный свет, совершенно несравнимо с положением военного жандарма, который имеет дело с ветеранами, держащимися руками за кишки. И сами они, может быть, выбили кишки из противника. На лице жандарма появилась улыбка.

– Проваливайте, – сказал он тоном человека, которому на все плевать. Когда грузовик двинулся, он добавил: – Отправляйтесь, помрете где-нибудь еще.

Было трудно получить даже тридцать литров бензина, и, когда мы залили горючее, наша огромная машина тут же проглотила его. Но мы были рады и этому, лишь бы убраться подобру-поздорову. Дорогу пытались привести в нормальное состояние, но все равно остались еще участки непокрытой земли, превратившиеся в ужасные выбоины, которые надо было избегать любой ценой. Мы ехали и по шоссе, и по обочине, в зависимости от обстоятельств.

Справа от нас шла, как видно, еще необстрелянная часть. На солдатах было новое обмундирование. Нас остановил еще один отряд жандармов, проверивших документы. Они осмотрели грузовик, проверили наши удостоверения и место назначения… Вот последнее-то должны были назвать нам сами жандармы. Один из них взглянул в справочник, висевший у него на шее, и пролаял: направляйтесь в Харьков.